Клодас испытывал тайную радость, слушая Банена.
Алеом, сказал он, вы слышите, в чем вас обвиняют. Неужели я доверился предателю?
Сир, возразил Алеом, я готов доказать сильнейшему рыцарю на свете, что никогда не держал против вас подлых умыслов.
Банен в ответ:
Вот мой заклад[9]. Я докажу, что своими глазами видел измену, в которой он повинен перед своим законным сеньором.
Так что же, сенешаль, продолжил Клодас, что вы намерены делать?
Но, сир, это дело скорее ваше, чем мое. Единственное мое преступление в том, что я хорошо вам служил.
Если вы невиновны, защищайтесь. Вы боец не менее сильный и отважный, чем Банен; правда на вашей стороне; чего же вам бояться?
И столько всего наговорил король Клодас, что пришлось сенешалю подвергнуться испытанию. Заклады были вручены королю, и, принимая их, он сказал:
Сенешаль, я вас почитаю за рыцаря, столь же верного мне, сколь вы были верны вашему первому сеньору. Я жалую вам королевство Беноик со всеми рентами и доходами, от него зависимыми. И как только вы уличите вашего обвинителя во лжи, я приму у вас присягу. Но если вам придется уступить поле боя, королевство Беноик достанется не вам, а Банену.
Поединок состоялся через четыре дня на лугах Беноика, между Луарой и Арси. Банен утвердил свою правоту в деле об измене сенешаля, чья голова скатилась на траву, окропленную кровью. Когда он явился забирать свой заклад, Клодас принял его с почетом; ибо он, хотя и водился нередко с изменниками, никогда не питал к ним доверия. И с тем он предложил победителю честь владения королевством Беноик.
Сир, ответил Банен, я оставался у вас до нынешнего дня в надежде утвердить справедливость и покарать изменника, сдавшего вам замок Треб. Слава Богу, я исполнил этот долг; ничто более не держит меня при вас. Я по-прежнему принадлежу королю Бану и в вас могу видеть только врага; присягнуть вам значит вырвать сердце из собственной груди.
Ваше решение для меня прискорбно, сказал Клодас, но я вас отпущу, раз вы того желаете.
Услышав такой ответ, Банен велел подать своего коня и уехал из Треба, не дожидаясь исхода дня.
В другой ветви романа мы встречаем его при дворе короля Артура, где он берет призы на конных турнирах и на кентенах[10], удостаивается чести быть принятым в среде рыцарей Королевы, Круглого Стола и Стражей, или королевской охраны. В своих войнах с королем Клодасом, говорит романист, он добыл довольно трофеев, чтобы стать приметным лицом среди бретонских рыцарей. Но Артур, узнав, что свое имя Банен получил от короля
Беноикского, впал в глубокое и горестное раздумье; ибо это имя напоминало ему, что смерть короля Бана не отомщена. Банен,
добавляет наша книга
[11], «был у всех на устах и связал свое имя со множеством дивных приключений[12]; но они рассказаны в «Повести об Обычном» [13], где вернее будет о них прочесть» [14].III
Вернемся к королю Бану, которого мы покинули, когда он с королевой, младенцем и верным слугой выезжал из малых ворот замка Треб. Они ехали целый час, пока не стало смеркаться, и так добрались до леса, по которому им предстояло дойти до рубежа королевства Ганн.
Там высилась гора, откуда взорам открывалась вся страна.
