Несколько самолётов тащат за собой тёмные дымные хвосты. Один самолёт вдруг вспыхивает, и вываливается из строя. Десятки пар глаз напряжённо всматриваются в объятый пламенем и падающий на лес самолёт, и ждут чуда. И вот! От самолёта отваливается один тёмный комочек, некоторое время стремительно падает вниз, и над ним раскрывается белоснежный купол парашюта! Через несколько долгих, томительных секунд самолёт беззвучно врубается в высокие, вековые ели, сбивает с них белое облако снега и разбрасывая в стороны отломившиеся при ударе плоскости, круша ветки, валится вниз, на землю. Над верхушками ёлок расползается тёмное, гадкое облако дыма. Парашют медленно спускается на лес Пара истребителей отваливает от общего строя и начинают ходить кругами над тем местом, где на ветвях елей повис купол парашюта. Они делают несколько проходов на бреющем, пытаясь разглядеть, что там с выпрыгнувшим пилотом (или стрелком?) повис ли он на стропах, или упал до земли? Жив ли он вообще?
Все, кто наблюдал за падением горящего самолёта, хмуро и сосредоточено смотрят перед собой чудо свершилось только наполовину спасся только один член экипажа. Второй остался в самолёте. Вечная память!
Линия фронта обозначила себя несколькими пулемётными очередями, выпущенными по первым звеньям, летящим в голове колонны. От середины колонны отделяется пара самолётов, ныряет в короткое, неглубокое пике и сходу подавляет несколько пулемётных точек. Вокруг них вскипают белые облака из фонтанов взбитого 23-мм снарядами снега, и они мгновенно затыкаются.
Ещё один самолёт с остановившимся мотором вываливается из строя и идёт на вынужденную. Садится на поле, с убранными шасси. Снова пара истребителей из непосредственного прикрытия отделяется от общего строя и начинает виражить вокруг севшего на вынужденную подбитого Ил-2. Из кабины выбираются оба пилот и стрелок, и машут руками, мол, всё нормально, живы! Пара Ла-пятых, помахав крыльями, бросается догонять брошенный строй.
Андрюш, ты как?
А? Андрей вскидывается, а нормально. Спасибо, Агнюшенька. Ты как?
Норма. Чуть штаны не намочила. хмуро ответил ему маленький Ангел.
Испугалась?
За тебя, дурака.
А ну да я тоже. Весь мокрый, как мышь. Андрей поводил плечами. Казалось, что всё, что было на нём надето, пропиталось потом, хоть выжимай.
Потом спохватился:
А с чего я дурак-то?
Да с того! Чуть в капонир с той зениткой не зарылся. Еле-еле вышел! Думать своей башкой надо!
А чё я не думал-то?
А и то! Какого хрена гашетки во время атаки отпустил? Надо было долбить этих гадов без перерыва!
Так это наводка сбилась, поправлял. Чего зря боекомплект-то впустую расстреливать?
Да какого хрена?! Один заход! Чего экономить-то?! По любому три четверти боекомплекта к пушкам и пулемётам обратно везём. Боекомплект впустую он расстреливать не хотел, видите ли! Скажи спасибо, что ОНИ тебя не расстреляли!
Не расстреляли же
Агния посопела носом, но дальше отчитывать Андрея посчитала лишним. И так получил будь здоров. Долететь бы
Из-под капота выбивалась струя дыма что-то там если не горело, то тлело точно. Андрей тревожно шарил глазами по приборам, особое внимание уделяя температуре масла, она явно росла стрелка уже давно ушла в красную зону.
Самолёт плохо слушался рулей, его ежесекундно мотало то туда, то сюда приходилось постоянно парировать рысканья самолёта ручкой управления и педалями. На крылья было страшно смотреть видимая часть металлического центроплана была вся в пробоинах, на лобике были сплошные задиры из разорванного дюраля, кое-где в пробоинах был виден набор крыла.
Деревянные консоли имели страшный вид в нескольких местах была сорвана фанерная обшивка, что порождало срывы потока и постоянные рысканья самолёта он так и норовил завалиться то на правое, то на левое крыло что держало Андрея в постоянном напряжении, заставляя его то и дело выхватывать самолёт из его нервных нырков.
Дотянем? тревожно спросила Агния.
Должны. Мотор бы только не встал масло кипит.
Угу. Ты это не вздумай щитки выпускать гробанёмся18.
Учи учёного. буркнул в ответ Андрей.
Вдали показался родной аэродром
Глава 5. Два ордена.
