Ну, бабка, ты прямо, как молодая, все мужика тебе подавай, крякнул конюх Степан Трофимович, вытирая мокрые от смеха глаза.
А как же. Евсей, когда замуж звал, все намеки давал, мол он ого-го, бабка Авдотья после второй рюмки захмелела и дала волю языку.
Бабка, тебе ведь уже, почитай, сто лет, а ты все в сказки веришь, Степан Трофимович подмигнул деду Евсею.
Это кому это сто лет? бабка Авдотья громко икнула и уставилась на конюха.
Авдотья, перестань, дед Евсей толкнул жену в бок.
Громкая перебранка между конюхом и бабкой Авдотьей внесла веселое оживление, и люди разом зашумели и повскакивали с мест. Пытаясь перекричать друг друга, они стали рассказывать забавные и смешные случаи из жизни, весело шутили и смеялись.
Мария Петровна взяла под руку Григория и, взглянув на Машу слегка презрительно, произнесла:
Хочу, Григорий, спросить тебя кое о чем.
Да-да, Мария Петровна. Но прежде разрешите познакомить вас с Машей Прохоровой, Григорий сделал выразительный жест рукой в сторону Маши, но Мария Петровна не повернула даже головы.
Лицо ее было бледное и ничего кроме немого упрека не выражало. Повернувшись к Маше спиной, она села рядом с Григорием, показывая всем своим видом, что не только знать, но и знакомиться с девушкой не намерена. Машу мгновенно бросило в жар, и ей вдруг стало не по себе.
«Боже мой! Почему она так со мной поступает?» Маша плотно сжала губы и низко опустила голову, стараясь не расплакаться от обиды прямо на глазах у всех.
Вдруг раскрасневшаяся от выпитой самогонки Юлиана с силой ударила рукой по столу, призывая всех к тишине.
Бабоньки, давайте споем, предложила она и, обняв Марфу и Клавдию за плечи, озорно улыбнулась.
Через минуту Юлиана запела звонким протяжным голосом:
Хасбулат удалой,Бедна сакля твоя.Золотою казнойЯ осыплю тебя.Женщины дружно подхватили слова, и вскоре задушевная песня понеслась над деревней:
Дам коня, дам кинжал,Дам винтовку свою.А за это за всеТы отдай мне жену.Дед Евсей скрутил самокрутку и сделал несколько глубоких затяжек. Его рука заметно дрожала, когда он подносил ее ко рту, а по щекам то ли от того, что песня его растрогала, а может быть, домашний табачок был ядреный текли слезы. Он несколько раз смачно шмыгнул носом и провел рукой по лицу. Бабка Авдотья вторила голосистым певуньям старческим, чуть охрипшим голосом, невольно предаваясь воспоминаниям о прошедшей молодости.
Мария громким шепотом окликнула Светлову Клавдия Ивановна и махнула рукой, пойдем со мной, поможешь принести из погреба соленые огурцы и помидоры. Смотрю, хорошо они пошли под самогоночку.
Мама, давай я тебе помогу, предложил Григорий.
Нет-нет, сынок, не надо. Отдыхай, родной, Клавдия Ивановна на мгновение прижалась щекой к плечу сына. Отдыхай. Ну что, Мария, пошли?
Войдя в дом, Клавдия Ивановна плотно прикрыла за собой входную дверь и с обеспокоенным видом обратилась к Светловой:
Мария, что с тобой?
А что со мной? после секундного колебания произнесла Мария Петровна.
Почему ты так ведешь себя? Почему, когда Григорий хотел тебя познакомить с девушкой, ты даже не взглянула на нее?
А что мне смотреть-то на нее? Это ты должна прыгать от радости, а меня это не касается, Мария Петровна гордо вскинула голову и уставилась в потолок.
Да о чем ты, подружка? Что-то не пойму я. Ты хоть знаешь, кто эта девушка?
Еще бы! Не только я, но и вся деревня знает. Жена она твоего Григория. Же-на. А совсем скоро ты станешь бабушкой, так как твоя невестка беременная, да притом уже на пятом месяце, с ехидной усмешкой процедила Мария Петровна.
Что!? Клавдия Ивановна всплеснула руками и без сил повалилась на скамейку. Боже мой, какую чушь ты несешь, Мария!