Заря угасала; Бан не мог устоять перед соблазном бросить последний взгляд на свой любимый замок. Он оставил королеву у подножия холма и верхом не без труда поднялся до вершины. Но как же больно было узреть стены в зловещих отблесках огней, разрушенные храмы, пожары, бушующие тут и там, воздух, до того раскаленный, что пламя, поднимаясь до небес, словно бы стремилось сплавить их с землей! Треб его последняя надежда; что же ему оставалось? Молодая жена, взращенная в роскоши, а ныне доведенная до крайней нужды; та, чьи предки восходили к царю Давиду[15], будет униженно взывать к людской жалости и питать свое дитя горьким хлебом изгнания. А он, несчастный старик, некогда богатый друзьями и угодьями, почетный гость на любом пиру, как сможет он вынести столь несходную участь? И от всех этих дум сердце его преисполнилось такой горечи, что рыдания стеснили ему горло, и он без памяти упал на землю, простертый недвижимо. Когда же он пришел в себя, то промолвил:
Ах, Господи Боже мой! Благодарю Тебя за кончину, ниспосланную мне по милости Твоей. Ты и сам претерпевал нужду и муки. Я не умел прожить в миру без великих грехов; молю, отпусти мне их. Ты, снизошедший, дабы искупить нас своею кровью, не погуби мою душу. За мои прегрешения покарай меня на этом свете, а ежели душе моей уготованы муки на том, дозволь мне все же соединиться с Тобою в день, сколь угодно близкий или далекий. Ах! Отче небесный, пожалей жену мою Элейну, из царственного рода, Твоею рукой приведенного в сие смятенное королевство; вспоминай о моем сыне, бедном слабом сиротке; ибо Ты покровитель бедных, и Тебе пристало их брать под защиту прежде всех прочих.
Вымолвив эти слова, славный король принялся бить себя в грудь, проливая слезы раскаяния; он сорвал три травинки и вложил их в рот во имя Святой Троицы; потом сердце его сжалось в последний раз, в глазах помутилось, он упал навзничь, жилы сердечные лопнули, и он испустил дух со скрещенными руками, устремленным к небу взором и головой, обращенной к Востоку.
Между тем конь, перепуганный шумом от падения короля, пустился вскачь до самого подножия горы. Королева, увидев, что он вернулся один, приказала оруженосцу, которому велено было держать в седле младенца Ланселота, принести ей дитя и пойти посмотреть, что могло задержать короля. Внезапно она услышала пронзительные вопли слуги, когда он дошел до места, где его господин был простерт бездыханный. Объятая ужасом, королева положила дитя на траву и стала взбираться на холм. Скоро она встретила оруженосца, приведшего ее к телу ее драгоценного супруга. Какое горе! Она припала к нему, разодрала на себе одежды, стала бить свое прекрасное тело и царапать лицо; и гора, и долина, и ближнее озеро все вторило ее стонам и причитаниям.
Потом ей пришла мысль о дитяти, оставленном рядом с лошадьми: «Ах! Мой сын!» и она, вся истерзанная, спустилась обратно к подножью горы; вот она ищет лошадей; а они отошли к озеру напиться. На берегу она видит своего сына на руках у некой девы, которая нежно жмет его к груди, целуя ему ротик и глазки.
Милая моя, говорит ей королева, ради Бога, верните мне мое дитя. Довольно с него несчастий, он уже потерял отца и наследство.
На все эти речи дева не отвечала ни слова; но когда она увидела, что королева подходит ближе, она поднялась с младенцем, обернулась к озеру, сомкнула стопы и скрылась под водой.
При этой новой напасти королева устремилась в озеро следом за девой; но вовремя подоспевший слуга удержал ее силой; она упала на траву, сотрясаясь от рыданий. В этот час случилось проходить неподалеку аббатисе со свитой из двух монашек, капеллана, послушника[16] и двух стражей. Когда вопли достигли ее слуха, она повернула туда, откуда они доносились. Увидев королеву, она сказала:
Да пошлет вам Бог радость, госпожа!
Увы, не в Его силах утешить самую несчастную женщину в мире. Нет у меня более ни радостей, ни почестей.
Но кто же вы, госпожа?
Страдалица, которая зажилась на этом свете.
Тут капеллан сказал, тронув аббатису за покров:
Поверьте мне, матушка, эта дама королева.
Аббатиса не могла удержаться от слез.
Ради Бога, госпожа! сказала она, прошу вас ничего не таить от меня, я знаю, что вы королева.
Да, да, королева в великой печали[17], отвечала Элей-на. Кем бы я ни была, возьмите меня в монахини, ничего другого я не желаю.
Со всею охотой, госпожа, но поведайте же нам причину ваших горестей.
Собравшись с духом, королева рассказала, как они вышли из Треба, как король не мог пережить зрелища пожара в своем замке; как его нашли бездыханным и, наконец, как некий демон в облике девы похитил ее дорогое дитя.