Он серьезно ранен?
Да нет. По крайней мере, явных признаков никаких.
А девушка? Молода, красива?
Молода? Да. А вот по части красоты, я бы сказала, дурнушка. Представь себе, цвет ее волос напоминает грязно-желтый цвет монеты, да еще по лицу разбросаны мелкие веснушки.
Ты успела так хорошо разглядеть ее?
Да как сказать Просто ее некрасота слишком бросается в глаза. Знаешь, мне кажется, Орлов обманул меня. Никакая она не медсестра.
Но зачем ему обманывать тебя?
Сама не знаю. Просто предчувствие. Орлов так быстро заспешил домой, когда я стала расспрашивать об этой девушке. В какой-то момент мне показалось, он даже растерялся. Как ты думаешь, может быть, он женился на этой девушке, но до поры до времени хочет скрыть это? А может быть, у него была мимолетная связь с ней, и он не знает теперь, как отвязаться от нее, поэтому и представил ее медсестрой, чтобы было меньше разговоров.
Марфа, перестань нести чушь. Твои фантазии до добра не доведут.
Это не фантазии, а предчувствие, которое никогда меня не обманывает. А помнишь, перед самой войной у Григория была любовь с дочерью Светловых Ольгой. Вся деревня тогда об этом только и говорила. И если бы не война, они обязательно поженились бы.
Марфа, хватит, иди домой. И не смей об этом больше ни с кем говорить. Не дай Бог, твоя болтовня дойдет до Марии. Ты же ничего не знаешь наверняка, все это лишь твои домыслы.
Домыслы!? Посмотрим
Марфа Ивановна передернула плечами. Она не собиралась больше обсуждать новость со своей сестрой, так как та не проявила должного интереса к ее рассказу. Сама же Марфа Ивановна считала новость потрясающей и достойной, чтобы о ней узнала вся деревня со всеми пикантными подробностями. Уж об этом она позаботится. А тем временем Григорий с Машей подходили к дому Орловых. Григорий замедлил шаг и мгновенно почувствовал, как у него перехватило дыхание и учащенно забилось сердце. Маша посмотрела на Григория, он был белее бумаги.
Григорий, что с тобой? Тебе плохо? Маша тронула Григория за руку.
Нет, Маша, все нормально. Мы пришли. Перед нами мой родной дом, в котором я не был целую вечность, Григорий отворил калитку и вошел во двор.
Клавдия Ивановна ловкими и быстрыми движениями полола грядки с картошкой. Время от времени она вытирала рукой капельки пота, выступившие на лбу, и поправляла черную косынку, которую носила вот уже три года, после того как получила похоронку на мужа. Григорий остановился и от волнения не в силах был произнести ни единого слова. Клавдия Ивановна не увидела, скорее почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она резко повернулась и от неожиданности на мгновение застыла.
Сы-но-к она закричала так, словно хотела, чтобы весь мир услышал ее. Сы-но-к
Ма-ма Григорий бросился к Клавдии Ивановне.
Маша, глядя со стороны на трогательную сцену встречи матери и сына, не смогла сдержать слез.
Гришенька, ты жив мальчик мой родной, Клавдия Ивановна водила рукой по лицу сына и плакала. Я так ждала тебя, сынок
Мама, не плачь, прошу тебя, тихо шептал Григорий, стараясь изо всех сил не расплакаться сам.
Я плачу от счастья. Ты жив ты вернулся. Как же мне не плакать, сынок.
Лицо матери за годы войны почти не изменилось. Оно было такое же милое и родное, как и в детстве, когда Григорий, будучи маленьким мальчишкой, уткнувшись в подол ее платья, искал у нее поддержки и утешения в своих детских печалях.
Григорий еще раз обнял мать, после чего легонько отстранил и произнес:
Ну все, успокойся
Клавдии Ивановне с трудом удалось совладать с собой. Она улыбнулась сквозь слезы.
Григорий негромко откашлялся и, слегка смутившись, произнес:
Мама, познакомься, это Маша Прохорова. Она медсестра.
Маша поставила чемодан на землю и протянула руку Клавдии Ивановне.
Здравствуйте, Клавдия Ивановна, зардевшись, произнесла она. Я очень рада с вами познакомиться.
