Студент, значит, остро глянул он на Андрея. Ясно. А то смотрю прямо господских кровей ты, парень. Породу ее видно.
Отец у меня известный врач, понимающе кивнул Лагинский. И я по стопам его пошел прослушал три курса на медицинском. Работал в больнице заразился тифом, еле выкарабкался. Вот и решил немного отойти на родительских харчах.
Понесло тебя. Нашел времечко, с осуждением сказал Быховец, возвращая документы.
Да откуда знать-то было, что Врангель попрет. И что будет завтра. Время идет крутое.
Крутое? это слово понравилось Быховцу. Хорошо сказал. Слушай, студент, оживился он, пойдешь к нам доктором? Да ты не бойсь, ненадолго. Доберемся до наших, и езжай в Ростов. Куда ты сейчас, а если к белякам попадешь? Шлепнут как шпиона, у них разговор короткий. Понимаешь, фельдшера нашего убило, хороший был мужик, знающий. Осталось несколько санитаров, да они что перевязывать только могут. А у меня тяжелораненые. Паек тебе крепкий выдам. Ну как?
Лагинский удивленно поднял брови, в растерянности пожал плечами, но немного помедлив, согласился.
По коням! раздалась команда, и через четверть часа отряд тронулся в путь.
Доктор у нас, не смотри, что молодой, говорил, трясясь на телеге пожилой боец с
забинтованной головой своему лежащему рядом товарищу, раненому в ноги. Не успел ко
мне прикоснуться, а уж легше стало. Не заметил, как перевязал.
Точно, откликнулся товарищ, легкая у него рука. Тронет боль пропадает.
Ученый, говорят, вступил в разговор, поблизости смоливший цигарку санитар. Из Киева. Вишь, как он с тяжелыми даже не стонут теперича. Заснули. Чудно.
Августовская ночь покрыла уставшую за день от солнца, взрывов и тяжелого конского топота степь. Земля устала от войны и зарастала неприхотливым ковылем, равнодушно впитывающим людскую кровь.
На рассвете сводный отряд полковника Кротова, состоящий из донских казаков, бронедивизиона, роты алексеевцев и двух эскадронов Дикой чеченской дивизии, сняв притомившихся часовых, ворвался на хутор, где расположились на ночь бойцы Быховца. Выбегающие из хат красноармейцы падали под ударами сабель, проносившихся в сумраке всадников. Беспорядочно трещали выстрелы, гулко и ярко вспыхивали разрывы гранат.
Кучка бойцов во главе с Быховцом отчаянно отбивалась от наседавших кротовцев. Быховец, страшно ругаясь, в упор валил нападающих из двух наганов. Рядом, прикрывая командира, стрелял из винтовки его ординарец Горобко. Стараясь беречь патроны, меткими выстрелами держа противника на расстоянии, группа отходила к саду за хутором. В конце
сада начинался длиннющий овраг с многочисленными ответвлениями, а на землю наползал густой предрассветный туман. Был шанс уйти.
Вдруг Быховец, схватившись за грудь, коротко охнул, упал на колени и повалился на землю. Ординарец и еще кто-то из бойцов подхватили обмякшее тело командира и понесли вглубь сада. Горобко узнал в своем помощнике Лагинского. Врач быстро расстегнул окровавленную гимнастерку комполка и склонился на ним.
Ну что? срывающимся голосом спросил Горобко.
Лагинский ничего не ответив, отвернул лицо. Ординарец все поняв, тоскливо застонал. Подоспело еще несколько человек, и они вместе бегом, понесли тело командира, не обращая внимания на пули, щелкавшие по веткам и стволам яблонь.
В овраг, хлопцы! В овраг! сдавленно крикнул Горобко, замедлив бег, и Лагинский догадался, что ординарца тоже зацепило.
«Служба Контроля исторической стабильности и корреляции исследований сообщает: контактор Горобко И.Г., служивший в Хорезмском полку войск ОГПУ, погиб в мае 1933 года в бою с группой так называемых басмачей. Против действий исследователя возражений не имеется».
