«Несмышленая ты, Даренка, качала головой нянька Устинья, когда девочка поведала ей о своих переживаниях. Это ж у него от пряников да орехов в меду зубы болят, значит, деньги на эдакое баловство есть! Будешь в аксамитовом бархате ходить, на перинах пуховых спать, кольца носить золотые на каждом пальце Это ли не счастье? А что некрасив так с лица воду не пить! Зато дети при батьке расти будут! А то пойдешь за воина, а он калекой после похода вернется или и вовсе с концами сгинет»
«Несправедливо, думала Даренка. Сынок купцовый меня в жены хотел потому, что я хороша собой. И приданого за мной отец дает много, три возка серебра, одежи богатой, мехов соболиных, я не побирушка какая-нибудь! Почему ему можно на красивой жениться, а мне выбрать себе мужа под стать нельзя?»
И перед глазами невольно встал Желан с его широкими плечами да светлыми кудрями. Первый красавец в младшей дружине, сокол зеленоглазый. Но Даренку при одной мысли о нем замутило. Во время стычки у купальни она сидела в камышах, замирая от холода и страха за себя, за Добронраву и за Василису.
Права оказалась ученица Безымянной ведьмы, хорош собой Желан, да сердце у него черное и злое оказалось. Будто злобные нечистые духи за плечами поселились и шепчут прямо в уши всякое паскудство.
Прошлой осенью Даренка случайно увидела из окна, как бобыль Сошка, служивший в помощниках на кухне у Агашки, потерял спьяну сапоги, и решил, что сенные девки их нарочно спрятали, подшутить решили. Вышел на крыльцо, похмельный и злой, поймал за косу шедшую со двора Ельку и начал охаживать по спине, да бранными словами осыпать. Несчастная кричала так страшно, что Даренка оцепенела от ужаса. Выбежали парни из батюшкиной охраны и оттащили лиходея в сторону, да только все равно потом Елька месяц лежала пластом, плакала днем и ночью, во сне стонала. А к зиме умерла. Волхвы сказали, что нутро у нее от побоев повредилось. А Сошка легко отделался, его только со двора прогнали
И сегодня в прищуренных глазах Желана, которому Василиса пригрозила срамным колдовством, Даренка увидела тот же лютый огонь, что горел в пьяном бобыле. Но на этот раз страх исчез быстро, как и появился. Вместо него пришел гнев. Нянюшки говорили, что бабе от начала времен предопределено страдать, сначала в утехах плотских, затем в родах, да в работе тяжелой. Но минувшим вечером Даренка увидела иное. Что можно дать негодяю отпор, и он отступит. Надо только иметь силу не хуже мужской, как у сказочных богатырок или у ведьмы. Девки с батюшкиного подворья умели только ворожить на суженого, а остального колдовства боялись. Считали, что все оно злое чернокнижие.
Но если нет? Василиса не была злой, Дарена это чувствовала. Бывают ведь и добрые ведьмы, что людей лечат да с нежитью воюют. Правда, дочка сотника Ратибора слыхала о таких лишь из баек, что вечерами зимой у теплой печки рассказывают. Но ведь байки тоже откуда-то берутся, не из досужих же выдумок? Подобные девицы и со змеем сразятся, не испугаются. Надо спросить у Василисы, как проснется. Даренка поискала глазами ведьмину ученицу
Крайняя к выходу охапка соломы была пуста, на ней валялся лишь меховой жилет, с которого свешивалась серебряная цепочка с синеватой, будто ледяной фигуркой. Неужто сбежала? Нет, глупости какие. Василиса не могла уйти в ночь без своего оберега, к которому то и дело прикасалась во время пути, да без теплой душегреи. Неужто Желан отомстить решил, пришел, да выволок ее наружу, пока все спали?
Охнув, Даренка торопливо одернула рубаху и выскочила из шатра, как была босая, с растрепанной косой.
Желан спокойно спал на куче лапника у костра, накрывшись тулупом. Вокруг него дремали остальные дружинники и двое мальчишек-отроков. Только Стоум, которому выпал жребий караулить первым, сидел на поваленном бревне, протянув к огню руки. И Даренка чуть слышно выдохнула от облегчения.
