А вы не узнали меня что ли? Как же, Борис Хренов, местный мебельный магнат. Ха-ха! Салон «Ахиллес» в Ярике, Архангельске, Череповце! Не заглядывали? И стишок наш рекламный не слышали? Если вас пострелят в пятку полежите на кроватке! Нам только диваны из Италии привезли, приходите полежите.
Обходимся советским наследием, отвечает хозяйка особняка.
Домишко-то отстроили ладный. А вы из Ленинграда, верно?
Вам, Борис, чего надо?
Вопросик есть. А домочадцы ещё имеются? Да-нет? Зовите!
С какой это стати?! Между прочим, вы на частной территории! заявляет мать.
Частная? Хах, ну да. Зовите-зовите, иначе по-другому разговаривать будем.
Угрожаете что ли?
Кто? Я? Нет, боже упаси! Угрожать! Фух, вот выдумали. Ну, вы зовите, кто там у вас ещё. Быстрее, мне некогда! торопит Борис Хренов.
Появляется Слава, слишком расслабленный, спросонья. Он осматривает магната Хренова и бросает:
Чего надо?
Я знаю, что в доме ещё двое пацан и тёлка его. На выход! кричит он куда-то вверх.
Мужик, уматывай отсюда по-хорошему, угрожает Слава.
Хренов смеётся, но как-то не по-доброму, и, не церемонясь, бьёт славу под дых, хватает за голову и швыряет на газон. Мать кричит, но не вмешивается. Хренов носком ботинка врезает Славе в живот и, наклонившись, спрашивает:
Где скиталец?! Ну?! Лучше выдай, сучёныш, а не то я тебя в яме сгною, с червями дружить будешь!
Какой скиталец?! Чё докопался?!
Туповат? Ну, это ничего, это мы исправим, говорит он и лупит Славу ногами, пока тот не умаляет прекратить.
Мать накидывается сзади с лопатой, но и хозяйку дома Хренов быстро обезоруживает и швыряет на траву.
Ну-с? Где?!
Слава тыкает на сарай. Хренов сбивает лопатой хилый замок и рывком распахивает двери. Вместо скитальца он видит гору никчёмного мусора и застывшую в углу полевую мышь, которая пугается и юркает в узкую щёлку. Хренов матерится, со звоном отбрасывает лопату и, красный от злости, возвращается к Славе и берёт его за грудки:
Где, падлёныш?! Говори, а не то обоих урою!
Там был. Честно, клянётся Слава.
Сынуля твой где?! это Хренов обращается к матери.
Я засужу тебя, сволочь!
Короче так, вытирая выступивший на лбу пот, заявляет Хренов, или к вечеру у меня перед домом будет стоять уродец. Или я сожгу ваш распрекрасный особняк к херам собачьим! Алконавт же отправится по этапу за кражу водочки из сельхозмага, а вы, уважаемая, за ложные показания в суде. Для сынишки и придумывать ничё не надо, он сам себя закопает.
Борис Хренов удаляется своей пружинистой походкой и, вскарабкавшись во внедорожник, уезжает. Слава помогает сестре подняться и усаживает её в ротанговое кресло.
Слава, брат мой, ответь что требовал от нас этот оборзевший хмырь?
И Слава рассказывает, как они встретили в чаще леса уродца, и как он, видимо, к ним прибился, выследил и залез в незапертый сарай. И проторчал там дня два. Ещё просил вернуть его домой, но точный адрес не сообщил.
А где он сейчас?
Матвей и Грелка ушли с ним в лес на прогулку. Матвей хочет отвезти мутанта в Заказник.
Мать недолго молчит, обдумывает услышанное, затем всплёскивает руками и с жаром тормошит брата:
Звони им, пусть скорее возвращаются! Мы что-нибудь придумаем. Жирный козёл, может, и блефует, но мне совсем не хочется просить бывшего мужа об услуге.
6. Sola gustatus.
Пятничный вечер бросает вызов ресторану «Sola gustatus», и шеф-повар Стеван Младич колдует над коронным блюдом. Ради него приезжали в Москву Душан Ивкович, Мила Йовович и Горан Брегович, разумеется, заходя в «Sola» подспудно, но заявляя шефу, что прибыли в столицу ради лишь випавского супа и ражничей, подававшихся в изысканной посуде из марокканского фарфора. У Стевана, конечно, имелся секретный ингредиент: в випавский суп он капал соевый соус тамари, добытый в закромах гастрономических закоулков Тюбу. Тем самым Стеван нарушал постулаты национальной кухни, но не особенно из-за этого переживал. Родился он в Белграде, но рано эмигрировал и вырос уже в России. К тому же вкус для него всегда был важнее традиций.
