Завтрак прошёл в атмосфере семейной идиллии. Слава травил байки из рехаба, и было неясно, правда это или вымысел. Матвей снова искал в Интернете на себя компромат, уже не очень веря, что его всё-таки опубликуют. Позвонил Грелке, у неё была третья смена подряд, спала всего часа три, и сейчас находится на грани нервного срыва. Матвей попробовал её успокоить, но получалось у него нелепо: толи молод ещё, толи не слишком сочувствует. Матвею Грелка, конечно, нравилась. Пусть и не красотка, зато ураган в постели и многому его научила. Ещё около часа Матвей отвечал на сообщения в соцсетях, на комментарии под старыми видео. Были и неприятные, но он их не воспринимал, считая всего лишь неприятной частью работы.
Мать уехала в ближайший супермаркет, и парни остались одни. Было бы проще забиться в угол, притвориться занятым или уставшим, но обоим хотелось общения.
Рыбалку любишь? спрашивает Слава.
Терпеть не могу.
Я тоже. Охотишься?
Никогда не пробовал. Вообще я пацифист. У меня блог, я рассказываю там про войны и объясняю, почему война это отстой.
Иногда война единственный выход, замечает Слава.
Об этом я тоже говорю, и призываю бороться с режимом, который душит волю и свободу слова.
Из дома они перемещаются во двор, под яблоню, на которой ещё висят спелые яблоки. От земли поднимается сладковатый запах травы и упавших гниющих плодов.
И тебя кто-то слушает? Ты кто такой, известный политик или суперзвезда какая? посмеивается Слава.
Сколько ты чилил в своём рехабе? Сто лет? Сейчас каждый может высказаться, и чем круче ты плетёшь, тем больше людей на тебя подписано. Не шаришь? У тебя инста-то есть? Ютьюб смотришь?
Слава качает головой нет.
Херасе! Слушай, да я могу про тебя ролик замутить, и назову его, типа, чувак, который никогда не юзал инет. Его первая реакция на всю ту дичь, которую туда сливают.
Не, ну я Камеди Клаб смотрел, смешно было.
Угораешь? Камеди Клаб уже года три как закрыт! Не, реально, ты вот до своего рехаба где утюжился? В дальнем плавании, в космос гонял? В коме чилил?
Слава срывает яблоко, откусывает и плюхается на газон. Ему смешно и обидно, но не из-за издевок, а оттого, что сегодняшняя реальность ему невероятно чужда, что деревья, ветер и запах навоза уже не воспринимаются основой полноценного мира, теперь это деталь пазла, картинка в высочайшем разрешении, идущая в нагрузку к цифровому контенту и клиповому мышлению.
>>>
Всё-таки они собираются по грибы, и уже наутро следующего дня, встав пораньше, обуваются в резиновые сапоги и не промокающие куртки и выходят на опушку ближайшего леска. Мать предупредила, чтобы далеко не совались, до вышки РЛС и обратно. Если грибов нет, то и хрен с ними, главное не заблудиться.
Матвей и Слава вяло бредут по лесу, пиная шишки и мелкие камушки. Сквозь листья пробивается солнечный свет, блестят лужи, лежащие в вечной тени, по водной глади снуют долгоносики. Комаров уже нет, но мошкара ещё роится, лезет в глаза, приходится отмахиваться. Лес похрапывает, готовится к долгому сну. Им попадаются поганки, даже городские их различают. Вышка РЛС всё ближе, а в корзине грибов кот наплакал. Слава курит, крутится, как юла, ему не надышатся. Матвей ворчит, потому что больно натирает сапог, и скорей всего выскочит мозоль.
Прав ты, Матвей, я был в коме, и мог бы навсегда в неё провалиться. А то и глубже, вдруг заговаривает Слава. И продолжает: Отрёкся от привычных благ, понимаешь? Вроде как аскетом заделался, но не из-за религии или секты там какой. Куда проще и куда глупее хотел стать писателем. Потом сценаристом. Затем режиссёром. У меня истфак, а я надумал фильмы снимать.
У Тарантино тоже образования нет. Отвечает Матвей.
Хрустят ветки, кричит птица, гудят провода. Попадается высохший пень, и Слава усаживается на него, предлагая перекур. Вынимает из сумки бутылку с компотом и припадает к ней, как к роднику. Напившись, передаёт Матвею, но тот отказывается и хлещет припасённую минералку.
