Шурша защитным костюмом, я шла по коридору тетра-отделения и отсчитывала двери палат. В круглые окошки видны были букеты на тумбочках больных от простеньких махровых гвоздичек до прихотливых орхидей, которые заказывали из дальних оранжерей, и то только по хорошему знакомству так мне рассказывала мама. А мне казалось странным выбрасывать такие баллы на то, что так быстро завянет. Но теперь, к счастью, цветы больше носить будет не нужно.
Я миновала восьмую дверь (в окошке показались белые розы), седьмую (охапка ноготков), шестую (лилии) и остановилась у пятой. Тюльпаны, которые я принесла в прошлый раз, я на тумбочке почему-то не увидела и очень странно, потому что бутоны я тогда взяла свежие, тугие, как кулачки.
Я перевела дух. Надо будет не забыть спросить, когда маму выпишут. Скорее бы. Надоело сюда ходить и потеть в этих защитных костюмах. Я взялась за ручку, повернула и толкнула дверь. Плексигласовая маска покрылась испариной: фильтр не справлялся. Дышала я быстро.
Воздух в палате был даже не прохладный, а ледяной. Я ощутила это даже сквозь защитный костюм: пластик прилепился к спине мокрой тряпкой, и меня забила дрожь. Палата была пуста.
Мама?
Грудь сдавило. Я обернулась держатель с историей болезни, прикрепленный у двери, был пуст. Я взглянула обратно на койку. Она была не застелена: матрас смотрел в потолок слепыми глазами-пуговицами. Тумбочка тоже стояла чистая: ни тюльпанов, которые я принесла три дня назад, ни пузатой вазы.
Я отступила и выглянула в коридор. На двери висела табличка с номером «5». Значит, не перепутала. И тут я выдохнула. Ну конечно! Маму перевели. Ей стало лучше, и ее перевели. Сердце колотилось так, что я еле дышала. Ну перепугалась
Маму перевели, потому что тетра в ее организме уже, наверное, не обнаруживается. Мама теперь незаразная. Значит, она в отделении общей терапии. Я вышла, притворила за собой дверь пятой палаты, а потом остановилась. Разве переводят незаразных в другое отделение? К тому же оно в другом корпусе. Да и зачем бы мне тогда выдали защитный костюм? Сердце тяжко ухало в груди.
Чтобы возвратиться к стойке регистрации, мне пришлось пройти через другую раздевалку, для выходящих. Здесь лампа горела без перебоев и кран в углу не капал. Но когда я выбрасывала защитный костюм в отверстие приемника, эта комната показалась мне самым жутким местом во всем Ционе.
Когда я вернулась к стойке, медсестра взглянула на меня с недоумением.
Где моя мама? Пятая палата. Линна лаДор.
ЛаДор? переспросила медсестра, моргнув. ЛаДор, лаДор
Я уже хотела выпалить, что совершенно ни к чему повторять мамино имя от этого она точно быстрее в списках не появится, но медсестра привстала мне навстречу, не отрывая взгляда от экрана своего визора:
Прошу прощения. Боюсь, с этим сбоем произошла ошибка
Ошибка?
Ваш браслет почему-то не читался, и я отметила вас вручную. Вернее, похоже, не вас. Вы же
Тесса лаДор.
ЛаДор, снова повторила медсестра.
Я смотрела, как подрагивают ее пальцы, занесенные над экраном визора за стойкой, пухлые и мягкие. Кольцо, единственное украшение, которое, видно, разрешали на службе в лазарете, сидело на ее безымянном пальце, туго врезаясь в плоть.
Понимаете пробормотала медсестра, двигая туда-сюда строки таблицы на экране.
Кажется, у нее было мучительно мало опыта в таких ситуациях.
В тетра-отделении у нас были всего две женщины-больные. Ваше имя не высветилось, сканер не сработал А поскольку вы сказали, что вчера к пациентке не приходили, я решила, что вам нужна Тара лаШин из шестнадцатой палаты
Защитный костюм я сняла, а липкое ощущение пластика на коже так и осталось. Мое тело как будто не могло дышать.