Стевану месяц назад стукнуло сорок, но широкие плечи, грузность и аккуратная бородка с проблеском седины накидывали ещё пару лет. Увалень в быту, на кухне он становился виртуозом.
Сегодня он закончил раньше. Доверив помощнику завершить легендарный суп, Стеван срывает фартук и быстро переодевается.
На улице его застаёт ливень, но Стеван прыгает в спасительный провал метрополитена.
Ему пишет приятельница, с которой у них лет десять назад были мимолётные отношения. Впрочем, они неплохо ладят до сих пор. Подруга упрашивает о встрече и всячески увиливает от прямых вопросов. Разумеется, интервью превратится в допрос про Ярушевского, его близкого друга. Ему сейчас меньше всего хочется поднимать эту тему. По крайней мере, до тех пор, пока он не увидится с одним чрезвычайно неприятным человеком.
Большая шишка этот человек, но встречаются они в дешёвом пабе, где пиво разбавляют, и вместо гренок подают сухарики. Шишка говорит:
Рад встрече. Пивка?
Тут гадость, а не пиво, хмыкает Стеван.
Интересуешься другом? сразу к сути переходит шишка.
Послушай, Стариков, ты под кем там вообще елозишь? Стеван показывает указательным пальцем в потолок.
Борзеешь. Я тебе одолжение, а ты мне грубость. Так нельзя.
Мне бы знать, что ты имеешь реальную власть.
Просто поверь. Больше у тебя знакомых там, он тоже тыкает вверх, больше таких, как я, нет. И не будет. Всех за яйца держат, всех подозревают. Кстати, скажи спасибо, что на допрос не вызвали. Пока что.
Могут?
Они всё могут. Но я не дам. Стариков хлебает светлого пива и причмокивает. И добавляет: Есть предложение.
У меня ресторан и пара забегаловок в провинциях. Я не такой уж богатый человек.
Речь не о взятке. Пойдём.
Они покидают тошнотворное заведение, идут по шумному проспекту и сворачивают в чистенький двор отремонтированной пятиэтажки. Стариков в плаще, Стеван в куртке; ливень перестал, но оба ёжатся от наскакивающего ледяного ветра. Стариков облокачивается на скамейку, закуривает и протягивает пачку Стевану но, получив отказ, убирает её в карман. Затягивается и выдувает клубы плотного дыма, которые тут же разбивает неугомонный ветер. Стариков говорит:
Добудь мне дервиша, и я оформлю перевод Ярушевского в заграничный госпиталь. Там, конечно, друга твоего внезапно потеряют.
Звучит фантастично. И задача, и задумка. Жуёт нижнюю губу, уточняет: Зачем тебе дервиш?
Приятно с тобой, Серб, дела иметь: не включаешь дурачка, посмеивается Стариков, но весёлости в этом смехе ни на грамм.
Дервиш нужен для экспериментов? Полагаешь, удастся приручить?
Стариков кивает и прикуривает вторую сигарету от первой.
Опасности просчитал? Если выйдет из-под контроля? спрашивает Стеван.
Это ж не заяц или кабан, тут с кондачка не прокатит. А меры безопасности по содержанию я уже оформил.
Что твои бойцы? Не справятся? спрашивает Стеван.
Мои бойцы хоть куда, отвечает Стариков, но понимать скитальцев, и уж тем более дервишей, им не дано. И это мне тоже известно, да.
Осведомлённость твоя меня пугает.
Лучше знаешь, крепче спишь, усмехается Стариков, но ему совсем не до веселья. И добавляет: Наверху конвульсируют и борются со всем миром: террористы, партизаны, давление дипломатов извне, повышение пошлин, бесконечные санкции, напряжённость в правительстве, внутриусобица. Арабы ещё эти лезут на Марс. Скоро пузырь лопнет, и понадобится новый инструментарий.
Возглавишь переворот?
Стариков хохочет, и теперь ему правда смешно:
Упаси господь, какой в жопу переворот?! Чего переворачивать?! И так на дне унитаза копошимся, так что верти не верти, все в говне сидим. Но в говне не в крови, и чтобы не стало хуже нужно чуть-чуть подсуетиться. Смекаешь, Серб?