Неожиданная встреча, сказала Карла, усаживаясь напротив Эммы Линдерман. Я думала, что вы остаетесь до конца конференции, добавила она, вспомнив о том, что ее коллега собиралась побывать на других мероприятиях конгресса.
Я бы с удовольствием, не моргнув глазом, ответила Линдерман. Конференция интересная, но вот времени совсем нет в Мюнхене меня ждут пациенты.
А кем вы работаете в госпитале? поинтересовалась Карла.
Я веду несколько направлений, уклончиво ответила коллега. А вы кто по специальности? в свою очередь спросила она.
Я эндокринолог.
Отчего же у вас такой интерес к заболеваниям коры головного мозга?
Мой муж умер от болезни Крейтцфельдта Якоба, поморщившись, ответила Карла.
С моей стороны не будет бестактностью попросить вас рассказать поподробнее о болезни вашего мужа? деликатно спросила доктор Линдерман. Мне это очень интересно. С профессиональной точки зрения, конечно.
Карла уже давно смирилась с потерей мужа, но каждый раз, когда она вспоминала симптомы болезни Гарри, она как будто физически чувствовала его страдания. Лишний раз ворошить в памяти печальные события двадцатилетней давности не хотелось, но отказывать коллеге было неудобно, и Карла подробно перечислила в хронологическом порядке все симптомы, которые перенес Гарри.
К сожалению, верный диагноз так и не поставили, закончила она свой рассказ. Только после смерти мужа стало понятно, что это болезнь Крейтцфельдта Якоба.
Тогда еще это заболевание было практически не изучено, заметила Эмма Линдерман.
Да, конечно, согласилась Карла, но и сейчас диагностика этой болезни очень сложное дело, ведь специфических симптомов у нее нет, и я снимаю шляпу перед вашим профессионализмом, поскольку вам удалость диагностировать болезнь Крейтцфельдта Якоба у вашего пациента.
Ну во-первых, мой пациент побывал в Новой Гвинее, а там это заболевание встречается намного чаще считается, что это связано с национальными традициями, а попросту из-за ритуального каннибализма, объяснила Эмма. Кроме того, для правильной постановки диагноза я, помимо медицинских знаний, воспользовалась и иными силами.
Иногда попадаются случаи, когда для постановки диагноза только и остается, что обращаться к высшим силам, улыбнулась Карла.
Так оно и было, вполне серьезно и без тени ответной улыбки сказала Эмма. В этом случае, как и во многих других, мне помогли советы ясновидящей.
Карла подумала, что ослышалась.
Простите, как вы сказали? переспросила она. Какая специализация была у доктора, с которым вы консультировались?
Я консультировалась не с врачом, так же серьезно ответила Линдерман. Правильный диагноз и план лечения мне предсказала прорицательница Стефэния.
Карла изумленно смотрела на коллегу, не зная, что и сказать.
Вам, я вижу, неизвестно это имя? понимающе кивнула Эмма. Между тем многие врачи советуются с этой незаурядной женщиной.
Но это так необычно в наше-то время, осторожно заметила Карла.
Мало того, это к тому же абсолютно ненаучно, но факт остается фактом она не ошиблась ни в одном диагнозе!
Как же можно при лечении пациента полагаться на какие-то предсказания ясновидящей?
Естественно, никто не предлагает полагаться только на диагноз прорицательницы, а ее предсказания, безусловно, не отменяют необходимости проведения всего комплекса диагностики, но все же намного легче строить план лечения, когда есть диагноз, в котором можно быть уверенным.
Карла растерянно посмотрела на свою собеседницу. Слова доктора Линдерман о ясновидящих и прорицателях причудливым образом переплелись со строго научными докладами, услышанными Карлой на конференции, и, как ни странно, заинтересовали ее, несмотря на очевидную абсурдность.
То есть вы хотите сказать, что каждый раз перед тем, как приступить к лечению пациента, посещаете гадалку? спросила она у коллеги.
Нет, конечно, ответила Эмма Линдерман. Во-первых, Стефэния не гадалка, а ясновидящая. Это разные вещи. Во-вторых, она живет в Румынии, и возможности ее посещать у меня нет. Ну и, в-третьих, я обращаюсь к ней только в особо трудных случаях.
