Ну так сам виноват. Надо было о себе заранее позаботиться. Тоже мне врач. Настоящих врачей днем с огнем не сыщешь, только деньги дерут. Такие цены, что можно накопить себе лет на двести вперед. Недаром консультации и медцентры растут как на дрожжах. А в поликлинику не записаться. Все врачей нет. А потому и нет, что в частники подались. Так что идите вон к кассам самообслуживания, если такие умные.
Ну зачем вы так?! раздался сзади тонкий басок. Парень лет семнадцати выступил вперед. Человек пожилой, у него и карты-то нет, наверное. Да и не учили их этому. В прошлом веке таких технологий не было!
Паренек был искренен в желании помочь немощному старику, который не в состоянии сам разобраться в новшествах современной жизни, и от этого стало не менее больно.
Кое-как расплатившись за чай, Антон Павлович вышел из магазина. Он не мог сказать, что его ранило больше: пренебрежение к некогда авторитетному человеку или то, что в глазах молодежи он древнее ископаемое, неспособное произвести элементарные действия. А ведь он осваивал медицинское оборудование, во много раз сложнее, нежели все смартфоны и айфоны вместе взятые. Сидел по ночам, пробуя и изучая каждую функцию, сверяясь со справочниками и инструкциями. Первую операцию по сшиванию микрокапилляров он провел еще в семидесятых
«А стоило ли оно того, чтобы тратить свою личную жизнь на этих людей? вдруг молнией пронзила мысль. Возможно, было бы лучше завести собаку, родить ребенка и сейчас воспитывать внуков»
Перед глазами замелькали образы прошлого: дети, которым он возвращал здоровье, калеки после аварий, глядя на которых опускали руки даже родные больные почки вырезанные аппендиксы раковые опухоли Прошло всего десять лет, как знаменитый хирург оставил практику, и его больше не узнают, и не благодарят, и не рассказывают о тех, кого он оперировал. Как коротки человеческие память и благодарность!
Он больше никому не нужен. Теперь восхваляют и одаривают внушительными деньгами новых хирургов и молят о помощи новых врачей
Антон Павлович, тяжело дыша, переступил порог квартиры. Здесь все так привычно и знакомо Каждый сантиметр пропитан воспоминаниями о значимых событиях.
Он бросил ключи на тумбочку, достал из пакета вожделенный чай и вновь обратил взор на зеркало.
Засиделся ты на этом свете, дружок, тихо проговорил он, глядя на свое отражение. Стал стар и никому не нужен. Жизнь так хороша! Несмотря на осень, одиночество и тоску! Там, за окном, кипит жизнь. Только я в ней лишний. Все проходит. Пора уже и смириться.
Может, все было не зря? Так хотелось в это верить
Антон Павлович потянулся за таблеткой нитроглицерина и дрожащей рукой засунул под язык сразу две штуки. Кое-как доплелся до дивана и прилег, стараясь успокоить дыхание. Липкий пот струился по лбу, руки подрагивали, ноги совсем ослабели.
Наверное, сейчас есть новые таблетки, лучше и эффективней этих. Но так привычнее, так спокойнее Да и какая теперь разница?
Амир Гаджи
Родился в 1949 году в Алма-Ате. После получения высшего юридического образования в Омске служил в уголовном розыске. Работал в комсомоле и различных государственных органах Казахстана. Ходил первым помощником капитана на судах загранплавания (порт приписки Владивосток). Жил и работал в Китае. Со времен перестройки и до пенсии частный предприниматель. Более тридцати лет изучал различные эзотерические техники.
Член-корреспондент Международной академии наук и искусств. Лауреат Литературной премии им. святых Бориса и Глеба (2018), награжден медалью «За оригинальное мышление и духовное воспитание современного русского народа». Номинант Московской литературной премии (2019). Лауреат Международного конкурса «Новый сказ» им. П. П. Бажова (2019) в номинации «Проза» за роман «Тайные свидетели Азизы». Обладатель Гран-при Международного литературного конкурса им. А. А. Грина (2020) за роман «Тайные свидетели Азизы 2». Номинант премии им. С. Д. Довлатова (2021). Финалист Общенациональной премии им. П. П. Бажова за новеллу «Прости!» (2022).
