У нас два пути. На Кленово и на Сестробабово, показал Коновод на карте карандашом направления возможного движения.
Так ясно же куда, встрял я и положил ладонь на карту. На Кленово!
Это почему? с подозрением посмотрел на меня Коновод.
Тактически более выгодно. И народ там сильно зол на большевиков.
А в Сестробабово не зол?
Ну то я не знаю. Не был.
Не был, а языком мелешь! На Сестробабово!
В этот момент в Коноводе всколыхнулась свирепым огнем неудержимая ярость. Та самая, которая сжигала его изнутри и толкала вперед, как уголь в паровозной топке. И та, которой он так умело зажигал массы, ведя их за собой в пропасть.
А потом? спросил я.
А потом поглядим! Может, и в Польшу уйдем. Или на Беларусь! Земля большая.
И круглая, едва слышно добавил я
Глава 12
Настояв на своем, то есть на походе на Сестробабово, Коновод вернул себе доброе расположение духа и терпимое отношение ко мне. Ведь, видя, что он уперся, я не стал особо возражать против его планов и признал в нем стратега и командующего. Эх, тщеславие, кого-то оно возносит наверх, но чаще губит.
Отряд выступил в путь. Мы с Коноводом спешились и шли как на прогулке, ведя коней на поводьях. И весь наш «табор» двигался лениво, потому как сегодня жара. И торопиться особо некуда двигаемся, как говорят путейцы, по графику, к полудню подойдем к Сестробабово и лихим наскоком захватим его. По предварительным сведениям, обороняться там некому. Коммунистов там никогда не любили, а кулаков так и не вычистили. Так что был хороший шанс, что нас встретят хлебом-солью.
Послышался топот копыт. Прискакала наша разведка.
Чисто там. Ничого пидозрилого не виявлено! молодецки доложил разведчик.
Дивись, для порядка произнес Коновод. Головою отвечаешь.
Та хоч чубом. Сняв фуражку, разведчик пригладил свой роскошный чуб.
Когда он поскакал дальше, Коновод пришел в еще более умиротворенное состояние, что меня не обрадовало. Это означало, что сейчас он начнет беседу за жизнь, из тех, что давно мне поперек горла и ушей. Так и произошло.
Эх, вышибем красных. Заживем, мечтательно протянул он. Плюну я на эту суету. Стану коннозаводчиком. Я это умею. Какие у меня лошади будут! Со всего мира. Но сперва порядок тут наведу, на свободной матушке Украине. Такой, чтобы ни одна паскуда не пикнула. Чтобы все строем и гимн наш новый пели.
Какой гимн? полюбопытствовал я.
А это мы придумаем. Много всякой интеллигентской шушеры будет у нас за похлебку горбатиться. И гимн сочинят. И спляшут, и споют, и портрет мой маслом нарисуют. Когда руку тяжелую почуют, они сговорчивые становятся.
Павло Григорьевич, ну а если серьезно? Неужели рассчитываешь сдюжить и с кацапами, и, главное, со своими? Знаешь сколько поместных князьков в каждом уезде нарисуется. Своих душить придется.
Передушим.
А сил хватит?
А где не хватит, помогут, улыбнулся мечтательно Коновод.
Кто тебе поможет? Такие у нас края: своя рубаха завсегда ближе к телу.
Оттуда, Коновод махнул куда-то в сторону запада. Ты никак думаешь, вот Коновод такой наивный дурачок. Воду замутил и пытается там рыбку поймать, не зная, что ловит ее в стакане? Плохо ты меня знаешь Без значительной фигуры за спиной и без гарантий за такие дела не берутся.
И велика та фигура?
Нормальная. По-шахматному, так целый ферзь.
О как! Даже заинтриговал!
Дед Мороз с подарками, засмеялся Коновод. Этот всем князьям князь. Он порешает. И с хозяевами. И с наградами.
Дмитрий Мороз? Эка, с уважением протянул я.
Он был командующим боевыми структурами КСУ «Комитета Свободной Украины», фактически его военным вождем. Его прозвали и Дедом Морозом, и Генералом Морозом, а недоброжелатели со злости прилепили кличку Снежная Баба, которая широко разошлась по советским газетам. А сам он благосклонно, но неформально, разрешал звать себя Власником Украины. Он почудил на территории республики еще в начале двадцатых годов. Тогда его воинство огнем и мечом прошлось по Херсонской и другим губерниям, пока не было выдавлено РККА на территорию Румынии. Но никуда он не делся. Копил силы, умело вовлекая в свою орбиту националистов, сечевых стрельцов, белогвардейцев и петлюровцев всех, кого объединяет ненависть к советской власти. Именно на него делали ставку поляки в разжигании конфликта с Россией.
