Японцы же ликовали: для них это была сверхудачная спецоперация, с помощью которой им удалось вышибить из военных игрищ американский флот на целых полгода. А это и была главная цель Японии: за это время они захватили Сингапур, Гонконг, Филиппины, Мьянму и еще ряд стран Юго-Восточной Азии.
Ну а для американцев этот разгром стал поводом вступить в Мировую войну: восстановив флот, всего через полгода они в пух и прах разгромили японцев в масштабной морской битве у атолла Мидуэй.
Сегодня военно-морская база в Перл-Харбор служит в мирном режиме: красивые и здоровенные американские моряки к большому восторгу туристок по вечерам ходят в отели на дискотеки. А корабельные останки влекут не врагов и не шпионов, а пытливых дайверов. За прошедшие с тех пор 82 года Оаху перестал быть «невезучим», перейдя от невезения к процветанию. Хотя эстафету свою все же кое-кому передал: невезучим в гавайском архипелаге теперь числится остров Ниихау, он даже запрещен для посещения туристами. 150 лет назад его за кусок золота на сумму всего за 10 тысяч долларов приобрела у Королевства Гавайи шотландка миссис Синклер, полагая устроить из райского островка дачку для своей семьи. Но, увы, среди аборигенов, прежде чем новая хозяка успела выселить их со своего на другие острова, вспыхнула эпидемия полиомиелита, в результате которой почти все умерли. С тех пор остров считается «роковым»: все, кто тайком подплывает к нему, наплевав на запрет, чем-нибудь да заболевают. Постоянно на Ниихау живет всего 80 человек из аборигенов, чьи предки в свое время наотрез отказались покидать родной остров. И сегодня это единственный кусочек суши в Тихом океане, где, формально принадлежа 50-му штату США, говорят и понимают только на исконном гавайском языке (больше он нигде не используется, отчего официально считается мертвым), для жизни используют только солнечную энергию, а домашний скот свободно бродит по всему острову. Попасть на запретный остров можно только по приглашению местного жителя, жаль его население стремительно сокращается.
А кто-то с горочки спустился
Приключения горнолыжного чайника
«А пастор-то совсем не умеет ходить на лыжах!» Но когда мой «штирлиц» об этом догадался, было уже поздно: «пастор» в моем лице уже стоял на вершине Побывав «чайником» на лучших европейских спусках, выражение «откинуть лыжи» начинаешь понимать буквально. Равно как и строки из «Пер Гюнта»: «О на лыжах летящая Сольвейг, не дай умереть, не увидев тебя». Однако палки в руки, новички: горнолыжный сезон до конца марта и мой оптимистичный рассказ еще успеет поставить вас на лыжи. Ну а бывалые в этом модном виде спорта пусть просто улыбнутся и заскучают по пьянящему горному воздуху.
Шамони: стою на вершине, в лыжи обут
Попытка 1: Французские Альпы, курортный городок Шамони, где находится пик континента Монблан, 4807 м над уровнем моря. Но крайняя точка, куда могут добраться на подъемнике лыжники, пик Эгюий-дю-Миди (3842 м). Туда ведет самая высокая в мире канатная дорога, а оттуда стартует трасса Вале Бланш (Белая Долина), предназначенная только для очень опытных горнолыжников. Двадцатикилометровый спуск может оказаться очень опасным, поэтому рекомендуется сопровождение проводника. Выше к Монблану поднимаются только альпинисты, своим ходом и с большим риском для жизни.
Во Франции, надо признать, и цены не ниже Альп выше только Монблан. Хотя Шамони еще держится в рамках: в отличие от модного Куршавеля, это не курорт для гламурных бездельников, а профессиональный горнолыжный и альпинистский центр. Недаром в 1924 году столицей первой в мире зимней Олимпиады был избран именно Шамони.
Как не откинуть лыжи. Антураж у горнолыжного дела, бесспорно, красивый. Снег белеет, небо голубеет, вокруг рекордное число подтянутых загорелых красавцев в ярких костюмах. Если не приехала «со своим самоваром», то лыжи и красивого горнолыжника в качестве инструктора можно получить напрокат. Но арендовав лыжи и узнав цены на ски-пасс (абонемент на подъемник), понимаю: если я хочу иногда и кушать, то на инструкторе мне придется сэкономить.
