Поэтому я могу поддерживать смысловую нагрузку и содержание моих книг о Канте в целом, наряду с острой полемикой, которую я веду в настоящей книге против важнейших столпов этой системы. Эти два понятия не только не исключают друг друга и не просто совместимы во мне, но и дополняют друг друга, образуя единство систематической работы.
Наконец, несколько важных слов, без которых мне пришлось бы обвинить себя в неискренности в тот момент, когда я передаю общественности часть труда своей жизни. Общая ситуация в мире противоречит духу подлинной философии, которая всегда представлена мировоззрением идеализма. Даже немецкое чувство отклонилось от своего космополитического направления. Отсюда подчинение закона и справедливости власти и благосостоянию, подчинение гуманности религии. Несмотря на все эти печальные, мучительные и смертельные штормовые флаги, я твердо верю в победу свободы и правды. И не только моя вера в религиозную истину пророческого мессианства делает такой оптимизм путеводной звездой в любой ситуации времени и жизни. В то же время, именно радостное чувство непосредственной преподавательской деятельности, плодом которой я могу считать и эту книгу, поддерживает меня в радостной связи с настоящим, в котором расцветает будущее. Таким образом, гармония, существующая между философией и университетом, оживает в моем личном опыте.
Поэтому, если университет является корнем всех насаждений научного духа, мы можем также надеяться, что науки будут все более глубоко и охотно сознавать в философии корень своего единства и прибежище своей свободы.
1. Четыре значения понятия «познание»
Знание, самое важное слово в языке, тем не менее, не имеет в научном обиходе единственного значения, исключающего всякую двусмысленность. Можно выделить четыре значения этого слова. И эти четыре значения соответствуют четырем позициям, с которых философский разум смотрит на проблему познания.
Во-первых, познание означает индивидуальное приобретение знаний, как в обычной жизни оно означает приобретение восприятия и знания. Здесь, в соответствии со своим фактическим значением, познание является синонимом знания, хотя приставка указывает на установление того, каким должно быть содержание. Познание здесь означает содержание знания, без которого знание было бы бессодержательным и бесценным. Таким образом, в этом значении понятия «знание» находит свое выражение точка зрения индукции. Все знание и вся наука основаны на независимой, необходимой и незаменимой ценности индивидуального познания. Общее может подняться только на основе индивидуального. Всякое знание было бы беспочвенным и всякое исследование было бы тщетным, если бы оно не основывалось и не обеспечивалось знанием отдельного человека, которому, следовательно, в соответствии с его ценностью полагается и значимость знания.
Вторичным вариантом этого значения является юридическое употребление слова. В нем судебное решение называется знанием; конечно, не исключительно в том смысле, что оно обозначает методичное и упорядоченное вынесение решения, а скорее в том смысле, что оно обозначает зрелое, обоснованное решение рассматриваемого вопроса. В изменении юридической терминологии с суждения на знание можно предположить прогресс в осознании ответственности науки.
Во-вторых, знание, в отличие от индивида, означает общее знание. А поскольку общее часто воспринимается как синоним целого, то и знание означает целое или воплощение научного блага или человеческого знания в целом. Точка зрения индукции здесь значительно превышена. Ибо уже должно стать сомнительным, что в области и сфере деятельности духа целое равно сумме его частей. Общее, следовательно, не равно целому как таковому. И воплощение научного владения есть нечто большее, чем сумма отдельных фактов знания. Это больше указывает на знание, как на совокупность знаний. Совокупность становится единством.
В этом определении идеальный характер познания становится еще более очевидным. Если воплощение не может быть простой суммой слагаемых, то тем более трудно понять, откуда должно взяться единство. Оно не может возникнуть само по себе. Таким образом, значение знания как эпитома и как единства знания указывает на задачу, которая скрыта в этом слове. Но поскольку эта высшая задача не выражена в слове ясно, понятно, что только другое значение слова должно привести его к объяснению и ясности. Но так как мы имеем здесь дело с высшим идеалом и глубочайшей проблемой, то столь же понятно, что для этой задачи должно быть применено другое значение слова.
В-третьих, познание означает распознавание. Эпитома отвлекает от процесса. Если знание должно быть сведено к единству эпитомы, то безопаснее всего придерживаться единства процесса, в котором происходит познание. Если все знание должно иметь единство, то, как полагают, можно определить его корень в процессе осознанного восприятия познания. И это определение, в возвеличивании психологизма, воспринимается как ограничение; ибо только настолько, насколько простирается корень, только настолько можно обоснованно предполагать и требовать единства знания. Для этого взгляда единство знания исчерпывается единством процесса познания. Но существует ли такое единство процесса познания? Это пусть решает психология. И таким образом судьба познания передается психологии. Познание, однако, тем самым теряет всякий действительный смысл содержания, индивидуального знания, а также воплощения всех знаний. Из объекта оно превращается в verbum. Но может ли деятельность обеспечить единство результата или даже только дать его?
Деятельность познания отнюдь не является простой. Прежде всего, необходимо учитывать телесные общие ощущения, которые проникают в самые абстрактные процессы. Затем процессы сознания, которые работают вместе для этой цели, имеют очень разные виды. Сколько ни сужай разницу между влиянием, приходящим извне, и идеей, возникающей изнутри, ее нельзя полностью устранить. Поэтому предполагаемое единство процесса познания может заключаться только в предполагаемой неизменности большинства и множественности процессов, взаимодействующих в познании. Ценность такого единства, в котором участвующие элементы остаются разнообразными, несомненно, должна казаться сомнительной. Только если бы исследование познания смогло сделать однородными процессы сознания, которые вносят вклад в познание в целом, так, чтобы не оставалось различий между так называемым ощущением и так называемым представлением, только тогда можно было бы признать, что оно раскрывает единство познания. Но против этого смысла и его утверждения возникают и другие возражения.
Это не только нечистое осложнение, связывающее познание с элементарными чувствами, но и одновременно важный и особый способ сознания, возникающий таким образом: в эстетическом воображении в духе фантазии. Чем оно отличается от познания? Где критерий различия? Что отличает истину от красоты? Может ли психология открыть для себя эти критерии или она должна заимствовать их откуда-то еще? И еще: познание также сочетается со стремлениями и желаниями и усложняется под влиянием воли. Не было недостатка в школах, которые уравнивали интеллект и волю. Где же критерий, позволяющий различать эти два понятия? Какой критерий отличает истину от свободы или морали?