На посадку заходили парами. Андрей, дымя мотором, который уже начал чихать, и не выпуская щитков, на повышенной скорости плюхнулся на полосу. Мотора хватило только на то, чтобы срулить с полосы, и всё! Он встал.
Вот чёрт! Вовремя! Ещё бы чуть-чуть, и Андрей снял с головы шлемофон и вытер струящийся по лицу пот.
Агния вылезла первой, помогла сдвинуть подвижную часть фонаря:
Ну, вылезай, Аника-воин! Ох, Андрюшенька охнула она, глядя на голову Андрея.
Чё? он поднял на неё осоловелые глаза.
Да у тебя ж виски седые
Ох, ёлки-палки, горе-то какое, как же жить-то дальше буду, а? через силу улыбнулся ей старший лейтенант. И нахлобучив на голову шлемофон, стал выкарабкиваться из кабины.
Подбежала Шурка, приняла парашют, затараторила:
Товарищ командир! Вы только гляньте на самолёт! На нём же живого места нету! Да как же вы на нём долетели-то?
Да как, как чувствую падаю! Глядь, а Агнюша из кабины-то выпорхнула, да на метле! Верхом! И меня, как планер, на буксир хвать! Вот так и тащила до самого дома вытирая пот со лба, отшутился было Андрей.
Агния, сделав сердитое лицо, забарабанила кулачками по его груди:
Дурррак ты!
Андрей, дурачась, сграбастал её в охапку, приподнял и закружил. Она поджала ноги, и взвизгнув, запрокинула голову, и громко, заливисто захохотала.
Стресс требовал выхода
Это ж как же можно в атаку идти, когда вот так по самолёту стреляют-то? недоумевала Шурка, осматривая самолёт, да на нём же места живого не осталось!
Агния оттолкнула, наконец, Андрея, с хохотом вырвалась из его рук, и пытаясь отдышаться, крикнула Шурке:
А я тебе сейчас покажу!
Что покажешь? Шурка подняла брови.
А то, как он в атаку шёл.
При этих словах Агния выставила вперёд руки, как будто зажав ими ручку управления, и дурачась, выпучила глаза, выпятила вперёд губы, и выдала пантомиму:
Ды-ды-ды-ды-ды-ды-дых!!! Аааааааа-самкаааа-собакииии! запрокинув голову, заорала-завыла она дурным голосом.
Чего-о-о-?! Шурка от смеха аж сложилась пополам, надрываясь от хохота, и вытирая обильно выступившие слёзы, всхлипывая от смеха, попыталась уточнить: что ещё за самка собаки?
Да он стрелял, и матерился, как сапожник, во время стрельбы! смеясь, и кося краешком глаза на Андрея, пояснила Агния.
Шурка понимающе кивала, вытирала слёзы, мотала головой и приговаривала:
Ну насмешила! Самка собаки! Это ж надо! Выдумщица! Он же другое кричал, я точно знаю!
Успокоившись и отсмеявшись, наконец, выдохнула и попросила:
А расскажите, как дело-то было, страшно, наверное?
Ещё как страшно, хмыкнула Агния.
Ну, расскажите, а? начала канючить Шурка, жалобно смотря то на Андрея, то на Агнию.
А оно тебе надо? Агния серьёзно смотрела ей в глаза, не испугаешься?
Да я ничего не боюсь! расхрабрилась Александра, я, между прочим, уже четыре раза под бомбёжкой была! Вот где страх, так страх!
Она жалобно посмотрела на Агнию:
Ну Агнюш, ну расскажи! Я не испугаюсь!
Агния помолчала пару секунд, потом подошла к Шурке и положила ладонь ей на лоб:
Ну что ж смотри. Сама хотела.
Вся окружавшая Александру действительность вдруг куда-то пропала, она оказалась в кабине несущегося к земле самолёта. В уши ворвался рёв мотора, грохот пушек. В лобовом стекле стремительно приближалась земля, а в самом перекрестии прицела росла маленькая зенитка, стоящая в капонире, и вокруг зенитки суетились крохотные фигурки фашистов. Зенитка яростно плевалась вспышками выстрелов. Огненные росчерки трассирующих снарядов неслись прямо в лоб. Вот они с оглушительным звоном, высекая ослепительные искры, отрикошетили от бронированного носа, загрохотали по дюралевому центроплану, с треском вгрызлись в деревянные консоли крыла! В ноздри ворвалась вонь жжёного металла, глаза на секунду перестали видеть, уши окончательно оглохли, и лишь только тело продолжало ощущать дикую дрожь всего самолёта.