Здравствуй, Маша, с видом легкого изумления сказала мать Григория и пожала, протянутую руку. Ой, что же мы стоим, пойдемте в дом.
Они вошли в дом. В доме пахло молоком, дымом и тем неопределенным запахом крестьянского дома, который со временем устоялся и стал неотъемлемой частью жилища. У печки, свернувшись в клубок, дремала кошка, а под лавкой в углу собака. Медная и фаянсовая посуда была аккуратно расставлена на полке, которая висела напротив входной двери. Клавдия Ивановна вытерла руки о фартук и бросилась к печи.
Вы, наверное, проголодались. Я сейчас вас накормлю. У меня сегодня очень вкусный борщ, твой любимый, Гришенька.
И пока Клавдия Ивановна хлопотала у печи, Григорий помог Маше снять пальто.
Проходи, сказал он и украдкой посмотрел на девушку.
Маша с интересом огляделась вокруг. Она столько раз представляла себе дом, в котором жил Григорий, что сейчас даже удивилась, как ее представления были близки к истине. В доме было три комнаты и маленькая кухня, скромная мебель, но все чисто и уютно. В большой комнате у окна стояла железная кровать, застланная светлым покрывалом, подушечка лежала на подушечке. Рядом с кроватью этажерка, сплетенная из прутьев. На полке два штабеля книг. На стене висели несколько фотографий, на одной из них под стеклом в большой крашенной раме были изображены молодые родители Григория: Клавдия Ивановна в белой фате и подвенечном платье сжимала в руке скромный букет полевых цветов, рядом с ней в строгом черном костюме стоял ее муж Всеслав Павлович.
Какие они молодые и красивые! воскликнула Маша, не в силах сдержать эмоции, внезапно нахлынувшие на нее.
Нам было всего по двадцать лет, когда мы поженились, сказала Клавдия Ивановна, входя в комнату с большой кастрюлей в руках. Прошло столько лет, а мне кажется, словно это было вчера. Я помню все до мельчайшей подробности, особенно сейчас, когда Всеслава не стало. Клавдия Ивановна поставила кастрюлю на стол и тяжело вздохнула. Григорий, приглашай гостью к столу.
Они сели обедать. Это был скромный деревенский обед, но длинный и оживленный.
Так значит, ты, Машенька, медсестра? мягким вкрадчивым голосом спросила Клавдия Ивановна и с интересом посмотрела на девушку.
Да.
Мама, я должен кое-что объяснить, чтобы тебе было все понятно в отношении Маши. Как я тебе уже писал, я был ранен в грудь и больше месяца провел в военном госпитале. Маша ухаживала за мной, а когда меня комиссовали, ей было поручено сопровождать меня из госпиталя домой.
Гришенька, но ты же писал, что твоя рана не вызывает опасений, а на самом деле
Так и есть, мама. Ничего страшного. Ты сама видишь Я жив, руки, ноги целы.
Нет, Гришенька, ты что-то скрываешь от меня. Скажи честно, почему тебя комиссовали? Что с тобой?
Клавдия Ивановна, Маша отодвинула пустую тарелку в сторону и положила руки на стол, любое ранение в грудь не может быть безобидным, так как в течение нескольких месяцев после операции возможны рецидивы.
Маша! прервал девушку Григорий и укоризненно покачал головой.
Да, Гриша, возможны, упорно повторила Маша и почувствовала, как кровь бросилась ей в голову и прилила к щекам.
Маша оказалась в щекотливом положении. С одной стороны, она не хотела расстраивать Клавдию Ивановну и рассказывать ей правду о ранении ее сына. А с другой стороны, если она промолчит и ничего не скажет, ее приезд в деревню будет выглядеть подозрительным и Клавдия Ивановна обо всем догадается. А ведь именно этого Маша меньше всего хотела. Никто не должен знать истинной причины, по которой она приехала в деревню. Никто Даже Григорий.
Однако Клавдия Ивановна, не стоит так сильно волноваться. Григорию первое время придется избегать физических нагрузок. Никаких лишних волнений и переживаний, хороший уход, чистый деревенский воздух и поверьте мне, не пройдет и полугода, как у него все нормализуется.