Она страстно, обжигающе целует. И почти сразу впивается мне в горло зубами. Сначала четыре тонких, но длинных и острых клыка неспеша, любя, пронзают кожу и плоть. Я чувствую это, как укол. Боль скоро нахлынет. И пройдет. Это пройдет быстро, шепчет нематериальный голос в голове. Челюсти сжимаются, клыки вонзаются глубже и сильнее. Она в экстазе, упивается жертвой, наслаждается каждым мигом, наливается энергией. Но не спеша, смакуя. В этом весь смысл
Вот она, боль! Как ни странно, но это помогло собрать остатки сил. Сил, которых не было. Снова во мне проснулся он некто безбашенный, отчаянный, неостановимый. Сдохнуть, но забрать ее с собой. Да, мы будем вместе Ладонь каким-то чудом нащупала рукоять. Вот он, крохотный, призрачный, нереальный и несбыточный шанс. Надо именно сейчас! Сейчас, когда тварь полностью охвачена процессом, в экстазе, и ни на что не отвлекается, овладевая жертвой. Сейчас!
Я вскинул руку с пистолетом.
Палец жмет спусковой крючок громыхает резкий выстрел, от которого она уже не может уклониться. Прямо в висок. В упор. Пуля с рунами бьет безжалостно, разбивая кость. Плотную, нечеловеческую. В меня брызгает чем-то темным и горячим, заливая лицо, плечи, грудь
Она резко поднимается словно не понимая, что произошло, и, кажется, вырывая кусок плоти из моего горла. Глаза ее наливаются болью. Черты лица искажаются страданием. Пуля не прошла навылет, хотя должна была. А она дергается, пытаясь понять, в чем дело, призвать свою магию. Но бесполезно. Через несколько мгновений глаза богини стекленеют. И она падает глухо, безжизненно. Навсегда.
Вот и все.
Я роняю пистолет. Пытаюсь вздохнуть. Закашлялся и выплюнул кровь свою. Попытался вытереть с лица ее, чужую. Накатила слабость, а тьма, которая окружала снаружи, и в которой я начал видеть без всяких приборов, видеть иным зрением, более глубинным, наконец-то пробралась внутрь и поглотила все.
Брат
Голос пробивался как сквозь вату. Глухо и вяло. Но я разбираю это одно слово.
Брат слышится громче. Потом еще какие-то слова. Не разберу, какие. Да и слова ли это тоже неясно. Туманище в башке. Отдает каким-то гулом.
Брат гул перерастает в странные волны, которые то ли укачивают, то ли пытаются встряхнуть. Голос становится еще немного громче. Потом, наконец, прорывается на полную катушку, в крик:
Брат!!! Очнись, ты, козлина живучая!!! Не вздумай умирать, слышишь?! Очнись я сказал!!!
Что? хрипло выдавил я, и удивился тому, как слабо это прозвучало, и потонуло в кашле. Потом удивился, что вообще прозвучало. Степаныч что-то прижимал к моему горлу, с трудом переводя дыхание.
Живой, облегченно сказал Серега. Раненый, побитый. Но тоже живой.
А куда ж он денется, с наигранной бодростью ответил Степаныч. Этого гаденыша хрен убьешь, да, брат?!
Не дождешься снова хрипло, давясь, выдавил я. На этот раз постарался бодрее. Но старания тщетные. Чувствовал я себя погано. Самым препоганым образом. Даже удивился, с фига ли я очнулся вообще? И надолго ли?
Надо выбираться, констатировал Скат. Он как-то странно сидел с вывернутой ногой. Весь кровищей истечешь. Скоро прибудут еще наши.
Как нога? спросил Серый.
Кривовато как-то, сморщился Скат. А я отметил, что Скату везет после долгих тренировок он овладел-таки навыком в экстренных ситуациях глушить болевые центры. Зараза, мне бы так.
Валим побыстрее, парни. А то мой братишка слишком долго с этой голой богиней кувыркался. Вон, сразу видно, мозги набекрень до сих пор. Не мог быстрее ее прикокошить, извращенец?
Итог дурацкого побега
Скат был, как всегда, спокоен и деловит. Дзен в его башке сейчас прямо виднелся аурой. Или нимбом. Ну, или мне все это казалось. На фоне пережитого стресса и сильнодействующих препаратов. Кошмары не оставляли. Преследовали каждую ночь. Я все не мог отделаться от мысли, что мне пришлось убить Аришку. Разумом я осознавал, что это вампирская богиня просто приняла ее образ. Что убита богиня, а Аришка жива. Что с той, которую люблю больше жизни, все в порядке. Я скрылся от нее. Бросил ее. Предал ее. Но она жива, и твари ее не достанут, пока она далеко от меня. Так говорил разум. А вот душа душа болела еще сильнее. И кошмары это не только последствия гипноатаки богини.
Ну, и как тебе поездка? спросил Скат с усмешкой. Успокоился?
Издеваешься? Я понял этот спокойный, взвешенный сарказм. Сарказм человека, который заранее знает, что прав во всем. И пытается донести простейшую истину. Но вот только тупой и непрошибаемо упрямый собеседник не видит очевидного. Пока лбом не столкнется с тем самым очевидным. С правдой, которая чуть не убила. Снова.
Нет.
Да, признал я, ты оказался прав. Как всегда. И да я успокоился. Больше Больше никуда не еду.
Скат чуток помолчал. Посмотрел на меня внимательно так, странно. Я почему-то отвел взгляд и начал рассматривать гипс на его ноге. Ждал, что он скажет. И он сказал.
А знаешь, все не напрасно. Мы ведь давно охотились за их богиней. Думаешь, она только на тебя имела планы?
Нет, конечно. Я тоже рад, что мы прикончили эту тварь.
Само собой. Но
Что но? спросил я, не выдержав паузы.
Ты ведь и сам понимаешь, что мы были готовы к этому.
К чему?
К облаве. Я должен тебе сказать, что отпустил тебя «погулять» не просто так.
Не понял, протянул я. И уже спустя несколько секунд сильно захотел сломать Скату ногу. Эмоции я скрывал плохо, поэтому Шура примирительно поднял руки.
Спокойно, спокойно, он пристально смотрел в глаза. Ты все прекрасно понял. И ты понимаешь, что иначе было нельзя. Во-первых, ты бы все равно ушел. А во-вторых, цель достигнута. Мы предположили, что богиня предвидела, куда ты двинешь. Когда именно решишь сбежать от нас. Предположили, что она прекрасно знает, где находится твоя крепость в деревне. И приняла меры. Подготовилась. Свила гнездышко неподалеку, так сказать. Ну там, магия, неразрушенная ментальная связь с тобой и все такое Она же являлась тебе во снах?
Я зло кивнул.
Вот я тебя и отпустил. Позволил скоммуниздить и взять с собой хуеву тучу боезапасов со склада. Хотя они нужны нам, как воздух. И добываются нелегко. Да и к роли живца тебе не привыкать. Кто отмочил самую безбашенную подставу на заброшенном кладбище и перебил упырей каким-то там сраным ножичком? Кто вызвал огонь на себя? Вот именно. А еще говоришь, что ты не воин.
Уж точно не самурай, выдавил я.
И тем не менее.
Это все брат. Без него никак. Кстати, как он там? Сто лет не видел, куда вы его запрятали?
С ним все в порядке, лечится. Под присмотром лучших наших. Раны плюс интоксикация от упырей, вовремя успели.
Я вздохнул. Шея все еще болела немилосердно, а сейчас еще и резко стрельнула. Дышать глубоко было затруднительно, разговаривать тем более. Но мне была необходима эта беседа.
Жаль парней. В ту облаву многие полегли.
Да, согласился я. Жаль. И оно того стоило?
Стоило, уверенно, без тени сомнений ответил Скат. Жизней мы спасли больше. Это большая цена за победу в бою. Но на то она и победа. Мы за ценой не постоим, сам знаешь.
Я знал. Знал, что за этой напускной уверенностью лидера, призванной сохранить силу духа в других, в соратниках, в тех, кто вынужден будет пройти еще не один бой, возможно, погибнуть за правое дело за этой маской грызет душу совесть. Терзает боль. Боль утрат. Боль сомнений, которые не чужды ни одному человеку. Я видел это во взгляде. Только во взгляде. Потому что ни голосом, ни выражением лица Шура это не выдает.
И мы молчали. Долго молчали. Потом Скат хлопнул меня по плечу.
Выздоравливай побыстрее. Вдруг еще кого на живца поймать надо будет, а?
Я проворчал:
Хромай давай отсюда, пока я тебе вторую ногу не сломал
Эпилог
Так кто сказал, что я на это способен?
Способен снова взглянуть в глаза врагу. Жуткому врагу, от которого мурашки по коже и прошибает холодный, липкий, гадкий пот непреодолимый, такой же гадкий и липкий страх заставляет дрожать и сжаться в комок, будто ты не человек разумный, а трусливая бездушная тварь.