При четвертом повороте сохранятся все предыдущие величайшие истины буддизма, при этом к ним добавятся новые открытия в таких многообразных сферах, как эволюционная психология, психология развития и т. д., но лишь в той мере, в какой они находятся в фундаментальном согласии с основополагающими принципами самого вероучения. Эти принципы будут отчасти расширены, если можно так выразиться. Четвертый поворот известный под разными названиями (эволюционный или интегральный буддизм), подобно всем предыдущим, превосходит и включает предшествующие ступени. Он добавляет к учению новый материал, сохраняя при этом все сутевые компоненты. В этом новом развитии удивительно то, что оно всецело продолжает линию общего понимания, которая отмечена самим буддизмом. А именно: Буддадхарма (буддийская истина) проходит процесс развертывания, роста и эволюции, откликаясь на новые обстоятельства и открытия по мере развития. Сам Далай-лама, например, говорит, что буддизм должен идти нога в ногу с современной наукой, иначе он устареет и утратит актуальность.
Краткий обзор истории буддизма покажет, что с этим связано. Это вероучение в своей первоначальной форме базировалось на таких идеях, как различение между сансарой (источником страдания) и нирваной (источником просветления, или пробуждения); три признака сансарического существования, а именно дуккха (страдание), аничча (непостоянство) и анатта (отсутствие Я); четыре благородные истины: 1) жизнь в сансаре это страдание; 2) причина страдания алчущее желание чего-либо или цепляние за что-либо; 3) положить конец алчущему желанию или цеплянию значит положить конец страданию; 4) есть способ устранить цепляние, а именно благородный восьмеричный путь, включающий правильные воззрение, намерение, речь, действия, образ жизни, усердие, памятование и объединяющее сознавание.
Предельная цель раннего буддизма состояла в том, чтобы всецело покинуть сансару явленный мир жизни, смерти, перерождения, старости, страдания и болезни. Совершить исход можно, следуя благородному восьмеричному пути и обретению нирваны. Нирвана, по сути, есть бесформенное угасание. Предлог нир- значит «без», а вана означает «всё»: от жажды до цепляния, вожделения и алчущего желания. Общий смысл слова «задувание» или «угасание»: так, словно вам дали зажженную свечу, а вы наклонились, подули на нее, и она потухла. Что же гасится или задувается? Все типичные признаки сансары как таковой, включая страдание, тревожный страх, приходящий из-за цепляния за постоянство чего-либо, чувство отделенного «я», или самосжатие[13] (часто называемое эго), и неотъемлемо ему присущие страх, тревога и депрессия. Состояние нирваны часто описывается как схожее с глубоким сном без сновидений, в котором, очевидно, нет ни эго, ни страдания, ни цепляния за постоянство, ни пространства, ни времени, ни отделенности. Если в нем вообще что-то есть, то лишь бесконечный покой и безбрежная равностность освобожденности от пыток сансары и всех связанных с ней причин страдания. Согласно некоторым школам, есть даже итоговый предел, или крайняя форма нирваны, известная как ниродха полное пресечение. В нем ни сознание, ни объекты вообще не возникают; это состояние можно обозначить как безграничную бесформенность чистой свободы. Что бы это ни было, цель ясна: нужно выбраться из сансары и попасть в нирвану.
Согласно буддийской истории, Сиддхартха Гаутама (Будда не имя, а титул, буквально означающий «Пробужденный»; он был дан после просветления) был царевичем, воспитанным во дворце, со всеми вытекающими последствиями такой жизни. Отец его очень сильно опекал, стараясь защитить от типичных ужасов повседневной жизни в Индии того времени. Но однажды Гаутама сбежал из дворца. Пока он бродил по городу, находившемуся рядом с дворцом, пережил три события, глубоко его потрясших: он увидел человека, страдавшего тяжелой болезнью, очень дряхлого старика и мертвеца. «От всего этого царская жизнь во дворце меня не может защитить», подумал Гаутама и тут же покинул дворец. Он пустился в шестилетнее путешествие в поисках духовной мудрости. Странствуя, он учился у различных святых мудрецов, ища ответ на проблемы жизни, свидетелем которых стал во время той прогулки. Однако за эти годы никакие его усилия не принесли ему удовлетворения. Изможденный и расстроенный, он сел под деревом Бодхи и поклялся не вставать, пока ему не откроется ответ.
Однажды утром, перед рассветом, созерцая усыпанное звездами небо, Гаутама пережил глубочайший опыт. «Ага! Я нашел тебя! Никогда и ничто больше не введет меня в заблуждение!» воскликнул он, столь же преисполненный радости, сколь и изможденный. Что же он нашел? Что бы это ни было, его опыт провел его от «неведения» к «просветлению».
О том же, что именно он увидел и понял, по-разному говорили различные школы буддизма, и каждая версия весьма убедительна. Одним из вариантов стала идея двенадцати звеньев взаимозависимого возникновения, в которой выразилось глубокое понимание всецело взаимосвязанной природы реальности и безжалостной роли, которую играет причинность, связывающая все звенья воедино. Все это под действием цепляния неизбежно приводит к страданию. Другая концепция включала три признака существования (непостоянство, страдание и отсутствие субстанционального «я») и благородный восьмеричный путь, благодаря которому можно прекратить вытекающее из их воздействий страдание человека. Согласно же традиции дзен, Гаутама пережил глубокое пробуждение, или сатори. Он пришел к своей истинной природе природе будды и фундаментальному единству со всей Основой бытия (дхармакайей). Это положило конец его ощущению отделенности своего «я», а вместе с тем и страданию. Чем бы ни был этот опыт, уверенно можно сказать одно: вскоре он был концептуально изложен в положениях о трех признаках существования, двенадцати звеньях взаимозависимого возникновения и благородном восьмеричном пути. Сиддхартха Гаутама сел в медитацию под деревом, будучи еще обычным человеком, а встал уже просветленным, или пробужденным существом Буддой. Когда у него спрашивали, кто он Бог или сверхъестественное существо, он отвечал отрицательно. «Так кто же вы?» «Пробужденный», говорил он.
Такова была базовая форма буддизма, которую практиковали в течение почти восьми веков, вплоть до того момента, когда Нагарджуна впервые обратил внимание на странность самого разделения между сансарой и нирваной. Нагарджуна считал, что эта двойственность, или дуализм, разрывала реальность пополам, приводя не к освобождению, а к более тонкой иллюзии. Он не видел онтологического различия между сансарой и нирваной. Разница, по Нагарджуне, была исключительно эпистемологической. Иными словами, если смотреть на реальность сквозь призму концепций и категорий, она проявляется как сансара. Она же, если воспринимать ее вне концепций и категорий, есть нирвана. Сансара и нирвана, таким образом, суть «не-два», они не двойственны. Это открытие привело к серьезной революции в буддийской мысли и практике.
Будда Гаутама открыл пустотность (пустоту)[14] по природе своей предельную иллюзорность самоощущения своей отделенности от мира; но он еще не открыл пустотность шуньяту всего, что обычно называют реальностью (включая не только субъекты, или самости, но и объекты, или дхармы). Благодаря этому новому пониманию буддизм совершил второй поворот в своей славной истории, прибавив новаторский и глубокий элемент к уже общепризнанным открытиям.