Зачем ты всё это читаешь? устало спрашивает Стеван и, взяв с кухни пепельницу, закуривает.
Маджентий принадлежит НИИ Заказника, то есть Ярушевскому. Учитывая арест миллиардера, можно ли говорить о том, что нашей власти необходим повод захвата столь редкого и засекреченного причём, подчёркиваю, не ими вещества? К тому же Ярушевский в коме, и, поговаривают, состояние его ухудшается.
Стеван молчит, загипнотизированный абстрактным рисунком из паркета. Симфония закончилась, игла вхолостую бегает по краю зацикленной пластинки. Затихло и снаружи, ни дождя, ни воя служебных машин. Стеван раздумывает над предложением Старикова, которое он принял без сомнений. Как он договориться с дервишем, просто попросит об одолжении? И если выгорит, что потом? Виталий давно мучается с сердцем, пережил два инфаркта и инсульт, три операции. Быть может, это плата за его уникально явление на этот свет, за невероятный ум и смекалку, благодаря которым он сколотил грандиозное состояние. Ярушевский обязан держатся, чтобы войти в Источник, чтобы переродиться. Стеван поклялся себе уговорить дервиша, каких бы усилий это ни стоило, и успеть, пока любимое сердце ещё бьётся.
Стеван докуривает и подмигивает оператору, клюющему носом:
Эй, братишка, ты там пишешь или мы сами по себе?
Запись идёт, отвечает оператор.
Стеван пожимает плечами и говорит:
Пусть только попробуют сунуться.
Я поняла.
Эля допивает вино и вздыхает так, словно фигурист, сорвавший последний прыжок и потерявший шансы на золотую медаль. Показывает оператору, чтобы закруглялся и собирал технику, они закончили. Затем она копошится в сумочке и возвращается в зал с сигаретой в зубах. Курит дамские, тонкие, дыма почти нет.
Стеван, ну зачем ты так со мной? Она берёт паузу, словно смертельно устала и надумала умереть прямо здесь. Вот оттрахать бы тебя, тогда б ты раскололся. Затягивается и продолжает: Но ты и тут зады прикрыл. Хоть стажёров к тебе отправляй. У нас в редакции, кстати, полно смазливых мальчиков.
У меня нет комментариев, говорит Стеван.
Мне уходить, или ты всё-таки расскажешь что-то такое, что окупило бы мою командировку?
Я предупреждал, что интервью со мной глупая затея. Лучше бы раскалывала очередного блогера-нувориша. Он идёт на кухню и спрашивает: Кофе будешь? Колумбийский.
Блогеров-то не осталось, сплошные куклы набитые, отвечает она, размахивая сигаретой, и соглашается на эспрессо.
Твой кофе, сола густатус. Стеван подаёт ей чайную тарелку с поставленной на неё кружкой, приподнимает, не снимая, её очки. И займись уже своими вампирскими глазами больше сна, меньше табака и часов, проведённых у экрана.
Эля улыбается, но улыбкой осторожной и недоверчивой:
Сола густатус? Ты назвал меня вывеской своего ресторана?
Если раздробить на слова, sola значит единолично или только. А gustatus вкус. Но если соединить в идиому, то sola gustatus одинокая жена или женщина. Я узнал об этом уже после утверждения всех бумаг. Ирония показалась мне уместной.
Одинокой женщине пора в отель, а с утра на самолёт. Кофе обалденный. В коридоре она набрасывает на плечи плащ, пропускает вперёд оператора и целует Стевана на прощанье в заросшую бородой щёку.
Остаток вечера Стеван проводит за симфонией Малера, играет шестая, печальная. Вспоминает «Аиду» и первый ужин в компании Ярушевского, а потом окунается глубже, в кровавую пропасть, в крики о помощи, в мольбы об утратах и завтрашнем дне. Он хватается за колени, потому что не чувствует своих ног, они будто отнялись, отстегнулись и ушли доживать свой век в одиночку. Подскочивший пульс восстанавливается, и Серб выравнивает сбившееся дыхание. Так бывает, не впервой; всё равно невозможно привыкнуть.
7. Мистер Хренов.
Стремительный порыв ветра обрывает верхушки сосен, колотит проводами о стены особняка и треплет оставленную незапертой дверь сарая. В гостиной играется с джойстиком от приставки скиталец Егорка; Матвей выдал ему футболку с логотипом «Marvel», старые растянутые спортивки и обшарпанные кроссовки с толстой подошвой а-ля «Balenciaga». Уродец увлечённо жмёт на кнопки негнущимися тонкими спицами-пальцами, фыркает и бурчит. В узких мазутных глазах его мерцает погребённый огонёк сознания.
