Все обстояло бы проще, если бы можно было провести краской линию и оставить изнасилование на одной стороне, а секс на другой. Я много раз занималась сексом без желания, но только однажды сопротивлялась и была взята силой.
Я не чувствую никакого особенного родства с другими женщинами, которым причинили ту же боль, что и мне, нас не объединяет этот общий опыт. Ранимость, которую изнасилование поселяет в человеке (во мне), вместе с мнимой мягкостью, уступчивостью мне противны женственность всего этого мне противна.
Стыжусь ли я за себя из-за этого? Конечно; до некоторой степени; немного.
12
Через несколько дней после нашей ссоры на чтениях Киран позвонил и спросил, можно ли приехать ко мне. Я в напряжении ждала его стука в дверь, совершенно уверенная, что он собирается со мной расстаться. Но он был сентиментальным и нежным как никогда.
Мы долго сидели рядышком, не прикасаясь друг к другу. Меня распирало от желания сказать, что я повела себя полной идиоткой, что я хочу, чтобы он забыл тот вечер, можно мы просто вернем все как было, как бы это ни называлось? Можно пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста?
Прежде чем из меня хлынул поток слов, заговорил он. Как всегда, говоря о личном, он напрягся точно струна и, не глядя на меня, с усилием выдал явно заготовленную речь.
Он просит прощения.
Ему нужно, чтобы я поняла, что случившееся между ним и его бывшей девушкой Фрейей оставило глубокий след в его душе. Она ему изменяла, причем не с одним мужчиной, а со многими, и не от случая к случаю, а постоянно, на протяжении всех их долгих отношений. Она была его первой любовью, и когда он узнал о ее предательствах, у них начался долгий период жестоких ссор, за которыми следовали слезные примирения, и ночных скандалов, кончавшихся загулами и пьяным сексом с незнакомцами назло друг другу.
Они были связаны настолько крепко, что Кирану казалось, будто они никогда не смогут разойтись. Он понял, что у них появился шанс окончательно расстаться, только решив переехать в Ирландию, когда заболел его отец.
Ты должна понять, что лучшие минуты моей жизни я провел с Фрейей, сказал он. Она не плохой человек.
Я прищурилась.
Она совершала ужасные поступки, но только потому, что была несчастна. Причиняя мне боль, она сама страдала. Я ненавижу ее, но в то же время люблю. Понимаешь?
Мой мозг усиленно работал, усваивая и сортируя услышанное. Он раскаивается: хорошо. Он делится своим прошлым: хорошо. Он любит ее: плохо.
Да, согласилась я, как и полагается зрелому человеку.
Мне было так больно, что с тех пор я не хотел ни с кем сближаться. Я был измучен. Я не хочу больше страдать и причинять страдания другим. Но я хочу попробовать. Я не хочу причинять тебе боль, сказал он, и в тот момент, помню как сейчас, я подумала, что никогда не причиню боль ему. Помню решимость в своем сердце. Я пообещала себе, что заслужу его доверие. Я восстановлю то, что отняла у него Фрейя.
Он прижался горячим лбом к моему, мы закрыли глаза и были вместе.
Ноябрь 2012
1
Я отделяла жизнь с Кираном от жизни с друзьями. Время от времени я брала его с собой, но только на многолюдные мероприятия, где нам не приходилось задерживаться надолго и с кем-то разговаривать. Хотя он редко вел себя так грубо, как на чтениях, где мы впервые поссорились, изображать удовольствие у него не получалось.
В конце концов я решила, что проще оставить его в покое, а с друзьями видеться в свободное время. Иногда их взаимная неприязнь создавала неудобства, но не более того. Мне все равно больше нравилось проводить время вдвоем.
Киран стал реже злиться и замыкаться в себе. Жаловался он теперь с долей самоиронии и признавал, что ведет себя как сварливый старикан. На улице похолодало, и он носил старый потертый бушлат, митенки и тонкий, не согревающий шотландский шарф. Кажется, за те месяцы мы ни разу не поругались. Я работала над нашими отношениями с сосредоточенным упорством. С каждой неделей я чувствовала себя все спокойнее и непринужденнее, течение времени узаконивало наши отношения, и в начале каждого месяца я была особенно счастлива.
