Браво, просто браво! Похвальная логика. И верная. Неужели не чувствуешь, как блаженство медленно туманит твой разум?
Зачем повязка? я напрочь отказывалась его слушать. Ты всё-таки допускаешь, что я могу выбраться отсюда и сдать тебя полиции? Будь уверен, ты будешь первым в очереди к гильотине.
Его смех поразительно бархатный и раздражающий заставил меня в презрении изогнуть верхнюю губу. В какой-то момент мне показалось, что эту мимику я изобразила только в своей голове, а потому пришлось повторить её, отмечая про себя удивительную заторможенность действий. Что за чёрт?
Гильотину? кажется, мерзавец наконец отстранился. Ах, а я как раз собиралась плюнуть ему в лицо! В каком веке ты живешь?
В том же веке, в котором кучка неудачников похищает девушку, чтобы вытрясти из её семьи какие-то жалкие гроши. К тому же, думаю, мне не откажут в моей маленькой прихоти, растягивая каждое слово, ответила я. Как и в просьбе четвертовать всех твоих недалёких дружков. Или пусть гниют на пожизненном? Знаешь, здесь есть пара симпатичных тюрем
Он ответил, как мне показалось, спустя целую вечность:
Здесь? Где, по-твоему, ты находишься?
Его голос звучал насмешливо, и мне почему-то легко представилось его лицо: высокий, с каштановыми, а может быть, чёрными волосами, шрамом где-нибудь в области густой брови, неаккуратная щетина и рубашка с коротким рукавом и расстегнутыми верхними пуговицами. В руках у него наверняка оружие, и едва ли я могу рассчитывать на его пренебрежение им в случае недовольства моими ответами, а ещё ему явно не больше тридцати пяти. Хватит ли этих данных, чтобы предоставить их полиции? И насколько они правдивы?
Я вздохнула, собираясь с мыслями. Желудок известил меня о голоде, заставив сглотнуть и стиснуть зубы.
И мыслить логически, разумеется:
Великобритания, конечно, и уверенность в собственных словах тотчас же растаяла. Я озвучивала каждую мысль, лениво пробирающуюся в мою голову: Такие бестолочи, как вы, едва ли могли вывезти меня за пределы острова и я нахожусь здесь не больше двух дней, так что
Он вдруг наклонился ко мне так резко, что я практически увидела сквозь непроглядную ткань огромную чёрную тень перед глазами. Стул пошатнулся, будто преступник облокотился двумя руками о подлокотники. Отпрянув с таким рвением, что лопатки мои больно врезались в спинку стула, я услышала то, о чём даже не могла вообразить:
Что там говорят о последней воле покойного? Тебе же в любом случае не выбраться живой ты на родине великого и прекрасного Жака Ибера, милая. А большего тебе знать необязательно.
Это было даже хуже, чем пропитанная какой-то дрянью тряпка, хуже удара приклада и хуже, да простит меня Всевышний, самого выстрела. Но сердце не заколотилось бешено, испугавшись этой новости, во рту не пересохло, и какая-то неведомая сила вдруг стала будто укачивать меня на волнах невероятного и совершенно необоснованного спокойствия. Во Франции они похитили и увезли меня во Францию значит ли это то, что мне и вправду отсюда не выбраться? Кто-то словно растянул мои губы в улыбке, хотя я не чувствовала прикосновения к своей коже. Так странно я была во Франции совсем недавно моя тетушка Меррон
Вижу, мы можем начать беседу, голос, казалось, звучал в моей голове, а не где-то снаружи. Тебе хорошо, верно?
О, мне действительно было хорошо но тревога, как моль в банке, билась и молила об освобождении. Я знала, что раствор начал дурманить мой разум, но какая-то внутренняя сила не позволяла ему овладеть мной окончательно. Помню, что кивнула этому недоумку, а он что-то сказал в ответ. С губ слетел смешок. Я во Франции. Поразительно. Моя тётушка Меррон уже наверняка собирает слуг к обеду!
Ты помнишь, как папочка Том брал тебя за руку? Как говорил, что любит свою маленькую дочурку? А помнишь, как вечерами он заплетал тебе косы?..
