Источник этот испокон веков в Срединном Мире существует, для разных нужд его используют. Только источник этот не постоянный. С определенной периодичностью в нашем мире появляется. Коль исполнить всё в точности, расцветёт на одно лишь мгновенье цветок, красоты в Срединном Мире, мире Яви, невиданной.
Вот тут-то, голуба моя, и хватай удачу за хвост желай не хочу. Этот цветок похлеще Ивано-купальского папоротника сюжет закрутит. Ни тебе чистота помыслов, ни низменность страстей желающего на качество исполнения не влияет. Фикус-цвет всё воплотит, что только в Срединном Мире отыскать мыслимо. Любое желание исполнит, это факт. Только что в ответ просителю за это отдать придется, даже я предсказать не берусь!
Пока длилось удивительное повествование, дворничиха незаметно увлекла Альку на скамейку, и они уселись среди разлапистых кустов цветущего шиповника. Авоську с присмиревшими курами дворничиха расположила рядом на траве. Алькин пёс уже давно улегся неподалёку, и теперь сторожил завёрнутых в бумагу кур, тихонько порыкивая на слишком близко подбиравшихся ворон. Алька глядела на дворничиху во все глаза, почти не моргая и очень сдерживалась, чтобы не завалить её градом возникших вопросов.
Алевтина, ты глаз-то притуши, поморщилась дворничиха. Про взор твой стальной, исподлобья, знаешь, небось, что во дворе говорят?
Конечно, Алька отлично знала. Она мгновенно потупилась, и вся обратилась в слух, чтобы понапрасну не раздражать Зою Артёмовну и не упустить ни единой подробности.
Дворничиха тем временем продолжала свою речь, словно споря с Алькой, хотя та на протяжении всего повествования так и не проронила ни единого слова:
Говорю же тебе, Алевтина. Не просто так баба Зоя озорничает. Ну, дала я Бродяге твоему нитку, и что с того? Фикус-цвет лишь в мире Яви желания исполнять может. Далее, и Зоя Артёмовна нервно стрельнула чёрными угольками вверх-вниз, ни в Правь, ни в Навь, не добивает, как ни старайся. А нынче больно много залётных тут околачивается, так пусть пока фикус-цветом займутся. А Хранители, глядишь, и измыслят что-нибудь.
И вот что ещё я тебе скажу, голуба моя. Что они там, Хранители-то, мать их за ногу, думаешь много бы без меня наохраняли? Я, можно сказать, тоже Равновесие в Мироздании помогаю поддерживать! и она гордо вздёрнула подбородок вверх. Недооценивают просто, клевещут, как могут. А оно, голуба моя, ажно до слёз порой обидно бывает. С этими словами, всхлипнув, дворничиха театрально, рывком подхватила с земли авоську, чем переполошила задремавшего было рядом керри-блю. Марик немедленно вскочил, громко огрызнулся на Артёмовну и вдруг стремглав помчался по направлению к центру сквера. Она же, лихо поднявшись со скамейки, и не обращая больше никакого внимания на оторопевшую Альку, уже явно вознамерилась проследовать к дому.
Вдруг, как по невидимой команде, она с тяжёлым вздохом плюхнулась обратно и неожиданно скрипуче заголосила:
Ооой! Диииима! Идёт, милочек мой, домой торопится. И где ж только девку-то такую себе отхватил? тут дворничиха зацокала языком. Ох и хороша девка!
Места надо знать, раздался в ответ тихий, но твёрдый голос Алькиного отца. По тропинке к ним неспешно приближались Алькины родители. Шли с автобусной остановки, возвращаясь с работы. Мама держала папу под руку, а он что-то тихо говорил ей на ухо, слов было не разобрать.
Это была на редкость красивая пара. Женаты уже более пятнадцати лет, они все ещё сохраняли нежность и уважение друг к другу. Дмитрий, Алькин отец, был физиком-ядерщиком. Высокий, широкоплечий, голубоглазый, с густыми тёмно-каштановыми волосами, всегда очень модно и аккуратно одетый, он неизменно привлекал к себе восхищённые взгляды многих женщин. Но Алькиной маме никогда не приходилось волноваться и переживать за него, он целиком посвящал себя семье и, как он сам говорил, главным женщинам своей жизни Наталье и Альке.