Мы познакомились в апреле, а сейчас ноябрь, думала я. Мы вместе почти целых три сезона.
2
Было два часа ночи, выходной. Мы только что закончили заниматься сексом, я сходила в кухню и принесла нам воды, а когда забиралась обратно в постель, он спросил:
Сколько у тебя было сексуальных партнеров?
А что? вполголоса отозвалась я с деланым безразличием.
На днях у нас с коллегой вышел об этом интересный разговор. Мне просто любопытно.
Я вспомнила, что Фрейя изменяла Кирану с кучей мужчин, и наскоро произвела кое-какие расчеты: о скольких парнях я успела ему рассказать, о ком еще могла упомянуть, какое число прозвучит правдоподобно.
Девять, ответила я.
Вот видишь! очень быстро сказал Киран, словно ничего другого и не ожидал. Он сел и повернулся ко мне. У меня тоже было девять партнерш, а ты на несколько лет моложе меня. У всех моих знакомых было больше партнеров, чем у меня. Что не так с людьми? Неужели все просто спят с кем попало?
Вообще-то я не помнила, со сколькими спала. Скорее всего, у меня было около тридцати партнеров, а может, и больше. Съехав от родителей, я первое время часто напивалась до беспамятства, а потом не помнила, да и не хотела вспоминать, что именно со мной происходило.
Меня встревожила не сама ложь, а то, как быстро я ее соорудила.
3
В то время я стала меньше пить, а всерьез назюзюкивалась только с друзьями. Киран терпеть не мог пьяных и говорил, что не любит алкоголь, но по выходным мы иногда стояли перед «Оленьей головой» и он хмелел после двух-трех кружек.
Я любила его пьяным. Любила, когда мы напивались вместе. Если я была умелой пьянчужкой, то есть, наклюкавшись, держалась почти как обычно, то пьяный Киран был ангелом. Угрюмость его испарялась без следа, он становился импульсивным и забавным. Взгляд туманила нежность, и он по-детски неуклюже хватал меня, кружил, наклонял в танце и покрывал поцелуями. Пьяным он становился счастливым, тогда как на трезвую голову состояние счастья было для него редкостью. Конечно, это было ненастоящее счастье, но разве можно винить меня в том, что я в него верила, если достичь его было столь легко?
Субботним вечером мы могли с моей подачи выпить по несколько «белых русских», а потом смотреть фильмы ужасов и до рассвета слушать пластинки. Так было даже лучше наедине со мной он иногда давал себе волю, напивался допьяна, и мы танцевали по гостиной, хохоча как сумасшедшие.
Я валила его на диван, щекотала, прижималась губами к чудесному местечку между его пупком и пряжкой ремня, а он визжал и уворачивался. Мы падали на пол, возбужденные и счастливые. В такие ночи мы, раскрасневшись и запыхавшись от борьбы, трахались прямо на старом потертом ковре. Наутро я пугалась, обнаружив жуткие синяки на коленях и спине, а потом с улыбкой вспоминала, как именно их получила.
Как-то в один из таких вечеров произошел случай со стихами, которые он посвятил Фрейе.
Мы выпивали недалеко от дома Кирана, в стилизованном под подпольный кабак баре с неоновой вывеской и полом, посыпанным опилками. Сидя на вращающихся табуретах у барной стойки, повернувшись лицом к лицу, мы беспрестанно прикасались друг к другу: ладонь ложилась на бедро, пальцы скользили по шее, прижимались к губам.
Мы разговаривали о сочинениях Кирана. Теперь он мог позволить себе раз в неделю брать дополнительный выходной и посвящать его собственному творчеству. Он никогда не давал мне читать ничего, разве что рецензии и научные статьи, в которых я ничего не понимала. В тот вечер он рассказывал, что начал работать над циклом стихотворений, а я кивала, излучая гордость и поддержку, и вдруг уловила сквозь пьяный туман: