Где я? спросил Свят и попытался встать, но движение резкой болью отдалось в груди.
Не шевелись, Святослав Петрович, не ровён час рану потревожишь! На «Святом Евстафии» мы, на пароходе. В Крым идём. Тебя юнкера нашли, думали мёртвый, даже могилу успели отрыть, а ты вдруг застонал, слава богу! Они тебя на дрожки и в Ачуево, где посадка на корабли была. По дороге нас встретили и говорят: «Есаул, у нас есть раненый, гляньте, не ваш ли?» Я как увидал тебя, сразу к нашему фельдшеру: Спасай Святослава Петровича! Как хочешь, спасай! Вот ты и здесь! Теперь точно выживешь! Казачьему роду нет переводу!
Свят благодарно улыбнулся и прикрыл глаза. Проснулся он от толчка, сотряснувшего весь пароход. «Святой Ефстафий» благополучно причалил к пирсу.
В лазарете Сидор сумел добиться, чтобы Свята положили в отдельную палату, и каждый день приходил, принося неизвестно где добытые продукты. Дней через десять Свят почувствовал себя значительно лучше и попросил принести ему форму.
К чему она вам? спросил Сидор, оглянувшись на дверь.
Как к чему? Идти в штаб и просить назначения! недоумённо взглянув, ответил Свят.
Тяжело вздохнув, Сидор покачал головой:
Одним красным больше, одним меньше Не сдюжим мы против них. Надо думать, как дальше жить. Коммуняки в силу вошли. Дай бог с неделю продержаться. Я начальнику лазарета вашим денщиком отрекомендовался. Само собой, без хабара не обошлось. Уже корабли готовы на Константинополь, раненых первыми грузить будут. Доберемся до басурманского берега, а там посмотрим.
Ночью Свят неожиданно проснулся от звука канонады. «Артподготовка перед атакой», сразу понял он. Дверь тихо скрипнула, Сидор вошёл в палату, держа в руках выстиранную и отглаженную форму:
Одевайтесь, господин есаул, ехать пора.
Они приехали в порт одними из первых. Несмотря на то что было ещё темно, погрузка проходила организованно. Свят молча сидел на койке в маленькой двухместной каюте, безучастно наблюдая, как Сидор раскладывает нехитрые пожитки.
Некоторое время на палубе раздавался топот, затем загудела сирена и, дав прощальный гудок, судно отвалило от причала.
Давай на палубу выйдем, вдруг сказал Свят.
Подойдя к борту и облокотившись на планшир, он неподвижно стоял, глядя на исчезающую в предрассветной дымке землю. У него закололо в груди. Прислушавшись к непривычному ощущению, он неожиданно для себя понял, что это болит не рана, а сердце. Далёкие вспышки орудийных залпов начали двоиться в глазах, Сидор взглянул на его побелевшее лицо, по которому катились крупные слёзы, и, печально вздохнув, протянул платок.
Это ветер, процедил Свят сквозь стиснутые зубы, не отрывая взгляда от русской земли. Постояв несколько секунд, есаул отдал честь и, резко повернувшись, спустился в каюту, откуда больше не выходил до турецкого берега.
После двухнедельного стояния на константинопольском рейде им, наконец, разрешили сойти на берег. Сидор куда-то убежал и, вернувшись через пару часов, достал из кармана обрывок бумажки:
На три лагеря делить будут! Два в Галлиполи и Чаталадже, а казаков, всех без разбору донцов, терцев и кубанцов на остров Лемнос. Нам надо в Галлиполи попасть.
Почему? равнодушно спросил Свят.
Сидор хитро прищурился:
Чаталаджа и Галлиполи это туретчина, а они нашего брата казака на дух не переносят! Остров хоть и греческий, но выбраться оттуда труднее! В Галлиполи командовать Кутепов
53
В конце января по настоянию Сидора Свят подал генералу Кутепову рапорт об увольнении из армии по состоянию здоровья, и они, выправив необходимые документы, выехали в Сербию.
Белград им не понравился:
И не Россия, и не Европа! сказал Сидор через неделю. Тщательно поразмыслив, они купили билеты в Берлин и под утро, ограбив небольшой ювелирный магазин на окраине, шестичасовым курьерским уехали из древнего города.