Как же вы с ней общаетесь?
По электронной почте. Я могу оставить вам адрес, если хотите.
Эмма вытащила из сумки авторучку и, никуда не заглядывая, сходу написала на салфетке адрес электронной почты прорицательницы: warhsager5889003210@.
Вернувшись домой к своей работе и к своим животным, Карла окунулась в водоворот привычных занятий и стала уже забывать странный разговор с коллегой из мюнхенского госпиталя, но в голове все же нет-нет да и мелькали мысли о загадочной румынской прорицательнице, способной по присланным по электронной почте описаниям симптомов поставить диагноз болезни Крейтцфельдта Якоба. «Бред какой-то!» решила Карла. Однако сомнения ее не покидали, ибо Эмма Линдерман никак не походила на сумасшедшую.
В конце концов, Карла решила все проверить сама. Она написала этой Стефэнии письмо с описанием симптомов, которые были у Гарри на ранних стадиях болезни, и попросила написать, чем же болеет ее муж и что его ждет в дальнейшем.
На следующий день Карла Майер рыдала, запершись в кабинке туалета клиники, и не могла остановиться. Она получила ответ от предсказательницы. Если бы она каким-то чудом получила этот ответ тогда, во время болезни Гарри, быть может, она смогла бы если не спасти мужа, то хотя бы облегчить его страдания.
Стефэния дала абсолютно верный диагноз болезни ее покойного мужа и в точности описала все то, что с ним происходило по мере прогрессирования заболевания, включая и его смерть.
Глава IV. Стяжательство
Тони метался по комнате как помешанный: шатаясь и судорожно втягивая воздух, словно он задыхался. Спотыкаясь о пустые бутылки, со звоном перекатывающиеся по липкому полу, и поминутно натыкаясь на острые углы оставшейся мебели, он судорожно искал куда-то засунутый вчера вечером сверток с деньгами.
Грязная и захламленная до последней степени квартирка Тони, размером в одну крошечную комнату, весьма отдаленно напоминала человеческое жилье. Разве что пошарпанная кухонная мебель с прожженной в нескольких местах столешницей и с черной от подгоревшей еды плитой, да туалет с душевой кабиной напоминали о том, что когда-то это помещение называлось жилой квартирой. Кровати в студии не было Тони спал тут же, рядом с плитой на грязном матрасе, лежащем на полу, да и то только в те немногие ночи, когда он был в состоянии до него добраться. Почти половину комнаты занимал стол со стоящими на нем тремя огромными мониторами, а в углу располагалась высокая под самый потолок компьютерная стойка, набитая аппаратурой. Всюду: на столе, на полу, на полках и даже в раковине валялись пустые бутылки, разорванные упаковки из-под еды и прочий мусор. Соответствующим был и стойкий запах, прочно обосновавшийся в квартире.
Под стать своему жилищу выглядел и сам Тони. Исхудавшее до последней степени тело двадцатипятилетнего парня, поддерживаемое нетвердыми тонкими ногами, выглядело нескладным, хотя и носило явные следы в прошлом регулярных спортивных упражнений. Красивые, вьющиеся, но давно не мытые черные волосы лежали на его голове растрепанным каре. Юношеское лицо с тонкими чертами имело нездоровый землистый оттенок, и к тому же сильно поросло неопрятной щетиной. Про одежду и говорить нечего: одевался Тони во что попало, а в последнее время редко снимал то, что было на нем надето, даже на ночь не раздевался.
Вряд ли бы кто-то из бывших сокурсников, увидевших Тони сейчас, признал бы в нем лучшего студента курса умницу и спортсмена, подающего надежды на блестящую карьеру. И преподаватели, и студенты считали его программистом от бога. Достаточно сказать, что уже на третьем курсе Тони Барелла умудрялся писать коды для ведущих производителей софта, а его приложение, разработанное для университетской библиотеки, признали лучшей курсовой работой по его специальности. Впрочем, это было давно: четыре года назад. Работу программиста Тони забросил, а три стоящие на столе монитора смотрели на кавардак в его квартире черными, давно погасшими экранами. Профессиональная компьютерная техника, купленная когда-то на деньги его родителей, вот и все, что осталось от его карьеры программиста.