Для твоего возраста у тебя очень развитая речь.
Неужели?
Пожалуй, да, ответила миссис Миллер и поспешно сменила тему: Любишь кино?
Пока не знаю, сказала Мириам. Никогда еще не смотрела.
Из зала начали выходить зрительницы; сквозь открытые двери доносились взрывы бомб из кинохроники. Миссис Миллер, прижимая к себе сумочку, вскочила.
Побегу, а то все места займут, сказала она. Приятно было с тобой познакомиться.
Мириам едва заметно кивнула.
Снегопад не прекращался целую неделю. На улицах ни автомобильные колеса, ни людские шаги не производили никакого шума, будто жизнь с недавних пор велась тайно, за бледным, непроницаемым занавесом. В наступившей тишине не осталось ни земли, ни неба только взлетающий с ветром снег: он слепил оконные стекла, выстуживал комнаты, притуплял и заглушал город. Круглые сутки приходилось оставлять гореть хотя бы одну лампочку, и миссис Миллер потеряла счет дням: что пятница, что суббота; пошла в угловой магазин, а там, естественно, закрыто воскресенье.
В тот вечер она удовольствовалась яичницей и порцией томатного супа. Затем переоделась во фланелевую ночную рубашку, нанесла на лицо кольдкрем, с грелкой в ногах устроилась на кровати, подложив под спину подушку, и стала читать «Таймс». Вдруг раздался звонок. Сначала она подумала, что кто-то ошибся дверью и сейчас уйдет. Но звонок дребезжал раз за разом, а потом и вовсе перешел в сплошной настырный трезвон. Часы показывали начало двенадцатого; глазам не верилось обычно к десяти она уже засыпала.
Выбравшись из постели, миссис Миллер босиком пошлепала через гостиную.
Иду-иду, потерпите, пожалуйста.
Дверной засов не поддавался; она дергала его так и этак, а звонок не умолкал ни на секунду.
Прекратите же! вскричала она. Засов наконец-то скользнул в сторону, и миссис Миллер на палец отворила дверь. В чем дело?
Здравствуйте, сказала Мириам.
Ох ну, здравствуй. Миссис Миллер неуверенно попятилась в прихожую. Ты та самая девочка.
Я уж думала, вы не откроете, но на всякий случай давила на кнопку: знала ведь, что вы дома. Неужели меня здесь не хотят видеть?
Миссис Миллер смутилась. Как она заметила, Мириам пришла в том же бархатном лиловом пальтишке, но теперь еще и в берете того же оттенка; белые волосы были заплетены в две блестящие косички с огромными белыми бантами.
Я так долго ждала под дверью могли бы пригласить меня в дом, сказала девочка.
Время позднее
Мириам смотрела перед собой с отсутствующим видом.
Ну и что? Впустите меня. Здесь холодно, а я в шелковом платье. С этими словами она мягким жестом заставила миссис посторониться и вошла в квартиру.
Пальтишко и берет девочка бросила на стул. На ней действительно было шелковое платье. Белое. В феврале белое шелковое платье. Юбка в нарядную складку, длинный рукав; этот наряд тихо шуршал, когда она передвигалась по комнате.
А у вас очень мило, сказала Мириам. Мне нравится этот ковер: синий мой любимый цвет. Она пощупала бумажную розу из букета, стоявшего в вазе на журнальном столике. Искусственная, вымученно изрекла она. Печально. Все искусственное печально, вы согласны? Усевшись на диван, она грациозно расправила юбку.
Что тебе нужно? спросила миссис Миллер.
Сядьте, потребовала Мириам. Я нервничаю, когда у меня стоят над душой.
Опустившись на пуфик, миссис Миллер повторила:
Что тебе нужно?
По-моему, вы мне совсем не рады.
Смешавшись уже вторично, миссис Миллер неопределенно махнула рукой. Мириам захихикала и откинулась на стопку обитых ситцем диванных подушек. По наблюдениям миссис Миллер, сегодня девочка выглядела не такой бледной, как в первый раз: у нее появился румянец.
Как ты узнала, где я живу?
Мириам нахмурилась:
Тоже мне сложность. Вас как зовут? А меня как?
Но в телефонном справочнике мой адрес не значится.
