Я выглянула в окно своей спальни, откуда был виден только один койот, но там находились и другие, невидимые. Тот, которого я разглядела в темноте, стоял на самом высоком холмике, примерно в пяти сотнях футов от меня. Зверь оказался более поджарым, чем я себе представляла. Я смотрела на койота, потом он посмотрел на меня, и тогда этот звук внезапно прекратился. Такая мирная картина. Ветра не было, и ничто вокруг не шевелилось, словно это был не ландшафт, а пейзаж, написанный маслом. Потом животное задрало голову, разомкнуло челюсти и издало вой, подобный скрежету камней, трескающихся в пламени. К нему присоединился хор незримых подпевал.
Я обежала весь дом, захлопывая окна. На травяном пятачке увидела свет, зажегшийся в халупе Леонарда. Изнемогая от жары, содрала с себя платье и впервые заметила кондиционер на стене между первым и вторым этажами. Риелтор сказала мне, что кондиционера в доме нет. Вероятно, он просто не работал, но я подтащила к двери обеденный стол. На стол взгромоздила стул и взобралась на него. Стоя на цыпочках, можно было достать до выключателя. Дважды я чуть не свалилась. Потом дотянулась, щелкнула выключателем, и аппарат заработал с приятным рокотом. Сперва запахло осыпавшейся краской, но вскоре я ощутила прохладный воздух. Я была так счастлива, что заплакала.
Из жестянки для рецептов с узором в ромашку, стоявшей рядом с тостером, я извлекла две 10-миллиграммовые таблетки амбиена[8]. Раскусила одну пополам. Полторы таково было мое волшебное число для большинства таблеток. Больше необходимого, но при этом не слишком много.
В своих снах я редко бывала так одинока, как в жизни. Я носила бейсболки, и со мной был ребенок, почти всегда девочка. Во сне мои груди ныли, словно отяжелевшие от молока. Девочка была слишком большой, чтобы питаться моим молоком, но у меня всегда присутствовало ощущение, что я укладываю дочку в постель с собой, притягиваю к груди. Кровать стояла у окошка-бойницы в каком-то греческом или итальянском прибрежном городке. Ребенок был в белом платьице и почти всегда в опасности. В других снах мы радостно ели еду, купленную в закусочной, пока внезапно за нами не останавливалась машина, и я понимала, что кто-то приехал, чтобы забрать у меня дочь. Я просыпалась с назойливой тихой болью: мне не хватало чьего-то смеха. Но было еще и облегчение. Мне не надо ни о ком заботиться. Некого бояться потерять.
В первое утро в Каньоне я проснулась оттого, что кто-то колотил в дверь. Судя по звуку, стучать начали задолго до того, как я это осознала. Однажды так будил меня Вик. Он сказал, что подумал, будто я умерла. Я несколько дней не отвечала на его звонки. Когда я открыла дверь, Вик смутился, но при этом злился. Потом, отослав его и взглянув в зеркало, я поняла почему. У меня под глазами растеклась тушь. Рот казался истерзанным поцелуями. Я ни с кем ничем не занималась накануне ночью, но Вик бы мне не поверил. Ему отчасти хотелось думать, что я с кем-то была.
Бах-бах-бах-бах. Пауза, а потом еще четыре удара.
Из открытого чемодана на полу я вытянула колючий свитер длиной по колено. Открыла дверь и обнаружила за ней старика.
Он явно был зол, но потом моргнул. Опустил взгляд на мои длинные ноги.
Джоан, сказал старик.
Я кивнула и прищурилась. Когда я под амбиеном просыпалась слишком рано, внутри всегда рождался дрожащий ужас: с кем я трахалась вчера вечером, что ела?
Я Леонард.
Приятно познакомиться.
Извините, кажется, я вас разбудил.
Все в порядке?
Ну сказал мой собеседник, протискиваясь в дом без приглашения. Леонард опирался на тросточку. На нем были стариковские кроссовки, бежевые «нью-бэланс». Тростью указал на кондиционер. Этим прибором, сказал Леонард, пользоваться нельзя. Это очень опасно. В нем есть асбест. Он вызывает рак. Кондиционер небезопасен, и фильтр в нем ни разу не менялся. Этот агрегат не одобрен городской службой.