Твой дед очень в меня верил и слепо любил. Говорит Слава. Потакал прихотям и много позволял. Когда я заявил, что хочу быть киношником, он расстроился. Не уверен, что в его мечтах я был великим историографом или открывателем Атлантиды, вряд ли отец надеялся, что я найду золото скифов. Но кино. Почти ругательство в нашей семье.
Дед не смотрел телек, в кино не ходил, соглашается Матвей.
Однако он дал мне денег, и я отправился в Москву учиться в МШК. Там познакомился с разными людьми. После двадцать первого года, со всеми его митингами и терактами я перестал интересоваться политикой. Пропадал в кинотеатрах, смотрел старьё и новинки, что-то писал, бухал и спал с милыми цыпочками, принимавшими меня за молодого Годара. Смеётся. Как они потом обломались.
Снял фильм-то? Хотя бы шорт-метр? спрашивает Матвей.
Ни шорт, ни лонг ничего! Я проёбывался, вечно что-то сочинял, но потом откладывал, брался снова и, в конце концов, понимал, что выходит лажа. Забрасывал и ни с кем не советовался. Хотя нет, были друзья, которые критиковали, прочитав первые десять страниц, но я их уже не мог слушать, потому что был бухой вдрызг.
Матвей очень хочет что-нибудь на это сказать, выдавить хоть фразочку, но перебирает варианты и все они кажутся ему избыточными.
Я видел крутой «шеви» в гараже. Твоя что ли?
Матвей кивает.
Папаня подарил?
Мы с ним не общаемся.
Твоя мама говорила, что он очень любит тебя, что подарки шлёт, зовёт с собой в отпуск куда-то на Мальдивы или в Малайзию.
В Моравию, говорит Матвей, но я не поеду. Он умер для меня, когда бросил.
А на машину ты сам заработал?
Мой канал привлекает рекламодателей, народ донатит. Так и накопилось.
Похоже, не так уж сложно.
Легкотня, роняет Матвей и плетется в сторону дома.
Слава его догоняет и торопится извиниться:
Без обид, парень. Если ты смог заработать на крутую тачку, то ты талантлив базара ноль. Не сердись.
Говно вопрос. Замяли.
Вдруг Матвей останавливается и всматривается в густоту деревьев, на пересечение лесных тропинок.
Там кто-то есть, говорит Матвей.
Они крадутся навстречу странному существу, чья бледная кожа, напоминающая ливер, поблёскивает на солнце, словно рыбья чешуя. Ноги кривые, тонкие, и большие лапы. У недочеловека пятерня на ладонях, но пальцы трубковидные и крючковатые. Существо вздымает безухую голову вверх, будто любуется кронами, и заметно, что у него почти нет шеи тыквообразная лысая голова будто вросла в узенькие плечи. Слава тянет приятеля за куртку, шепчет: «Пойдём отсюда». Но Матвей отмахивается и, заворожённый, ступает к диковинному зверю. Существо оборачивается и, увидев незнакомцев, замирает. Потом хныкает и падает на колени. У него жалкий пришибленный вид, узкие глазки и вместо носа две дырки; рот наполнен гнилыми и кривыми зубами, и щёки впалые, как у насмерть замученного узника трудлага. Существо скулит, когда Матвей гладит его лоб кожа липкая, но на пальцах не остаётся никакой гадости.
Глянь, на нём вроде бы рваная футболка и джинсовые шорты. Всё в грязи, говорит Матвей.
Что. Это. Такое?
Хер знает. Мутант? Больной? Как называют этих, с нарушением гормонов?
В душе не знаю, отвечает Слава.
Существо перестаёт скулить и корчит гримасу, напоминающую улыбку. Слава протягивает ему «сникерс», и существо проглатывает батончик.
А мы не наелись поганок, часом? выносит предположение Слава.
Крипово, согласен. Ну, что с ним делать? Тут бросим?
Есть варианты?
Пригласим на чай?
Сестрёнка будет в восторге.
Матвей прощается с существом, и Слава отдаёт ему последний шоколадный батончик. Парни выходят из леса с пустыми корзинами и уродцем на хвосте. Мутант встаёт как вкопанный перед дорогой и, упав на четвереньки, шмыгает обратно в лес. Слава выдыхает, а Матвей слегка огорчается: сенсация сорвалась, и ведь даже не сфоткал. Куда пропал инстинкт блогера?