На Германии настоял Сидор, так как Свят прилично говорил по-немецки. В Берлине они устроились в конный цирк Буша и зажили кочевой цирковой жизнью. Свят женился на девушке, которую каждый вечер распиливали на арене, и через некоторое время они открыли небольшое кафе. Сидор научил Ингрид печь блины и варить борщ. Кафе пользовалось популярностью, и друзья стали всерьез подумывать о расширении дела.
Однажды весной, когда уже зацвели каштаны, в зал вошёл высокий, хорошо одетый мужчина. Заказав борщ и блины, он с удовольствием пообедал и, вытерев губы, неожиданно произнёс по-русски:
Люблю вчерашний борщ! Фрау Ингрид может дать фору любой кубанской казачке. Герр Омельченко, к такому борщу полагается горилка, сделайте одолжение, распорядитесь.
Когда кельнерша принесла запотевший графин, посетитель попросил вторую стопку:
Святослав Петрович, не откажите в любезности, и жестом указал на стул.
Прекрасная горилка, сказал он, смачно хрустнув солёным огурчиком. Её гонит господин Сидор?
Да, сдержанно ответил Свят, вы прекрасно осведомлены о нашем производстве, герр и выжидающе замолчал, ожидая продолжения.
Моя фамилия Фельзенмайер, улыбнулся мужчина. Курт Фельзенмайер, но как офицер вы можете обращаться ко мне просто герр обер-лейтенант.
Загадочный клиент продолжал улыбаться, пристально глядя на Свята холодными блёкло-голубыми глазами.
***
Октябрь 1920 года
Берлин
Единственным человеком, искренне радовавшимся позорному возвращению Курта в фатерланд, была его мать, фрау Ангелика. Герр Фельзенмайер, выслушав историю сына, побагровел и, запершись в кабинете, не выходил оттуда до утра. Курт с матерью не спали всю ночь в ожидании выстрела.
Когда за окном начало светать и вдалеке стали проступать призрачные очертания шпиля Мариенкирхе
54
Я не запираюсь от семьи, раздался голос. Подай кофе и позови Курта.
Некоторое время отец пил молча, наконец, поставив чашку, он взглянул на сына:
Я рад, Куртхен, что ты вернулся живой. К сожалению, немногие понимают, что сегодняшняя Россия это не Франция и не Англия, где разведчик только и делает, что ходит по ресторанам. Мы переживаем трудные времена. Полковника Николаи, который принимал тебя на службу
55
56
Стараясь не упустить ни малейшей детали, Курт подробно рассказал отцу о своем провале.
Тебе не надо было связываться с уголовниками, с досадой покачал головой отец. Ты полагаешь, что прокололся на фотографии?
Курт молча кивнул.
Ох уж это наша немецкая сентиментальность, вздохнул герр Ульрих, она когда-нибудь нас погубит. А ты не думал, что это был обычный вор, который, оставшись один в комнате, стал просто везде шарить в поисках денег? Ну да ладно, сейчас это не имеет значения. Когда пойдём к Гемппу, про фотографию лучше не упоминать.
Утром, когда они направились к набережной Тирпиц
57
Герр Ульрих, озабоченно качнув головой, сделал сыну знак подождать и, толкнув высокую оббитую чёрной кожей дверь, вошёл в кабинет. Время тянулось бесконечно долго, наконец, слегка скрипнув, створка приоткрылась, и когда отец с лёгкой улыбкой энергичным взмахом руки пригласил его войти, Курт сразу понял, что всё уладилось. Войдя, он представился и застыл, внимательно разглядывая сидевшего за широким столом человека в хорошо сшитом сером костюме.
Прошу вас, герр Фельзенмайер, хозяин кабинета указал на стул: Расскажите подробно о своей деятельности в Советской России.
Гемпп внимательно слушал, задавая вопросы и делая пометки в большом блокноте. Когда Курт закончил, он долго молчал, перечитывая свои записи, и, пригладив аккуратные усы, наконец задумчиво произнёс:
Сейчас мы находимся в стадии становления, и у меня, дорогой Ульрих, нет достойной должности для вашего сына. Безусловно, мы не можем разбрасываться сотрудниками, в совершенстве владеющими русским языком и имеющими опыт ассимиляции в России. Сегодня я могу предложить место в общем отделе. Он будет заниматься входящей корреспонденцией и готовить аналитические справки по материалам советской прессы и агентурных донесений, но, даю вам слово, при первой же возможности переведу его на оперативную работу.