Мелхиседек
Мелхиседек, царь Салима, священник Бога Всевышнего, тот, который встретил Авраама и благословил его, возвращавшегося после поражения царей, которому и десятину отделил Авраам от всего, во-первых, по знаменованию имени царь правды, а потом и царь Салима, то есть царь мира, без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божьему, пребывает священником навсегда.
Послание к Евреям апостола Павла, глава 7, стихи 13
По иудейской традиции на праздник Песах-день памяти об исходе евреев из Египта одному из приговоренных преступников даруется жизнь. В тот день был выбор между проповедником Иешуа из Назарета и вором и убийцей Вараввой. Толпа, буйствовавшая за стенами иерусалимского дворца царя Ирода, превращенного в резиденцию римских прокураторов, отдала свой голос в пользу Вараввы.
Среди этого необузданного скопища, жаждавшего немедленного распятия Иешуа, поведение трех человек с глазами санпаку отличалось от остальных. Их рты орали те же проклятия самозванцу, что и другие рты. Их руки, сжатые в кулаки, как и кулаки любого из толпы, были готовы в любую минуту размозжить лжепророку голову. При этом взгляд этой троицы меченых не выражал ни гнева, ни сострадания. Они следили за каменным лицом Наблюдателя, ожидая его приказа. Несмотря на горячую атмосферу события, стоящий в стороне Наблюдатель оставался беспристрастно-холодным, а его внимательные санпаку сканировали лица людей, определяя их намерения. Наблюдатель знал, что зажечь народ, превратившийся в толпу, легко и управлять ею нетрудно. Он держал ситуацию под контролем и в любую минуту мог направить энергию этой, на первый взгляд неуправляемой, массы в нужное русло.
В то же самое время во дворце иудейские вожди ждали от Понтия Пилата ответа на свой вопрос: утверждает ли он, римский прокуратор Иудеи, решение Синедриона о смертной казни преступнику и самозванцу Иешуа из Назарета? Стражник передал записку для прокуратора от его жены Клавдии Прокулы: «Не делай ничего Праведнику тому; потому что я ныне во сне много пострадала за Него». Для Понтия Пилата мнение Клавдии было решающим, он так бы и поступил, но, к сожалению, было поздно, решение уже принято.
В пятницу, утром, отвергнутый народом Палестины и приговоренный иудеями к смерти иври Иешуа из Назарета начал свой крестный ход от башни Антония в центре Старого города до Лобного места с еврейским названием Голгофа, что находится за стенами Иерусалима на северо-запад. Здесь казнят опасных преступников, всенародно распиная их на кресте.
В это же самое время в скромной кошерной мисаде, приютившейся напротив Судных врат, на пересечении базарной улицы Сукхан-эз-Зайн и дороги, по которой водят приговоренных на казнь, неприметный горожанин в поношенном традиционном халате и вязаной кипе на голове получил свой обеденный заказ. Это были запеченный карп (гефилтэ фиш) с гарниром из жареной моркови с черносливом (цимес), выпечка, сдобренная медом (тэйгэлэх), и свежевыжатый гранатовый сок в простой керамической кружке. Посетитель ел не спеша и с удовольствием.
Закончив трапезу и расплатившись с хозяином, уверенной походкой он вышел на улицу. Навстречу ему приближалась шумная процессия, сопровождавшая осужденного преступника. Вместе с возбужденным народом шагал Наблюдатель, стараясь оставаться неприметным. Он увидел выходящего из харчевни человека еще издалека. Наблюдатель узнал его, хотя и видел впервые. Это был Мелки-Цедек, или, как его называли в миру, Мелхиседек. У Наблюдателя было задание не допустить его встречи с Иешуа. Но Мелхиседеку удалось протиснуться в толпе между Наблюдателем и Иешуа. Избитого, окровавленного, с терновым венком на голове, преступника Иешуа, несшего огромный деревянный крест, охраняло каре римских легионеров. Если бы не они, этот улюлюкавший, плевавший, горланивший проклятия и в бессильной злобе потрясавший кулаками обезумевший сброд человеко-животных в праведном гневе разорвал бы самозванца на куски. Этот народ, сейчас объединенный первородным рептильным инстинктом, жаждал крови несчастного Иешуа, приговоренного к смерти за присвоенный себе статус пророка и вольнодумные речи о милосердии и всеобщем человеколюбии. Но Рим не допустит власти толпы. Рим чтит Закон, согласно которому этот человек будет публично распят на кресте в назидание другим. Он будет висеть на кресте несколько дней, а потом о нем все забудут навсегда.