Ага, сказала я. Тогда почему он здесь висит?
Давно нужно было его снять. Разве вы не видели в договоре аренды упоминания насчет кондиционера?
Я думала, что все договора пишутся по стандарту.
Ну да, это стандартный документ, но у всех договоров есть условия.
Леонард сказал это таким тоном, словно я была тупицей.
Одно условие насчет кондиционера, продолжал он. Другое насчет животных. Животные женского пола должны быть стерилизованы.
Из-за койотов, понимающе кивнула я. Риелтор Кэти объяснила этот момент подробно. Она сказала, что любую тварь в течке койоты порвут в клочки. Дала мне инструкции насчет того, как утилизировать тампоны. Складывать их сразу в три пакетика для собачьего дерьма.
Леонард кивнул. Я поставила стул на стол.
Что это вы делаете? нервно спросил хозяин дома, когда я взбиралась на неустойчивую конструкцию. Не делайте этого, сказал он, я попрошу Кевина выключить кондиционер.
Кевин, наверное, спит. Он всю ночь записывает музыку.
Я проговорила это, балансируя на шаткой спинке. Белья на мне не было, и я ощущала взгляд старика между своими бедрами, словно язык пламени.
Когда я слезла, Леонард пыхтел так, словно сам карабкался по стульям. Какой дешевый мелкий ублюдок, подумала я. У нас общие счета. Вот причина, по которой он не хочет, чтобы я пользовалась кондиционером. А я не могла предложить доплату. В моей жизни случались периоды, когда я покупала что-нибудь в каждом магазине, в который заходила. Я приобретала мебель, большие эдисоновские лампочки для старинных чугунных светильников. Я покупала музейные вакуумные пробки для вина, хотя мне ни разу не случалось не допить бутылку в тот же вечер, когда она была откупорена. Но наступил совсем другой период. Я должна была выключать старые кондиционеры. Я должна была страдать от причуд сломленных стариков.
Вот, сказала я. Все в порядке.
Извините, что я вас разбудил.
У Леонарда были славные мягкие волосы и лицо патриция, но на самом деле он был просто очередным мужчиной, способным учуять на мне этот дух утрату отца.
Я опаздываю на прослушивание, так что мне все равно надо было вставать, соврала я.
Леонард все еще кивал, когда я закрыла дверь у него перед носом.
Глава 5
Лицо Элис в том журнале подтвердило все, чего я всегда боялась. Она была красивее. В дороге, остановившись передохнуть в Аламогордо, я услышала, как четырехлетняя девочка говорила своей матери, что мама ее подружки «красивше». Мать девочки улыбнулась и сказала: да, мама Ванны действительно хорошенькая. Нет, возразила девочка, она красивая.
После того как убрался мой жестокий мелочный арендодатель, я оделась. Нанесла одинаковый розовый бальзам на щеки и губы. Я старалась выглядеть привлекательно, но знала еще до личной встречи с Элис, что она была и всегда будет красивше.
Мысль о том, чтобы столкнуться с этой женщиной лицом к лицу, была почти невыносима. Мне хотелось откладывать и откладывать встречу бесконечно. Но я не могла. К тому моменту решение уже стало необратимым. Встреча с Элис должна была стать ключом не к моему выживанию, а к твоему. Иногда ты всего лишь дымчатое привидение, как марево, которое поднимается от щебеночного покрытия перед машиной. Я не провела еще и двух дней в Каньоне, а ты уже начала свое существование. Я не могла разглядеть твою форму, но чувствовала, что ты ускользаешь от меня. Я ощущала, что кто-то что-то оттаскивает меня от тебя. Тянет меня в белую комнату, в то время как я ору, требуя тебя. Верните ее мне!
Я сожгла бы весь мир, только бы получить тебя обратно. Но что, если бы не смогла?
* * *
Лос-Анджелес оказался и более примечательным, и менее красивым, чем я ожидала. «Кайенны», узкие улочки, костлявые женщины и атмосфера снобской таинственности. Величественные особняки Беверли-Хиллз при ближайшем рассмотрении выглядели отвратно: с них слезала краска, и все казалось пустым, словно внутри в эту самую минуту умирали некогда знаменитые актеры.