Ты куда, красавица? шепнул Стоум ласково, подняв глаза. Босиком не ходи, застудишься, роса холодная нынче выпала.
Даренка едва не рассмеялась в ответ. Какая разница, застудится она или нет, если ее уже послезавтра сожрет огромный змей?
Или не сожрет? Вдруг и вправду есть у Василисы придумка, как его одолеть?
Я до ветру схожу, тоненько пискнула девочка, поднимая подол рубахи, чтобы не намочить в траве. Только бы не решил провожать, вот сраму-то будет!
Но Стоум лишь кивнул и отвернулся к костру. А Даренку ноги словно сами понесли к берегу Ясны, шумевшей за ивовой порослью.
Роса и впрямь выпала густо. Капли величиной с клюкву стекали с травинок на босые ступни, венчики клевера щекотали пятки, заставляя то и дело вздрагивать. Даренка поклонилась низенькой елочке, росшей на выходе из леса. Прошла мимо камня, на котором вечером сидела Василиса, охраняя их купание от бесстыдных глаз. Осторожно раздвинула стебли рогоза, досадливо дернулась, когда по щеке скользнул влажный початок, глянула на открывшуюся перед ней реку и обмерла, мигом похолодев от макушки до пяток.
Василиса, тоже босая и простоволосая, сидела на берегу, обняв колени, и хмуро смотрела перед собой. А напротив сидели чудища, которых Даренка никогда в жизни не видела, но опознала моментально. Частенько ей доводилось слышать о жителях водного царства, которые могли подшутить над человеком мало не до смерти, а то и утащить на дно, сделав слугой на веки-вечные.
Старики сказывали, есть в речках водяницы, что девками красивыми притворяются, а на самом деле утопленницы, решившие когда-то с жизнью счеты свести. И верховодит над ними водный царь. Тело у него толстое, кожа бледная, меж пальцев перепонки, волосы нечесаной копной до пят свисают, борода зеленая, и растут в ней кувшинки по весне. Поймает он тебя и начнет загадки загадывать, и берегись, если не ответишь утащит на дно и сделает своей женой.
Ох, чуры, сохраните от силы нечистой! Даренка сунула в рот кулак, чтобы не заорать от ужаса.
Две водяницы с мокрыми темными волосами и в рваных полусгнивших рубахах сидели по правую руку Василисы. Водяник расположился точно напротив. Сверкал зелеными глазами, похожими в темноте на лесные гнилушки, щипал себя за бороду длинными дрожащими пальцами, обрывал лепестки с поникших цветов. И бубнил тоскливо, словно плакальщица песню тянула.
Ни днем, ни ночью покоя не дает, морда чешуйчатая, грозится все испепелить в округе! Давеча заставлял доченек моих плясать перед ним до самого утра, харей огненной чуть ли не целоваться лез, провались он пропадом!..
Водяницы тихонько заскулили на два голоса, вторя унылой речи отца.
Болотников вдобавок пораспустил, совсем страх потеряли! Уже в царство мое лезут, как к себе домой! Толпы жаб соглядатаями снаряжают, чтобы те вынюхивали, чем моя сокровищница богата, да смуту наводили среди честного мокрого народца
Хлоп! Василиса с размаху стукнула ладонью по песку, заставляя утопленниц взвизгнуть в унисон, а самого водяника отшатнуться.
Как вы допустили такое, Переплут?! звенящим от ярости голосом спросила она. Семь лет гад над Озерным краем верховодит, и людей, и нелюдей за бороду держит! Без малого пятьдесят человеческих девиц скормили ему, будто так и надо! Вы почему молчали, словно тины в рот набрали?
Ничего мы не набрали, обиженно буркнул водяной. Из тонких зеленых губ, почти скрытых в бороде, потекла вода. Гад три деревушки спалил, как прилетел, ни старых, ни малых не пощадил. А если лес дотла сожжет и речку осушит? Болото растянет по всей округе?
Вы могли отправить весточку матушке с самого начала, с презрением сощурилась Василиса. Ладно, селяне, эти волей пращуров и людоедство готовы оправдать, но вы-то?! Девок ни капли не жалко? Так я вам расскажу, что будет дальше, если змей останется в горах живым и невредимым.