Конечно, большинство из них толкнула на этот путь бедность. Несмотря на новый государственный строй, где больше не было сословий, и все люди были равны, равны они были только на бумаге. В любом обществе всегда есть и будет деление на богатых и бедных, а единственное перед, чем все люди действительно равны это смерть. Забавно, но даже после смерти видна разница между богатым и бедным одному пышные похороны, мраморный памятник, фамильный склеп, другому неглубокая могилка, в лучшем случае, и сточная канава в худшем. Но перед самой смертью, равны все.
И сегодня был самый обычный вечер для бедного квартала солнце еще не скрылось за горизонтом, но на улице уже царил полумрак и туман от Бевра разбегался по закоулкам и подворотням, как будто обнимая своими мягкими руками этот мрачный кусок Парижа и стыдясь прятал его от посторонних глаз.
Возле двухэтажного деревянного дома с прогнившей крышей и выбитыми оконными ставнями стояли три девушки и оживленно болтали. Не издалека уже стали доноситься веселый смех и пьяные крики первые звуки ночных гуляний.
Ты что там все копаешься? Давай быстрей, Венера! нервно торопила темноволосая девушка лет двадцати в красном потасканном платье с жуткими, сильно выступающими венами на тонких ногах-палках, самую молодую свою спутницу. Хватит намалевывать свою мордашку. Они все равно не будут на нее смотреть. Их интересует только то, что у тебя между ног.
А ты не завидуй, Жаннетт. Я не виновата, что ты страшилой родилась. Хотя если бы ты уделяла себе больше внимания и времени, как я, может и вышло что-нибудь огрызнулась Венера, с жутким восточным акцентом и демонстративно не спеша поправляла короткие блондинистые волосы, глядя на подругу у себя за спиной в маленький осколок старого зеркала.
Ах ты, дрянь, кто тебя манерам учил? Или в Румынии старших тоже не уважают? Потаскушка малолетняя! Жаннетт схватила Венеру за волосы и принялась ее таскать из стороны в сторону!
Аяяяяяяй! звонко вскричала блондинка и принялась ругаться на румынском.
А ну успокоились! Обе! тихо, но угрожающе произнесла третья женщина, лет тридцати в черном длинном платье и вуалью на лице, и девушки расцепились, кидая друг на друга злые взгляды. Вы что тут устроили? Или вы забыли о цирюльнике? Может, вы и себе захотели красное колье?
Нет, конечно обе девушки опустили глаза.
Вот и хорошо. Нам надо торопиться. Солнце уже почти село, и туман сгущается, а до «Красной птички» еще прилично идти.
И девушки направились вверх по улице Рю-Муфита.
А почему его называют цирюльник, мадам Люксьер? прервала монотонный стук шагов по вымощенной улочке, блондинка.
Боже, Венера, ну ты и дура. Сколько можно спрашивать одно и то же? Тебе уже сто раз рассказывали возмутилась Жаннетт.
Заткнись. Я не тебя спросила. Венера насупилась. Мне может нравится слушать эту историю. Она так так возбуждает!
Ты точно дура хмыкнула Жаннетт.
Жил в нашем квартале один цирюльник, который больше всего на свете любил свои бритвы и шлюх, тружениц любви и ночи, тихим спокойным голосом начала женщина в черном. Он был страстным и очень жестоким любовником. Ни одна проститутка не уходила от него невредимой. Он избивал их, рвал волосы и даже выдавил одной несчастной глаза
А другой отрезал язык, за то, что она была очень любопытной и спрашивала всякие глупости, ехидно вставила Жаннетт, покосившись на Венеру.
Заткнись! Не мешай! одернула ее блондинка.
Но была у него одна любимица, продолжила мадам Люксьер, звали ее Дезир. Он приходил к ней каждый четверг, и каждый раз оставлял ее в слезах и собственной крови. Так проходила неделя за неделей, месяц за месяцем и больше она не могла этого терпеть. Ее красивое лицо покрылось шрамами, нос был скошен в бок, а левый глаз заплыл. На ее теле не было ни единого живого места. Она стала настолько безобразной, что цирюльник стал ее единственным клиентом. И вот, одним из дождливых осенних вечеров, он вновь пришел удовлетворить свое желание, и она ждала его. И вот в самый разгар этого жестокого кровавого акта, она дотянулась до его штанов, брошенных возле кровати. Захлебываясь собственной кровью, она нащупала в них его бритву и, достав, в одно мгновение перерезала ему горло
Ах вскрикнула Венера, как будто слышала эту историю впервые и даже Жаннетт заслушалась.
Цирюльник умер, но его дух вернулся и теперь он бродит по улицам бедного квартала, пожираемый желанием мести. Как только Париж накрывает ночь, он выходит на охоту и выслеживает проституток. Он долго следит, идет беззвучным шагом за ними по пятам и перерезает им горло той самой бритвой еще до того, как они успеют вскрикнуть.
Мадам Люксьер резко остановилась под фонарем и обернулась к своим спутницам. В этот момент за спиной Венеры, будто из пустоты появилась рука и зажала ей рот. В тот же миг сверкнуло лезвие, и бритва резким движением рассекла ей горло. Алый фонтан забрызгал женщин, застывших в безумном ужасе. Еще два быстрых взмаха и их тела тоже повалились на землю, орошаемою их собственной кровью.
Из темноты появился убийца. Его черные кудрявые волосы торчали в разные стороны и падали на глаза, которые светились как два маленьких огонька. Уголки губ маньяка нервно дергались, превращаясь из ухмылки в безумную улыбку. Он жадным взором обвел своих жертв и сел на колени возле мертвой Венеры. С маниакальной страстью он вдыхал аромат еще теплого тела молодой проститутки, у которой до сих пор дергалась лодыжка. Как вдруг из темноты донесся странный звук и, не поднимаясь с колен, убийца устремил свой взгляд во тьму. Улыбка исчезла с его губ, и лицо стало напряженным.
Снова ты! раздраженно бросил маньяк, выпрямляясь во весь рост и вытирая бритву о полы своего кожаного плаща.
Прости, что отвлекаю от любимого занятия, но ты становишься таким однообразным, Тибальт, широко зевая, под свет фонаря вышел Гренгуар. Тебе самому еще не надоело? Одно и то же ночь за ночью. Скука.
А ты не жаловался на скуку, наблюдая за тем, как изо дня в день работает гильотина.
Там было другое, мечтательно произнес поэт. Там была идея. Понимаешь? Людей убивали за идеалы. Это были вынужденные жертвы и в итоге мы построили новое государство, а при достижении цели, казни прекратились. А у тебя нет ни цели, ни идеалов и даже идеи нет.
Зато у меня есть подружка. Смотри, какая красотка! Тибальт резким движением поднес бритву к щеке Гренгуара и, схватив за воротник плаща, притянул к себе. Блестит! Нравится!?
К сожалению, у меня аллергия на блестящие предметы, так что давай избежим моего близкого знакомства с ней, поэт с ухмылкой, двумя пальцами отвел бритву от лица и, выдернув ворот своего плаща из рук маньяка, оттолкнул его, но вы с ней замечательно смотритесь вместе. Я бы даже сказал:
Запечатлеть вас на портретеЛюбой художник будет рад.Прекрасней пары нет на светеБритва и наш психопат.Ты испортил мне всю ночь, поэт! глаза убийцы налились кровью, губы искривились и его начало трясти. Всю НОЧЬ!
Брось ты. Ночью больше, ночью меньше. У тебя было сотни таких ночей и еще больше жертв. Сколько ты уже убил несчастных проституток? Две сотни, три, четыре?
Какое твое дело!? яростный крик Тибальта сорвался на звонкий фальцет.
Гренгуар нарушил планы маньяка и тот потерял самообладание. Первый признак шизофрении это эмоциональная непереносимость нарушения запланированного. По сути, мы все шизофреники кто-то больше, кто-то меньше. Но Тибальт просто впал в безумие.
ЧТО ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НУЖНО!? ПРОВАЛИВАЙ!
По моим подсчетам, ты убиваешь за ночь в среднем одну-две проститутки. Ну, иногда и три, спокойно, будто, не замечая взбешенного маньяка, продолжал поэт, взглянув на бездыханные тела. Возьмем среднее значение две. Итак, две проститутки за ночь, в неделю у тебя выходит около двух удачных ночей это четыре проститутки в неделю, а это, примерно, двенадцать проституток в месяц. Выходит, в год, ты убиваешь около ста сорока четырех женщин. И занимаешься этим уже почти десять лет. Сразу вычтем те дни, когда ты болел и примем во внимание то, что начало твоей деятельности в силу неопытности было не столь активным, и лишь в последние два года ты зачастил со своими жертвоприношениями, поэтому делим число на пять. И так, по моим подсчетам, я с уверенностью могу заявить, что на твоей бритве кровь около трехсот жертв за десять лет. Конечно на фоне погибших во время революции, это кажется не столь большим количеством и все же. Триста трупов для одного убийцы впечатляет даже меня.