Наталья, мама Альки, была ослепительной красавицей. Каскад пышных золотых вьющихся волос, белозубая улыбка, огромные зелёные глаза в обрамлении пушистых длинных ресниц делали её внешность яркой и незабываемой. Чёрные изогнутые брови придавали лицу слегка надменное выражение. На чётко очерченных ярко-вишнёвых губах часто играла загадочная улыбка. Она работала в научно-исследовательском институте, в отделе государственной стандартизации, обожала театр и виртуозно играла на фортепьяно. Точёную фигурку с осиной талией она предпочитала подчеркивать модными джинсами либо специально сшитыми у портнихи элегантными юбками-годе. Во дворе Наталью так и прозвали наша кинозвезда.
Марик уже радостно прыгал вокруг хозяев, поскуливал и вилял всем туловищем, поочередно приветствуя то одного, то второго. Наталья наклонилась к Марику. Тот, привстав на задние лапы, передние положил ей на плечи, и, не переставая вилять хвостом, норовил лизнуть прямо в нос. Словом, всем видом демонстрировал высшую степень собачьего счастья.
Мам, пап, привет! А я и не заметила, как вы подошли. Зато Марик, как всегда, вас издалека почуял. Что-то вы рано сегодня.
Пойдём, Аля, отец решительно кивнул Альке, предварительно одарив Зою Артёмовну полным непонимания взглядом. Марик, домой, скомандовал он псу, и, опять взяв Наталью под руку, не оглядываясь, направился к подъезду. Алька встала со скамейки, попрощалась с непривычно притихшей дворничихой и поспешила вслед за родителями.
На кухне Алькина мама жарила картошку, и запах любимого блюда приятно щекотал ноздри, пока отец беседовал с Алькой, сидя за обеденным столом. Он заметно волновался.
Аля, сколько раз я тебя просил не поддерживать никаких разговоров с этой женщиной. Она не так безграмотна и безумна, как многие здесь о ней думают. В конце концов, её Шерхан очень злобное создание, а зная её, я не удивлюсь, что она может его и на человека натравить. О чём конкретно и как долго вы с ней говорили?
Альке было удивительно слышать такие слова от всегда спокойного и уравновешенного отца. Он действительно несколько раз предупреждал её не связываться с дворничихой и никогда не верить в те россказни, которые Артёмовна плетет соседским ребятишкам. Но раньше отец всегда произносил это полушутливым тоном, и она никогда не предполагала, что разговор может принять столь серьёзный оборот. Врать ей не хотелось. Кроме того, делала она это всегда неумело и потом очень стыдилась своего обмана. Тем не менее, она никак не могла отважиться поведать отцу о вдруг полетевшей хозяйке миттеля, дёргающихся куриных лапах, фикус-цвете и прочих странностях, связанных с дворничихой. Как до этого никогда не решалась заговаривать о Бабе-яге воспитательнице детского сада, Танцующем Бродяге или огненных змейках Марьи Сергеевны. Единственным человеком, с которым она готова была этим поделиться, был Волька. Для отца надо было срочно изобрести какую-нибудь более или менее правдоподобную небылицу. И сделать это надо было как можно скорее, так как Алькин отец был человеком крайне проницательным, провести его было не так-то просто. На прямые вопросы он всегда незамедлительно требовал прямых ответов, и каким-то образом сразу понимал, когда ему врут.
От скорой расправы Альку спас неожиданно громко задребезжавший телефонный звонок. Отец снял трубку, вежливо пробормотал в неё: «Конечно, сейчас», и передал трубку дочери. Алька радостно вскочила со стула.
Аля, куда? Картошка же остынет! Алькина мама как раз поставила перед Алькой цветастую тарелку с дымящейся жареной картошкой, двумя пышными котлетами и пупырчатым солёным огурцом. Самая любимая Алькина еда она могла проглотить всё за три минуты и тут же положить себе добавки. Но в этот раз она так обрадовалась возможности ненадолго улизнуть от неприятного разговора, что даже не обратила внимания на призывный аромат, исходивший от поставленного перед ней угощения. Она стремглав кинулась в гостиную, чтобы снять трубку там. Радиотелефонов в 1986 году ещё не появилось, и люди обходились аппаратами с дисковым набором номера и длинным проводом (чтобы можно было, держа в руках телефон, беспрепятственно перемещаться по комнате). Как правило, в каждой комнате, не исключая кухни, стояло по аппарату. Чем Алька немедленно и воспользовалась. Схватив трубку в гостиной, она громко сказала: