Вера Камша - Дети Времени всемогущего

Вера Викторовна Камша

Дети Времени всемогущего

Сборник

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Камша В.В., текст, 2023

© Оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2023

Стурнийские мозаики

Цикл повестей

Чтоб земля суровая

Кровью истекла,

Чтобы юность новая

Из костей взошла.

Эдуард Багрицкий

Невероятно до смешного:

был целый мир и нет его

Георгий Иванов

Автор благодарит за оказанную помощь ведущего научного сотрудника Отдела истории античной культуры ИИМК РАН, доктора исторических наук Игоря Юрьевича Шауба[1].

Боги смотрят

Часть первая

Эпокари́я

7711 год от знамения Стурнийского

I

Мозаичник был худ, как жердь, а двое из троих его приятелей полнотелы и румяны. От возбужденья и избытка вина. Напряженье третьего гнедого кентавра угадывалось по тому, как красновато отблёскивала в чуть раскосых человеческих глазах недобрая лошадиная звезда. Кентавра Асóн знал, хоть и не слишком близко, его сотрапезников видел первый раз в жизни и, очень на то походило, последний.

 Я не пью перед боем.  Асон решительно прикрыл ладонью достойный Царя Эпокарийского кубок.  И вам не советую. Может, сперва вы и станете храбрыми, но потом вы станете мёртвыми.

Сонэрг с силой стукнул кованым копытом о мрамор и засмеялся, вернее, заржал. Мозаичник торопливо выпил, сосед Асона справа, кажется, храмовый каллиграф, махнул красивой длиннопалой рукой.

 Осторожность нас спасёт, если мы удерём, а удирать некуда. То есть нам некуда Вот слюдяниц и голубей я выпустил

 Ты выпустил слюдяниц?!  Разом подобравшийся кентавр принялся разглядывать пол.  Куда?

 В водосборник,  успокоил каллиграф.  Может, выплывут.

 Или вылезут в Нижних храмах,  осклабился Сонэ́рг,  и поприветствуют иклутских ублюдков. У них это выйдет лучше, чем у вас.

 Я выпью и что-нибудь напишу,  вдруг заявил третий, до того сосредоточенно таращившийся на сваленное в углу оружие. Оно тоже было бы достойно Царя, будь Царь достоин его.  Вот напишу, и всё! Напоследок От души и для души. Раз в жизни можно, а, «звёздный»?! И к горгонам форму! Судить будут не жрецы, а боги. Им вряд ли важны размер и рифмы.

 Богам ничто не важно,  фыркнул кентавр, и Асон вспомнил, как давным-давно выпытывал у старины Сонэрга, на кого ставить. Тот подсказывал с такой же брюзгливой миной. Разумеется, если не дрался сам.

 Богам ничто не важно,  назойливо повторил гнедой.  Иначе б они кого-нибудь уже испепелили. Не вас, так иклутов, будь они прокляты, но боги, будь они прокляты тысячу раз, только смотрят!

 Сонэрг,  не очень уверенно попросил каллиграф,  не кощунствуй.

В ответ кентавр хрюкнул и выплеснул в свою кашу едва ли не бочонок красного, даже не подумав смешать его с водой. Случайные сотрапезники, бронзовые и мраморные изваяния, накрытый прямо в недостроенном храме стол все это казалось бредом, но бредом последние годы было все, от взбесившихся людей до бросившего скипетр Ниалка. Сорок с лишним лет бреда это слишком, но конец был очевиден и близок. Его оттягивали не из страха и даже не из ненависти к взбунтовавшейся глине, а по привычке. Драться до последней возможности, не складывать оружие, а упав, подниматься. Этому «звёздных» учили всю жизнь, это и было их жизнью, которая принадлежала Небу и Царю, только Небеса молчали, а Ниалка вспоминать не хотелось. Царь своё получил, и в этом не было ни радости, ни горя, разве что извращённая справедливость. Отрёкшийся владыка умер, и умер страшно. Некогда светлое царство, от которого он отрёкся в надежде сохранить нет, не жизнь, тогда ей ничего не грозило покой, ещё билось в агонии.

 Ну и зачем я тебя привёл?  Повеселевший Сонэрг отпихнул свой котёл и опустил на плечо Асона покрытую почётными татуировками ручищу. Человек рухнул бы на пол со сломанной ключицей, титан лишь поморщился:

 Откуда мне знать? Может, память?

 Может.  Второй ручищей кентавр подгрёб к себе мозаичника.  Помнишь, как я уделал белоногого?

 Это ведь был твой первый венок?  переспросил мозаичник.  Я тогда здорово просадился

 Не ты один! Давай ключ выйду. Храм всё-таки

 Зачем?  не понял каллиграф.  Всё равно завтра эти

 Вот потому и выйду. Не хватало, чтобы тут скотство нашли!

 А Всё равно скажут

 Скажут да.  Сонэрг зло сощурился. Именно с таким взглядом он выходил на ристалище.  Только это будет враньём! Я согласен на любое враньё, но не на правду, которая понравится иклутам. Они вас ненавидят, но вы для них все ещё боги. Извольте таковыми и сдохнуть!

* * *

 Пора, друзья.  Идáкл оглядел смотревших на него воинов и твёрдо повторил:  Пора. Хватит тянуть. Весной на месте их проклятых лабиринтов должны зазеленеть оливковые рощи. Земля и воды должны давать, а не брать!

 Зачем торопиться?  Невкр, сводный брат вождя, обезоруживающе улыбнулся и подул на горячую, только с огня, лепёшку.  Каждый лишний день подкрепление для нас и отчаянье для них. Оливы смертны, но живут долго, что для них одна весна? Она ничто даже для нас, а мы свои годы в отличие от белобрысых считаем. Глупо позволять им забирать нас с собой.

 Ты ешь давай!  засмеялся вождь. Сегодня он ужинал у костров лекавионской фаланги. Значит, завтра лекавионцам выпадет самое трудное и самое почётное.

 Я ем.  Стратеги Идакла от простых воинов отличались лишь двойными плащами алыми, скрывающими кровь, днём, белыми, указывающими путь, ночью.  Только у скольких из сидящих возле этого костра есть сыновья?

 Хорошо, если у трети,  негромко предположил Идакл.  Свобода бог молодых, но ждать опасней, чем драться. Мы загнали титанов в нору и раздавили их гордость, но они могут опомниться. Или сойти с ума. И то и другое нам обойдётся дороже штурма, ведь Линдеи даже не крепость. И не забывай: войску нужно есть, и есть хорошо. Земледельцы и пастухи и так отдают нам больше, чем могут, мы не вправе объедать их ещё год. Война это вытоптанные поля, необработанные сады, нерождённые дети Сорок лет Я старше большинства из вас, но и я не помню мира. Пора положить этому конец. Копейщик, с кем ты согласен? Со мной или с моим братом?

От неожиданности Тимéзий вздрогнул. Он сражался с белобрысыми восьмой год и в свои двадцать пять по праву считался ветераном, но «говорить» с титанами было проще, чем отвечать вождю. Горло отчего-то перехватило, и этим воспользовался паршивец Клиóнт.

 У меня нет жены!  выпалил он и отчаянно покраснел.  Но у меня шестеро братьев. Младших Если меня убьют, они останутся, и они будут счастливы!

 И они,  очень серьёзно подтвердил Идакл,  и тысячи, десятки тысяч других. Те, кто завтра умрёт, умрут за них. И станут бессмертными. Память живущих и есть наш элизий! Иного вечного блаженства мы не ищем, да его и нет!

Я не раз говорил, что Линдеи должны быть разрушены, а Стýрнон сожжён. Мы для них ничтожные «иклýты», они для нас мертвецы. Я говорил это, когда нас били, я говорил это, когда мы в первый раз устояли, я говорил это вчера у костров ионнейцев. Сейчас я говорю это вам. Впереди победа. Окончательная. Истинная. Победив, мы, дети Времени, братья Свободы, мужья Гордости, создадим своё царство, царство людей, в котором все будет зависеть от нас: ведь наши боги всегда с нами. Их не нужно отливать в бронзе и переводить на них мрамор. Плодоносящая олива вот наш бог. Память, которую мы передадим сыновьям,  вот наш бог. Свобода и гордость, дети и любимые вот наши боги. Мы не строим им капищ, мы носим их в сердцах.