Думаешь, сболтнул по дури секретное? насмешливо произнес Коновод. Э, нет, Александр Сергеевич. Я тебе осознанно предлагаю меня держаться. Ты парень смышленый и авторитет у народа имеешь. В военном деле смыслишь. Вместе много дел наворотим. Украина рано или поздно будет свободной. И мы в ней будем фигурами.
За спиной большой фигуры. Ферзя.
Пока да. А дальше как получится
Помолчав и задумавшись о чем-то своем, Коновод бодро продолжил:
Только сначала кое-что сделать надо. Зарекомендовать себя. Чтобы интерес к нам пробудить, как к надежной опоре.
Для этого наш странный поход? усмехнулся я. Чтобы зарекомендовать?
Не совсем. Но близко Сговоримся, Указчик, а прежде поторгуемся для порядку. Тогда все тебе в подробностях доведу. А пока на Сестробабово, картинно махнул он указующей дланью.
Добрались до цели, как и рассчитывали, к полудню. Мы с Коноводом поднялись на холм, откуда открывался вид на обширное, чистенькое и богатое смешанное польско-украинское село Сестробабово. Местность вокруг пересеченная. Ухоженные поля, массив леса. Холмы и овраги. Не слишком удобно для наступления. Но наступать не на кого. Предстоит просто зайти в населенный пункт и взять свое. Если и есть там милиционеры и активисты, то их сами селяне, ненавидящие советскую власть всей душой, нам на блюдечке принесут. Эти соображения я и выложил Коноводу.
Точно. Тот разглядывал в бинокль окрестности, и что-то его настораживало. Но он все же решился и отдал зычным голосом приказ: Вперед, захисники!
И пришпорил коня так, что я за ним едва поспевал.
Э, осади! крикнул я, и Коновод сбавил ход. Ты куда разогнался?
А что тебе не по нраву? Коновод вопросительно уставился на меня, благодушие его растворялось, уступая место привычной озлобленности.
Ты впереди войска-то не скачи, изрек я. Не дело это командующего. Наполеон вообще в кресле сидел на пригорочке и лениво наблюдал за сражением.
И где теперь твой Наполеон? пробурчал Коновод, но голосу разума внял. Несмотря на отчаянность и кураж, за шкуру свою он боялся сильно. Считал ее слишком ценной для истории, чтобы лишний раз подставляться под злые пули.
Наши передовые силы втянулись в сузившийся тракт, с одной стороны которого был овраг, а с другой плотный лесной массив. Тут и началось веселье.
Азартно заработал чужой пулемет. Потом еще один. Потом ухнул взрыв. В общем, понеслась душа в рай!
Надо отдать должное, замаскировался противник отлично. Благо много сил ему и не надо было. Обустроили на двух точках пулеметные позиции «максимов», спрятали легкую полевую пушку калибра 76 миллиметров, да в лесополосе и овраге конники таились, а проверить то место никто не сподобился. Даже селяне о засаде не пронюхали, или им рты так умело заткнули, иначе бы знак нашим подали. В общем, проморгала наша разведка, которая, впрочем, не отличалась большой сноровкой, скорее наоборот: кичливости много, а толку никакого. Вот и результат. Неразбериха! Ужас! Все смешалось кони, люди! Ржание, крики, а поверх этого грохот выстрелов.
Мы с Коноводом еще были на пригорке, откуда отлично видели, как метались расстреливаемые люди. Наши люди.
Рядом ухнул взрыв. Наши кони шарахнулись в стороны. Где-то совсем близко просвистела пуля. Это хорошо, что просвистела. Значит, не моя. Отведенная человеку пуля подбирается бесшумно.
Эх, вот опять оно, неповторимое и такое знакомое, испытанное не раз и не сравнимое ни с чем в мире ощущение битвы. Что-то скрипит на зубах то ли осколки этих самых зубов, то ли пыль и каменная крошка. В уши от близкого взрыва словно вату забили, звуки доносятся издалека, но, если хочешь выжить, ты должен их различать. Проносится мимо, принимая вид то осколков, то пуль, смерть.