Самое неприятное в лыжном спорте это переть на себе лыжи. А делать это приходится. Даже если твой отель расположен прямо у подъемника, до него все равно надо дойти. Причем в лыжных ботинках. Шкафчиков для сменной обуви на горе не предусмотрено. Я уж не говорю о тех бедолагах, которые живут в отелях в центре города: чтобы добраться до ближайшей станции канатной дороги, они каждое утро вынуждены заталкиваться вместе с лыжами в ски-бус (специальный автобус). Итак, я готова: сто одежек как у капусты, на голову давит шапка, на ногах кандалы, прикидывающиеся лыжными ботинками. Передвигаешься в этих колодках как примат, еще не привыкший к прямохождению. Надев, сразу попадаешь в секту чудаков со странной подпрыгивающей походкой, напоминающих (с учетом ярких комбинезонов) подвыпивших космонавтов. Они, ковыляющие от отелей к подъемнику с лыжами через плечо, начинают встречаться еще внизу. А на горе эти пьяные лунатики везде, куда не ходят в лыжах в туалетах, у шведского стола с подносами, за барной стойкой со стаканами. Но, едва прицепив к кандалам лыжи, ковыляющие человечки превращаются в стремительные ракеты, с ветерком просвистывающие мимо тебя в неведомые дали. Некоторых я не успеваю проводить даже взглядом.
Воровато подглядываю, какие движения показывают инструкторы более обеспеченным «чайникам», после чего увязываюсь за толпой в разноцветных костюмах и с лыжами в обнимку сажусь в фуникулерчик. Он поднимает нас на высоту почти 2000 метров. Тут, с 25-й попытки попав ботинками в крепления лыж, вижу, что большинство прямо в лыжах устремляется еще выше на кресельном подъемнике. Меня сбивает с толку большое количество садящихся на подъемник детей. Уж если дети не боятся, то уж я-то И тоже боком ползу к уносящемуся круто вверх стульчику.
На высоте 2500 метров меня подстерегает первый горький опыт: кресельные подъемники везут только вверх. А если желаете вниз, то извольте на лыжи! А мне туда даже смотреть страшно: прямо под ногами круто уходит вниз укатанная как лед белоснежная трасса, а справа и слева сначала откос, потом обрыв, а на дне его лес. Вспоминается детский стишок: «Стою на вершине, в лыжи обут, то ли лыжи не едут, то ли я» Но дети один за другим пролетают мимо и исчезают в снежной пыли (кто ж знал, что французы ставят своих чад на лыжи чуть ли не в год).
Стою. Ковыряю палкой в снегу и обдумываю извечный русский вопрос: что делать? Надо каким-то образом спуститься вниз на 500 метров, а там уже спасительный фуникулер, уносящий вниз к отелю. Может, снять лыжи, пустить их под откос, и, как в детстве, помчаться на попе? Но вспомнив размер залога в прокате, решаю оставить лыжи при себе. Устанавливаю их «плугом» (носки вместе) и начинаю медленно сползать вниз. Стоит мне случайно хотя бы на секунду выровнять одну из лыж, как начинается бесконтрольное и стремительное скольжение. Скоро понимаю, что «плугом» не доберусь до фуникулера и к ночи. Стать местной достопримечательностью ледяной скульптурой «Девушка в лыжах, бредущая плугом» мне не хочется. Мысленно крикнув «Банзай!», ставлю лыжи параллельно друг другу и стремглав уношусь в никуда. Ветер и снег в лицо, в глазах темно от ужаса, а душа сначала уходит в пятки, а потом вообще, похоже, выходит из тела Очнувшись, нахожу себя в целости и сохранности возлежащей в мягком придорожном сугробе, в позиции «лыжи кверху, палки в сторону».
Ca va? (Как дела?) проносясь мимо на сноуборде, бодро окликает меня какой-то спортивный красавчик.