Ой, давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Миссис Миллер сказала:
Твоя мама, должно быть, не в себе: как можно позволять девочке разгуливать одной среди ночи, да еще в таком неуместном виде. Не знаю, о чем она думает.
Поднявшись с дивана, Мириам направилась в угол, где с потолка свисала укрытая на ночь птичья клетка, и приподняла край покрывала.
Канарейка, сказала она. Не возражаете, если я ее разбужу? Хочется послушать, как она поет.
Оставь ее в покое! вскинулась миссис Миллер. Не смей будить.
Не больно-то и хотелось, сказала Мириам. Только непонятно, почему нельзя послушать, как она щебечет. А потом: У вас найдется что-нибудь на зубок? Умираю с голоду! Меня вполне устроит стакан молока и булка с вареньем.
Послушай, миссис Миллер встала с пуфика, послушай я дам тебе вкусной булки с вареньем, а ты будь умницей и сразу после этого беги домой, хорошо? Сейчас уже наверняка за полночь.
На улице снег валит, укоризненно заметила Мириам. Холодно, темно.
Вот и нечего было сюда приходить, едва сдерживаясь, выговорила миссис Миллер. Никто не виноват, что сегодня такая погода. Если хочешь, чтобы я тебя накормила, пообещай, что уйдешь.
Мириам провела косичкой по щеке. Глаза смотрели задумчиво, будто такое предложение нужно было взвесить. Она повернулась к птичьей клетке и сказала:
Хорошо. Обещаю.
Какого же она возраста? Лет десяти? Одиннадцати? На кухне миссис Миллер откупорила банку земляничного варенья и отрезала четыре ломтика булки. Потом налила стакан молока и помедлила, зажигая сигарету. И зачем ее сюда принесло? Рука, державшая спичку, дрожала, и миссис Миллер, задумавшись, обожгла пальцы. Канарейка запела, причем так, как пела только по утрам и больше никогда.
Мириам! выкрикнула миссис Миллер. Мириам, кому сказано: оставь канарейку в покое!
Ответа не последовало. Миссис Миллер окликнула девочку еще раз, но услышала только птичье пение. Сделав затяжку, она поняла, что зажгла сигарету не с того конца и нет, в самом деле, так нельзя.
В гостиной она поставила поднос с едой на журнальный столик. Ночное покрывало она первым делом проверила оказалось не сдвинуто. И тем не менее канарейка распевала. Миссис Миллер сделалось не по себе. В комнате никого не было. Она бросилась через арочный проем в спальню, на пороге у нее перехватило дыхание.
Что ты себе позволяешь? возмутилась она.
Мириам подняла голову, в глазах у нее промелькнуло нечто новое. Она стояла у секретера, перед выдвинутым ящичком с драгоценностями. С минуту девочка изучала миссис Миллер, стараясь поймать ее взгляд, а потом улыбнулась.
Тут нет ничего стоящего, объявила она. Но вот это мне приглянулось. У нее на ладони лежала брошь-камея. Очаровательная безделушка.
А ну-ка лучше будет, если ты вернешь ее на место, проговорила миссис Миллер, внезапно ощутив какую-то незащищенность.
Она прислонилась к дверному косяку; голова сделалась невыносимо тяжелой; от этой тяжести замедлилось сердцебиение. Свет замигал, словно из-за неисправной проводки.
Прошу тебя, девочка это подарок моего мужа
Красивая вещица, я такую хочу, сказала Мириам. Отдайте ее мне.
Стоя в дверях и пытаясь придумать какую-нибудь отговорку, чтобы спасти брошь, миссис Миллер осознала, что защиты ждать неоткуда; она была одинока, хотя это обстоятельство давно не приходило ей на ум. Сейчас оно ошеломило ее своей весомостью. А вдобавок здесь, прямо у нее в спальне, среди притихшего под снегом города появились такие доказательства этого факта, от которых невозможно даже отмахнуться, а уж тем более это стало предельно ясно отделаться.
Мириам с жадностью набросилась на съестное, умяла булку с вареньем, и детские пальчики забегали по тарелке паучьими движениями, собирая крошки. На лифе белого платья поблескивала камея светлый профиль, как обманный портрет новой владелицы.