Очнулся, заморыш, прозвучал с противоположного конца комнаты знакомый голос горбатого уродца, поднимай свои кости, мне нужно отправить тебя назад и дать инструкции. Живее!
Назад? удивился я, свешивая ноги с края кровати, прыгать было высоковато, но другого способа спуститься не было. А мы где сейчас?
Мои подошвы с грохотом ударились о пол, колени жалобно хрустнули, пятки заныли. Прихрамывая на обе ноги, я направился к своему провожатому.
В башне Мастера, она же Академия тьмы, но для тебя, сопля, горбунок покосился на меня с презрением, это Обитель Костяного Вирма! Или будущая могила.
О чём ты? замер я, поравнявшись с моим проводником, слово «могила» мне очень не понравилось.
Но в ответ этот Квазимодо доморощенный лишь начал гнусно посмеиваться, толкая меня перед собой. Чем больше паники слышалось в моём голосе, тем громче он смеялся. В конце концов, я решил не поднимать настроение этому фашисту и шёл молча, пока мы не оказались в обширном зале со сводчатым потолком.
Посередине на тёмном полу были начертаны фигуры и письмена в правильном многоугольнике. Горбун толкнул меня в центр, встал рядом сам и что-то сжал в ладони. Знакомое ощущение бесконечного падения. Наверное, так себя чувствовала кэрролловская Алиса, когда летела в кроличью нору.
На этот раз все закончилось гораздо быстрее и без душераздирающей ретроспективы. Мы стояли у моего дома, на углу элитной высотки в фешенебельном районе города. Время на наручных часах было таким, будто я просто прошёлся от универа пешком до дома. Мне бы хотелось думать, что все это плод воображения, кратковременного помешательства, но хромой гротескный персонаж рядом был доказательством реальности произошедшего. Его грубая ладонь сжала моё запястье до боли, и кожа у основания ладони начала гореть, словно туда вонзилась сотня иголок.
Это тебе напоминание, противно похрюкивая от смеха, сказал Квазик, как только последняя капля упадет вниз ты должен быть готов к перемещению.
Мне оставалось только опустить глаза и обнаружить татуировку в виде водяных часов, на моих глазах вниз капнула алая капелька, возвещая начало отсчета.
А когда начал было я, но, оглянувшись, понял, что рядом никого, ушёл, гад.
Голова шла кругом от произошедшего, словно кто-то запустил волчок в черепной коробке. Он сказал быть готовым к перемещению. Значит, у меня просто не было выбора.
Домечтался, блин, волшебник чёртов, выругался я сквозь зубы, открывая кованую дверь, ведущую во двор дома.
Сонный охранник окинул меня взглядом, его зрачки расширились от страха и сузились буквально в то же мгновение. Признал во мне человека. И на том спасибо. Кивнув стражу порядка, я прошмыгнул через двор и зашёл в подъезд, там напугал консьержку. Лифт приполз на родной одиннадцатый этаж. С порога меня обнял запах домашней шарлотки, утки в духовке и глинтвейна. Рома расстарался сегодня.
Нужно отдать должное моему опекуну он прекрасно готовил, а его глинтвейн просто потрясающая вещь!
Сняв верхнюю одежду и обувь, я проскользнул в ванную, а оттуда в кухню. Рома в наушниках напевал что-то из Бритни Спирс, кажется. Разместившись на белом кожаном диванчике, я с улыбкой наблюдал, как этот молодящийся мужчина поёт в половник.
Альберт! он чуть не бросил половник в горячее вино и стянул наушники с головы. Ты напугал меня, радость моя!
Ты за столько лет не привык, меня уже не расстраивало. А где Алекс?
Скоро приедет, плита выключилась, опекун убрал чан с глинтом под крышку и махнул на меня полотенцем, заметив, что я принюхиваюсь, нельзя пить на голодный желудок! Подожди Сашу, поужинаем вместе. Как учёба?
Мужчина кивнул в сторону лоджии, и мы вышли. Скрипнул пластиковый стеклопакет, открываясь, щелкнула зажигалка, потёк едкий сигаретный дым. Я не курил, хотя иногда хотелось, особенно в переходном возрасте.
Как всегда, Ром, я нахмурился, глядя вдаль на зажигающиеся огни, там несколько нормальных людей и стадо идиотов. Даже не знаю, зачем я там болтаюсь, ведь диплом это пережиток прошлого!
Альберт, вздохнул глубоко мужчина, стряхивая пепел, эта учёба твой плацдарм! Там нужно заводить знакомства, попадать на глаза нужным людям и
Пугать их своим внешним видом! подхватил я.
Дурачок, у тебя запоминающаяся внешность! Ромашка замахал на меня своими ухоженными руками. Просто ты не умеешь себя подавать!
Яблока во рту не хватает! вместе с ехидством из меня выходил весь стресс от пережитого.
Сознание всё же не спешило признать факт моего короткого перемещения достоверным. Произошедшее казалось сном или вернувшейся из детства глупой фантазией. Вот только лёгкое головокружение, саднящие колени, странная татуировка на фантазию не тянули. В пору было отбирать у Ромашки сигареты. Сквозь плотную реальность начала пробиваться искра осознания, я чувствовал, что руки дрожат, колени едва держат, а ощущения окружающего мира старательно ретируются из моей головы.
Пойду переоденусь, тихим безэмоциональным голосом уронил я, повернулся спиной к Роме, чтобы не видеть его растерянный взгляд. Он удивительно тонко чувствует людей!
Путь в комнату показался мне слишком длинным, коридор словно растягивался под ногами, как жвачка, которую моя бывшая одноклассница любила наматывать на грязные пальцы. Оказавшись у знакомой двери, я едва понял, зачем пришёл, переступил порог и вдруг меня накрыло.
Снимая с себя одежду, человек ощущает незащищенность и расслабленность, если делает это добровольно, конечно. Вот моя психика и расслабилась, прорвавшись слёзным поносом. Я забыл закрыть дверь, я вообще обо всем забыл, ничего сейчас не имело значения.
Часть третья. Ожидание
За спиной раздались шаги, а я так и комкал снятый с себя костюм. Тихий плач сотрясал меня, как разряды электрического тока.
Альберт, солнышко задохнулся отчего-то Рома, подбегая ко мне.
Его мягкие тёплые ладони порхали над моим лицом, прикасаясь то к глазам, то к щекам. Я понял, что он стирает с моих щёк слёзы только тогда, когда проглотил одну из них. Взять себя в руки не получалось, рациональная часть мозга металась в истерике, пытаясь склеить разорванные шаблоны, а инстинктивная часть хотела выхода эмоций. Я рухнул в руки Ромы и постыдно разрыдался. Скопилось всё: детский дом, школа, раскрытые тайны опекунов, унижения, вечно игнорирующее меня общество и, наконец, встреча с Вильгельмом Ингефорцем.
Альберт, Берти! он уже почти кричал и тряс меня за плечи, но сказать мне хоть слово не давало сбивающееся от всхлипов дыхание. Кто-то тебя обидел? Что они сделали? Алекс, иди сюда, Алекс, помоги же мне!
Последние слова Ромашка бросил только вошедшему в квартиру мужчине. Саша никогда не отличался разговорчивостью, он скинул туфли, бросил пальто на пол в прихожей и пересёк пространство квартиры в несколько шагов. Я наблюдал за ним сквозь пелену слёз и понимал, что сильнее человека не видел.
Алекс отодвинул бойфренда плечом и услал на кухню за глинтвейном, отобрал у меня безнадёжно смятые вещи, бросил их на пол. Как когда-то в детстве он сгрёб меня в охапку, но только теперь от земли не отрывал, я немного вырос всё же, и повёл к кровати.
Мы сели рядом.
Прискакал Рома с горячим глинтвейном. Саша внимательно осмотрел меня, завернул в одеяло и вручил стакан. Почему-то пока он совершал все манипуляции молча, сосредоточенно глядя перед собой, моя истерика затихла, оставив лишь сведенное спазмом горло, распухший нос и красные глаза. Справа меня подпирало твёрдое плечо Алекса, слева держала мягкая ладошка Ромы. Это успокоило.
Что случилось? бас Саши прозвучал мягко, но требовательно, не отвертишься. И откуда у тебя это? он поднял мою руку и показал татуировку на запястье.