Бронька молча поставил размашистые от злости автографы на все бумаги, дескать, «с моих слов написано правильно и мною прочитано», после чего он был конвоирован в полуподвальное помещение, а точней, в камеру предварительного заключения районного отдела внутренних дел.
Три метра с лишним в длину и от силы два с половиной в ширину, медвежья берлога со стенами под грубой, вроде бетонной, шершавой штукатуркой, все отвратительно серо. Там деревянный настил пола является заодно и спальным местом. В правом углу от двери оцинкованное ведро без ручки, которое, оказывается, предназначено для пользования как отхожее место и при этом воняет по-страшному застоялой мочой. Сыро и душно, плесенью пропахшие доски настила изрезаны разными памятными знаками, не делающими особой чести многочисленным авторам сего тончайшего искусства, мастерам-самоделкиным с весьма ограниченной фантазией.
Но судя по количеству разного рода «нанарной» резьбы, грубых орнаментов чуть ли не первобытной клинописи, размещенных по всему настилу, это место, однако, содержало в себе значительную информацию о бурном развитии уголовного мира в современной эпохе.
Судя по некоторым хорошо сохранившимся датам, это нечто позволяло без труда заглянуть в события и ушедших дней как минимум последних лет этак на тридцать с лишним назад, конечно, если только вам хватит фантазии.
Как, например, «Здесь был Жук 1961 году», и, похоже, имел при себе неплохую заточку, а также талант, поскольку эта надпись была врезана глубоко в сосновую доску, и довольно искусно.
Чего не сделаешь, располагая временем, желанием, талантом и инструментом, вон части женского тела, а то и обоих полов, там дальше, походу, были стихи, но, к сожалению, некий болван поверх поэзии вырезал пиковый туз
Решив, что дней для изучения остальных произведений искусства нанарной клинописи «краснодеревщиков» уголовного склада у него еще будет навалом, он стал разглядывать остальные прелести этой дыры, иначе назвать такое помещение попросту не поворачивался язык.
Оконце не более чем в четверть квадратного метра, зарешеченное для простоты этого тонкого жанра железным листом, в котором сваркой прорезано несколько хаотично размещенных прорезей разных форм и диаметров, но не превышающих полутора сантиметров, служащих то ли для вентиляции, не то ради пропуска вовнутрь дневного света, но ни той, ни другой функции на данный момент эти отверстия толком не исполняли.
Было душно и сумрачно, над дверью за энными слоями арматурных решеток в человеку недоступной нише светила тусклая лампочка накаливания, но всего света, что давал этот жалкий светильник старины Ильича, с трудом хватало даже для того, чтобы не промахнуться мимо ведра, исполняя малую нужду.
Стало быть, вечер уже, весь день, проведенный на допросах, обысках и остальных процессуальных мероприятиях следствия, дал о себе знать усталостью.
Такие действия, как фотографирование в профиль и анфас, дактилоскопия, где все руки измазали черной тушью, чтобы снять размазанные отпечатки пальцев, поездка на место происшествия и следственный эксперимент, потом сдача оружия, экспертиза всего дома обыск и снова допросы.
Он лег на дощатый пол, но, не имея ни малейших удобств, уснуть не удавалось, в конце концов человека замучила жажда, и он, не вставая с нар, достав ногой до двери, стукнул по ней пару раз.
Не сходу, но все же через тройку минут после неоднократных, повторных и усиливающихся ударов услышалось появление ключника.
Со сверхленивой интонацией в самоуверенном голосе флегматичный работник подвала, трынча связкой ключей, вяло промычал:
Который?
Пятый, следуя ранее полученной инструкции, Бронька крикнул в ответ номер своего логова. Начальник, принеси воды, я высох тут как осенний лист.
Через пару бесконечных минут ключник, открыв кормушку (небольшое отверстие в тюремной двери, через которую, как правило, подается еда), поставил на лоток пол-литровую алюминиевую кружку не совсем вкусной воды из-под крана.