До оврага осталось метров двадцать, когда послышался стук копыт и из тумана вылетел всадник, наверное, один из казаков, находившихся в заслоне на пути предполагаемого отхода красных. Лагинский оттолкнул от себя Горобко и выхватил револьвер, выданный ему вчера Быховцом. Три пули тонко просвистели вплотную у забинтованной головы казака и сбили у него фуражку. Но вопреки расчетам Андрея казака это не испугало, наоборот, он зло крякнул и взмахнул шашкой. Лагинский напряг всю свою волю. Целевое экспресс-внушение подействовало моментально тот вяло опустил руку с клинком и застыл. За спиной Андрея грохнул выстрел, и казак, обмякнув, завалился на лошади. Почувствовав ослабленные поводья, животное отпрянуло от стоящих перед ним людей и всхрапнув, поскакало прочь, неся на себе свисающее тело.
«Служба Контроля исторической стабильности и корреляции исследований сообщает: контактор урядник Варащин Ф.С. убит 7 августа 1920 года при контрнаступлении Юго-Западного фронта Красной Армии. Контактор с 3 по 7 августа находился при обозе как легкораненый. В данных обстоятельствах его преждевременная гибель ощутимых последствий не имеет. Настоятельно советуем быть более внимательным».
Андрей обернулся. Горобко опустил винтовку и с настороженным любопытством, прищурившись, взглянул на Лагинского.
Вырыв шашками неглубокую могилу, бойцы похоронили своего командира. Здесь, в овраге, их собралось всего девять человек. Уже совсем рассвело и надо было уходить подальше от хутора. Договорившись держаться вместе, красноармейцы вывали на гимнастерку все винтовочные патроны и разделили их поровну. Лагинский, как единственный, кто имел револьвер, в дележе не участвовал. Он расстегнул ворот гимнастерки и, высвободив из-под нижней рубахи медальон, с жадным вниманием наблюдал за поведением людей. И хотя в их глазах и в тихом приглушенном говоре чувствовалась тревога, красноармейцы в основном были спокойны. Чем можно было удивить и напугать людей, которые воевали не один год. Смертью? Конечно, нет. Но, а поражение, даже в пределах армии, дело временное, не восемнадцатый год
Классовая ненависть. Как легко и глубоко въедается она в сознание, потому что смысл ее прост и ясен любому, недовольному своей жизнью, во всех горестях твоих виноваты они буржуи, помещики, офицеры, или быдло рабоче-крестьянское с комиссарами-горлопанами Уничтожить этих врагов, и сразу судьба твоя, да и твоего народа станет прекрасной. Главное найти, определить виновных. Сколько раз такое было в истории Но как сказал один умный человек: «В гражданской войне победителей не бывает».
Скрытое в медальоне микроскопическое устройство непрерывного действия записывало и снимало все, что видел и слышал Андрей.
Подарок матери, объяснил Лагинский, уловив любопытные взгляды. Он открыл крышку медальона и показал фотографию миловидной улыбающейся женщины.
Наверху послышался многочисленный конский топот и раздались громкие возбужденные голоса:
Оврагом они побегли, ваше благородие!
Акимов! Бери взвод и прочесать овраг! А вы, прапорщик, со своими по верху, и чтоб не одна сволочь
Слушаюсь, господин поручик.
Красногвардейцы переглянулись.
Уходим, только без шума, шепотом предупредил всех Горобко.
Но не прошло и получаса, как их заметили сверху. Со всех сторон затрещали выстрелы и Горобко с товарищами поняли, что им не прорваться.
Эх, влипли, братцы, тяжело вздохнул пожилой шахтер и метким выстрелом снял гарцевавшего у края оврага казака. Бей только в цель. Беречь патроны. Повоюем еще чуток.
Андрей не понимал, почему эти люди не хотели сдаваться положение было безнадежным. Все-таки плен возможность выжить. Но проявлять любую инициативу ему категорически запрещено.
Патронов было мало и все реже группа красных отвечала на беспорядочную пальбу белогвардейцев. Вздрогнул от пулевого удара между ребер и, удивленно повернувшись, привалился к склону оврага и обмяк, длинный худой боец, выронив из жилистых натруженных рук пахаря оружие с пустой обоймой. Еще один боец, сплюнув от досады, бросил бесполезное оружие. Вскоре патроны кончились у всех. Кротовцы, поняв это, перестали стрелять и с руганью бросились к ним. К угрюмой, тесной кучке людей ветеранам разбитого полка.