На кухне под высоким потолком теплится свет винтажной люстры, выхватывая напряжённые лица домочадцев. За овальным столом расположился семейный совет, и все четверо обдумывают и соображают, как быть дальше. Мать размашисто разбивает натужное томленье:
Отдайте вы этого юродивого! Нужны вам проблемы?
Нельзя, отвечает Матвей, он его замучает. Или продаст на опыты.
Откуда он вообще про Егорку узнал? спрашивает Грелка. Я думала, что это страшная тайна Заказника.
Слава курит и вздыхает.
Очень уж в теме этот магнат, заключает Матвей и прибавляет: Словно следит за нами. Может, даже сейчас подсматривает, вуайерист грёбаный!
Было б так давно б вломился, предполагает Грелка.
Слава кивает:
Или ждёт, когда мы проводим Егорку к его парадной.
Повисает затишье, Егорка истребляет виртуальных монстров, но чаще умирает сам.
Как хотите, но скитальца я не отдам, делает заявление Матвей. Уродец просит вернуть его домой, и я займусь этим.
В Заказник? спрашивает Слава.
Какой, к чёрту, Заказник?! Что ты выдумываешь, сын?! нападает мать.
Вернётесь со Славой в Питер. Поживёте на хате. Там Хренов вас точно не достанет. Позвони отцу, он защитит.
Думаю, Хренов знает, что за человек мой зятёк. И при этом всё равно сунулся к нам, угрожал. Меня это настораживает, говорит Слава.
Мать громко отодвигает стул, встаёт и закуривает, с силой выдувая табачный дым. Она зажигает смартфон, листает контакты, потом гасит. Проделывает то же самое ещё раз. Тушит сигарету в мойке и решительно поворачивается к собранию.
Сын мой упрям, как стадо баранов, спорить бесполезно. Слава, ты проводишь его в этот Заказник! И вернёшь целёхоньким!
Слава пожимает плечами, вскидывает голову и говорит:
Проводить за ручку?! Что за бред?! Никуда я не поеду, никому сопли подтирать не стану. Сам хочет вперёд! Я пас. Что я там забыл? Это сынку твоему шлея под хвост попала, это у него что-то там засвербило. Я никуда не поеду.
Мать прожигает его взглядом, вбивает слова настойчиво, с нажимом, не оставляя шансов:
Нет, братец, ты сделаешь так, как я велела! Ты поедешь с Матвеем туда, куда я прикажу! Пора отдавать долги! Ты никогда не отвечал за свои слова и поступки, приходилось отдуваться мне, ты помнишь?! Всегда тебя выгораживала, прикрывала, одевала и обувала! И сейчас мне звонили из рехаба, и я отмазала тебя, братец! В тысячный раз! Я вместо матери, я вместо отца, и если бы не я, ты бы уже сдох, сволочь инфантильная! Учти, если обманешь, будешь доживать свой век в конуре с коркой чёрствого хлеба, потому что ни зарабатывать, ни просить ты не умеешь!
Все молчат; гневный спич предназначался только для Славы, но слова эти услышали и чужие уши, и все теперь хотят от них отряхнуться. Матвей предпринимает попытку заявить о своей самостоятельности, убедить, что он и Егорка справятся сами, но мать настойчива и непреклонна.
И она продолжает:
Мы с Грелкой вернёмся в Питер. Я позвоню Старикову и попрошу урезонить Хренова.
Не сбегу я ни в какой Питер! возражает Грелка. Поеду с парнями.
Каприз дамы закон, ухмыляется Слава и разводит руками. А тут две женщины ставят условия. Куда деваться я в тупике!
«Грелка, ты не поедешь» хочет сказать Матвей, но прикусывает язык, потому что эти почти выскользнувшие слова не больше, чем условный рефлекс, обязательная фраза для парня, чьей девушки грозит опасность. Однако Матвей осознаёт нужность жизнелюбивой Грелки, её задор поддержит в них горение фитиля надежды. С огнём этим они пройдут до Заказника и вернут Егорку сородичам, не поддавшись морозному дыханию стылого отчаяния. Грелка с ними, и она окутает теплом, и станет им второй матерью и первой сестрой.