Чушь?! А вот ты лучше своего сынка спроси, как он мог так быстро завести на фронте шуры-муры с этой девицей, да еще оставить с животом. Хотя чему удивляться мужик, он и есть мужик, а вот девица, небось, на седьмом небе от счастья. Еще бы, такого парня подцепила. Сама-то, как говорится, без слез не взглянешь
Мария, замолчи. Боже мой, сколько в тебе злости-то Я никогда не думала, что ты способна очернить человека, даже не зная его, Клавдия Ивановна с горечью посмотрела на Марию Петровну и покачала головой.
Нет, Клавдия, это не злость, а боль, которая меня точно парализовала, когда я узнала все подробности о Григории и этой девице.
Да кто тебе об этом сказал? Скажи, кто?
Какая разница, кто сказал, Мария Петровна махнула рукой.
Я догадываюсь, кто такую гадость мог придумать, да еще растрезвонить по всей деревне, Клавдия Ивановна резко встала и в нервном возбуждении стала метаться из угла в угол. Это Марфа, конечно, Марфа Скляр.
Клавдия Ивановна остановись и, поставив руки на бедра, с вызовом посмотрела на Марию Петровну.
Да, вынуждена была согласиться Светлова после минуты молчания. Только
Мария, никаких только. Я этой Марфе, этой змее подколодной, когда-нибудь язык вырву. Нет, надо же такое только придумать!? То-то я смотрю, все рассматривают Машу, точно она какой диковинный зверь в клетке. Хихикают, перешептываются, друг другу подмигивают А девушка чуть не плачет. Бедная, она понять не может, почему вся деревня проявляет к ней такой живой интерес. Ма-ри-я! Клавдия Ивановна ударила рукой по скамейке, на которой сидела Светлова. Мария Петровна от неожиданности вздрогнула. Девушка, которая приехала вместе с моим сыном, всего-навсего медицинская сестра. Она работала в госпитале, в котором Григорий находился на лечении после ранения. Григорий был ранен в грудь и, похоже, серьезно, поэтому его и комиссовали из действующей армии и отправили домой, а Маше поручили сопровождать его. Ты поняла меня?
Ты в этом уверена?
В чем уверена? негодуя, переспросила Клавдия Ивановна.
Да в том, что у девушки не было другой причины приезжать с Григорием в деревню, кроме той, о которой ты сказала?
Конечно.
Мария Петровна встала, подошла к окну и, прислонившись к стене, посмотрела на улицу. Скрывшееся солнце вдруг вышло из облаков и осветило кухню. Все кругом озарилось и заиграло.
Тогда посмотри, Мария Петровна жестом показала на Машу и Григория, которые, укрывшись от людских глаз, стояли и беседовали около ветвистой, точно невеста на выданье в бело-розовом наряде, яблони.
Маша нежно сжимала руку Григория, и в ее взгляде было столько нежности, любви и восхищения, что казалось, она обожает мужчину, стоявшего рядом с ней, как Бога, и стремится к нему не только душой.
II
Черный «Бьюик» проехал мимо здания университета, свернул направо и на большой скорости помчался вдоль набережной реки Рейн. Дул холодный пронизывающий ветер и моросил мелкий, словно манная крупа, дождь. На улицах было безлюдно, лишь кое-где встречались одинокие пешеходы. Часы на городской ратуше пробили одиннадцать часов дня. Резко затормозив, Генрих Дитрих свернул с дороги на стоянку позади кафе. Он не спешил, до назначенной встречи оставалось больше часа. Маленькое, но уютное кафе нравилось Генриху, и он время от времени посещал его. Хозяин кафе француз Жан Венсен, худой, среднего роста, ни одной примечательной черты мог сойти как за бармена шикарного ресторана, так и за бизнесмена средней руки. Он ставил своей целью завоевать расположение посетителя с первого мгновения его появления в кафе. И это ему прекрасно удавалось. Обычно кто хоть раз побывал в кафе, тот не мог отказать себе в удовольствии посетить его еще раз, и в конце концов становился завсегдатаем.
Как только Генрих переступил порог кафе, Венсен оторвался от работы и с любезной улыбкой произнес:
Добрый день, господин Дитрих. Рад вас видеть. Проходите, садитесь. Ну и лето в этом году Третий день моросит дождь, а ветер такой холодный и пронизывающий.