Он снова был близко, этот чарующий голос, и я тонула в нём, тонула в своём бессилии, тонула в воспоминаниях там были руки моего отца его улыбка весёлый смех. Он заплетал мне косы
В этот миг внутренняя тревога так сильно царапнула мою душу, что я до крови закусила губу и едва ли не ахнула от осознания. Отец никогда не заплетал мне косы. Никто их не заплетал. Мои волосы всегда были короткими и непослушными, а всякий раз, когда очередная моя «гениальная» гувернантка пыталась расправиться с ними, я убегала с криками и угрозами.
Долгожданная ясность осветила все поражённые участки моего рассудка, она их попросту уничтожила.
Я знала, что он собирался делать. Разговорить меня. Вывести на чистую воду. Или заставить сказать то, что хотел услышать. Но что я знала о своём отце? Всё тело напряглось, кулаки сжались, отчего костяшки побелели, но я не сдавалась. Разум постепенно охватывал туман безжалостная битва.
Нет никакой лодки я ничего язык отчаянно отказывался меня слушать. Отец не заплетал мне косы. Ни-ког-да.
Хорошо, он усмехнулся, как мне показалось, нервно. Ещё не готова, да? Я подожду.
Теперь меня тошнило. Голова сделалась ватной, а слюны во рту стало в несколько раз больше. Сглотнув её, я попыталась смириться с новостью о своём нахождении во Франции. Улыбка так и рвалась наружу. Надо же! А я все никак не могла выкроить время приехать сюда
Воображение уже пустилось в пляс, подбрасывая будто бы абсолютно живые образы: я стою на набережной Сены в своём шелковом платье, развевающемся на ветру, а птицы, какие-то неестественно-большие, летают над моей головой, и что-то кричат, кричат, а затем шепчут:
Где наши деньги, красавица?
Где ваши крылья? немедленно спросила я и протянула руку, чтобы коснуться их, а затем с ужасом осознала, что и запястья крепко прикованы к стулу.
Реальность отвесила мне хлёсткую пощечину, и когда почудилось, будто я снова падаю, знакомый голос моего мучителя поминальным маршем прогремел прямо в ухо:
Лодка «Фиона» и правда так красива вблизи?
Лодка, лодка брови сошлись на переносице. Я покачала головой, отгоняя туман. Теперь тот нагло клубился вокруг.
Я видела лодки в порту маленькая человек с бородой чистил рыбу Фиона, губы сжались в тонкую полоску. Такое красивое имя. Кто она? Твоя жена? У тебя есть жена? Бедная, бедная женщина Твой красивый голос маскирует все внутренние уродства.
Чьи-то пальцы сомкнулись на моем подбородке. Чьи-то губы едва не коснулись моих. На скулах явно останутся синяки. Но я почти не чувствовала телесного контакта. Всё плыло
Ты знаешь, куда твой отец переправил все свои деньги? Отвечай!
Его деньги он потратил последние сбережения на букет для Розалинды хотел извиниться, мир вокруг плыл, а хватка на подбородке становилась сильнее. Слова сами лились из моих уст, когда как мой голос будто и вовсе мне не принадлежал. Зачем она сожгла наш сад? Ему бы не пришлось тратиться
Идиотка, чужой голос пропитался ядом, а затем стал громче, ударив меня по вискам: Левша! Убери её с глаз моих! Она бесполезна, а у меня нет времени с ней возиться!
Услышав это, я хрипло расхохоталась. Шаги прервали мой смех, и кто-то остановился неподалёку, запыхавшимся голосом уточнив:
Мне прикончить её?
Не сейчас. Мне нужно отъехать на пару часов, а когда вернусь, сделаю это сам. Она должна быть в сознании и в здравом уме, так что без глупостей. Отведи её в подвал и жди меня.
Я понял. Время, потраченное на эту дуру, должно окупиться?
С лихвой. Правша и док поедут со мной, так что ты за главного. Не подведи меня.
Мой отчего-то ставший таким идеальным мир потревожили чужие руки. Я улыбнулась блаженной улыбкой, и повисла на шее того, кто отвязал меня и поднял со стула.
Так хорошо тихо пропела я. Мне с вами так хорошо, мальчики