Очень жаль, что я вынуждена вам сообщить это вот так, доносился до меня голос медсестры. Вы совсем немного опоздали. Сегодня днем Оповещение на коммы членам семьи приходит сразу. Но этот сбой Вы же ничего не получали, верно?
Я машинально вскинула запястье с коммом. Строка уведомлений на его экране была пуста.
Хотела бы вас обнадежить, но увы Все этот сбой
На курсе техники и технологии нам объясняли, что коммы и сканеры для браслетов настолько просты, что работают безошибочно. Что сбоев в их работе быть не может, потому что от них зависит вся балльная система, а это основа Циона. Сложно представить себе, что случилось бы с Ционом, начнись в нем технические неполадки. А здесь раз и ошибка?
Правда, курс техники и технологий был короткий и экзаменов по нему не сдавали. Разбираться я в коммах и визорах после его прохождения не стала и теперь вполне могла чего-то недопонимать. И все же Сбой?
Слова медсестры долетали до меня обрывками. Значит, сегодня моей маме стало хуже, а потом потом ее палату освободили и от нее самой, и от ее постельного белья, и от карты с историей болезни, и от моих тюльпанов, свежих и полных жизни. А я в это время смотрела церемонию исключения и мечтала о том, как наберу десять тысяч баллов и мы с мамой заживем в новой просторной комнате, как полноценная семья.
Мне жаль.
Я смотрела на медсестру и понимала: единственное, о чем она жалеет, так это о том, как трудно ей сейчас все это разъяснять. Как просто было бы, не перепутай она все еще полчаса назад. Спроси она сразу фамилию и не строй догадки по данным из журнала посещений.
Не помню точно, что я делала дальше. Кажется, бросилась обратно в отделение, чтобы убедиться, что мамина палата и вправду пуста, но меня схватили под локти и долго держали наверное, это были санитары, их светло-синяя форма плясала у меня перед глазами пятнами. В тетра-отделение нельзя без защитного костюма. И комм, нужно приложить комм, чтобы сняли сто баллов! Но я не хотела прикладывать комм. Не хотела надевать костюм. Я просто хотела еще раз взглянуть на пятую палату.
Медсестра все подсовывала мне какие-то бумаги, и я никак не могла понять зачем. Потом только я увидела листок с печатью лазарета подтверждение смерти пациента, слышала, как билась в ушах кровь, а медсестра спрашивала про моих родных.
Я мотала головой.
Глава 2. Сбой
НА ТО, ЧТОБЫ СОБРАТЬ ВЕЩИ, мне дали двадцать четыре часа. Через сутки за мной придут из опеки и переправят меня в приют, ведь жить одна, без присмотра уполномоченных взрослых, я права не имею так мне сказали. Какая разница, думала я, между мной семнадцати с половиной лет и восемнадцати?..
По потолку двигались полосы уличных огней слева направо. Слева направо. То медленно, то быстро. То быстро, то медленно. Я никогда не замечала, какой странный у нас с мамой в комнате потолок. Вот имперский лепной узор идет по карнизу, а вот вдруг обрывается, врезавшись в стену. Словно комната это хлеб, а одна из стен утопленный в него нож. Вряд ли комнату так украсили сначала, еще во времена империи. Эта стена, конечно, новая, времен Циона. Недаром меня всегда удивляло, какая она тонкая и как хорошо слышно наших соседей мальчонку с шумным суровым отцом. Скорее всего, это помещение и комнатой раньше не было, а целым залом соседские два окна плюс наши с мамой
Базовые потребности в Ционе удовлетворяли рационально. За символические три балла в день каждому полагалось по три ежедневных рациона. Дома готовить было негде, да и ни к чему: сбалансированными порциями весь город снабжали общественные кухни. Жилье тоже давали за символическую плату какие-то сто баллов в месяц, но так, чтобы, спаси терминал, ни один квадратный метр не оказался лишним. Семье в два человека ни к чему целый зал.
Я вздохнула и уткнулась щекой в подушку. Она пахла мамиными духами: придя домой, я капнула себе на ключицы из сиреневого флакона, который мама держала на комоде. Зачем? Чтобы стало еще хуже?