Слышь ты, до утра ломиться в дверь больше не советую, а то получишь дубиной, завтра с ранья поведу на оправку, там туалет, вода доступна умыться да попить, а пока делай свои дела в ведро, если невтерпеж, сам нюхать будешь.
Вертухай засмеялся и на этой веселой нотке захлопнул дверцу кормушки.
До завтра, несчастный.
Он было попытался окликнуть ключника, спросить о чем-то для постели, но, к сожалению, опоздал, работник подвала не хотел его услышать, он хлопнул дверью, выходя в дежурку, где с коллегой по цеху, судя по доносившимся отдельным звукам, весело резались в карты.
«Зима ведь, черт возьми, а труб отопления тут не видно вообще, и железный щит вместо окна стал покрываться инеем, благо одежду не отобрали», подумал Бронька, снимая штормовку и накрываясь ею, чтобы хоть как-то согреться.
Не очень-то комфортабельный отель, но все же со всем включенным в одно, так сказать, спальня, туалет, жилая и столовая, питание и охрана, так что роптать не смей, удобства полнейшие плюс фитнес-центр по собственному выбору, ибо если не отжиматься и не приседать, то можно окоченеть вполне реально.
С утра и вправду вывели из камеры, чтобы сходить в туалет, прихватив с собой вонючее ведро без ручки, заодно его вылить, слегка сполоснуть, дабы меньше воняло, и по желанию умыться, но только холодной водой, да уж, особыми условиями удобств это престижное место отдыха, по ходу дела, вовсе не блистало
Несмотря на подавленное настроение, Бронька снял с себя рубашку и отчаянно умылся до пояса, прогоняя дурные мысли тем самым.
Ночью, трясясь от холода, было дело, чуть не помутился рассудок, понимая, что натворил, хотя на самом деле если разобраться, то он должен быть признан невиновным, такая мысль также нет-нет, а проскальзывала, и эта надежда давала силы бороться с отчаянием.
Так потекло новое, радикально измененное время, по утрам выводили в туалет, опять те же водные процедуры и обратно в камеру, разминая к движениям привычный молодой организм, он делал отжимания от пола целыми днями, приседал, махал руками и ногами до изнеможения, стоял на руках у стены, пока не застучали молоточки в висках, а потом садился в позу лотоса да сидел, отдыхая, пропуская холод внутрь тела, но а потом заново начинал всю эту самим в одночасье разработанную программу.
Впервые в камере, с холодом и содеянным наедине, впроголодь, тут кормят неважно как, но что-то съестное дают, а молодой организм привыкает быстро. Не нажирать же рожу сюда посадили, да ему не до гастрономических развлечений, это не самое важное в бытии, ну есть какая-то еда, хватит, чтобы поддерживать жизнедеятельность тела, и то хорошо.
Когда дело идет насчет убийства, что перечеркнуло жирной черной линией слово «жизнь», поверьте мне, мой друг, не до чревоугодства тут остается.
Три бесконечных дня, когда не с кем даже словом переброситься, ключник приходил, приносил еду и молча удалялся.
Как же Бронька мог знать, что его одиночество вовсе не случайно, то попросту уже древняя оперативная разработка.
Новенький содержится несколько дней в одиночке при условиях, максимально приближенных к «спартанским», так вот, зачастую этот нехитрый метод, доведший человека до отчаяния, взывает его к откровенности, и несчастный, в слабой надежде на улучшение условий содержания, готов откровенно изложить все, что было, да чего там, даже более того, некий благодаря этому вот первому опыту заключения под стражу, вдруг обнаружив в себе дар Пинкертона, готов с удовольствием помочь следствию распутать свое и все возможные другие, пусть даже самые безнадежные дела, то есть стать безвозмездным стукачом аж до конца своих бесславных дней, лишь бы ему пообещали, что больше не закроют в ту страшную камеру, где по ночам из всех углов выползают всевозможные кошмары, так угнетающе действующие на его и так уже воспаленное воображение.