Колёса упруго подскакивают на камнях грунтовки, мелкие неровности сглаживаются шинами и подвеской «Land Cruiser», прямая стрела дороги словно выжжена в безбрежной долине, занятой пустыней. На горизонте показываются тёмные полосы, с каждой минутой всё яснее приобретая очертания исковерканного металла. Они растут в размерах, дробятся на сегменты, будто застывшие гусеницы, прикорнувшие на песчаном покрывале иссушенной бухты. Среди безбрежных дюн пролегают тонкие полосы рельс, опирающиеся на полые металлические шпалы. На них громоздятся искорёженные, изуродованные, изъеденные ржой вагоны и локомотивы. Рядом с пересечениями металлических рельсов разбросаны колёсные базы, похожие на гантели для тренировки каменных мышц песчаных големов. Кладбище старой техники, подобное музею стим-панка, протянулось на сотни метров, оставив безмолвные памятники механизмам, которые на протяжении десятилетий верой и правдой служили человеку.
Когда-то они жили своей, исполненной долга и цели жизнью, а затем молча ушли на покой, не добиваясь медалей и почестей. Они не остались в чьих-то сердцах или чьей-то памяти, несмотря на тысячи перевезённых пассажиров и сотни тонн породы. Может быть, это и правильно. Кто из нас вспоминает пригородные электрички, день за днём доставляющие людей в областные центры из городов-сателлитов, или плацкартные полки поездов дальнего следования, несущих нас из северных уголков России в южные, а из западных в восточные? Мы не знаем, что будет через несколько лет с этими стальными гигантами мощностью в тысячи лошадиных сил, терпеливо и послушно исполняющими возложенную на них функцию. Может, они отправятся на металлолом, чтобы затем перевоплотиться в небоскрёб или вышку линии электропередач, а может, останутся ржаветь стальными каркасами на заброшенной ветке железной дороги, превратившись в памятник человеческому непостоянству и беспечности.
Из стелющегося покрывала нагорья редкими клочьями тянутся к солнцу пучки сухой блёклой травы. Поблизости от посёлков ветер гоняет по долине мелкий мусор; пластиковые пакеты зацепляются за торчащие ёжики сухих кустов, поблёскивая, будто разноцветные фонарики, зелёным, белым, розовым и чёрным. В неглубоких каналах, словно золотоносные жилы, залегли ряды пластиковых бутылок и других отходов. Людям некогда заботиться о природе, особенно такой суровой и недружелюбной к ним. Они пытаются жить и выживать здесь, прилагая как можно меньше усилий.
Я смотрю на горизонт, пытаясь стряхнуть морок, но ничего не меняется. Там, на высоте в несколько сантиметров, словно назло всем законам физики, повисли горные хребты и пики, порхая в плавящемся мареве испарений. У них нет нитей, связывающих части в целое, нет магнитов, нет магии. Эта цепочка тёмных вершин, воспаривших над землёй, напоминает об острове Лапуту сказочной страны Бальнибарби из книги Джонатана Свифта она приковывает внимание, не позволяя взгляду оторваться от притягательного образа, расцвеченного красками горных пейзажей. Кажется, что солончак покрыт водой и больше походит на озеро, а не на миллиарды тонн соли, ровным слоем покрывшей десять тысяч квадратных метров поверхности земли. Но сезон дождей уже закончился и это всего лишь мираж, будоражащий наше воображение.
В период осадков несметные поля солончака покрываются тонким слоем воды, превращая и без того фантастический природный пейзаж в сказочный мир небесных чертогов, будто спустившихся ближе к земле. Гладкая поверхность воды отражает пронзительную синь неба и войлок облаков, и в это мгновение верх сливается с низом, так что между ними уже невозможно увидеть границу. Накатывает чувство, что ты паришь в небесах, не чувствуя земного притяжения. Идя по щиколотку в воде, ощущаешь, что ещё немного и начнёшь двигаться по самой её кромке, чуть касаясь ступнями тёплой и влажной поверхности озера. И кажется, что счастье, которое так хотелось испытать в детстве, стремясь укутаться в мягкую вату небесного руна, сейчас обрушится на тебя лавиной, подбросив ввысь, к серебряной подкове Луны.
Неожиданно растворённый в небе горизонт начал приобретать очертания белоснежного поля, и серая земля, покрывшись слоем серебряных кристаллов, превратилась в безбрежные просторы талого льда. Снежный наст захрустел под шинами автомобиля, на корке отчётливо отпечатались следы протекторов, объединившись с веерами других отпечатков, салютами рассыпанных по гладкой поверхности солончака. С правой стороны показались метровые конусы соляных выработок, около которых ковырялись лопатами рабочие. Между ровными рядами искусственных холмов проезжали грузовики, покрытые толстым слоем соляного инея. Прямоугольники от добычи минерала в толще озера заполнила дождевая вода, сформировав множество мелких бассейнов правильной формы. Через несколько минут белые соляные конусы, словно кучи снега, наваленного после уборки дорожек, остались позади, и автомобиль растворился в безграничном просторе белых кристаллов.
«Land Cruiser» продолжал ехать, но его движение было подобно полёту в космическом пространстве, так как вокруг не было ни единого предмета, относительно которого можно было бы оценить скорость транспортного средства. Лишь неровности соляного поля рябью проносились перед глазами, сливаясь в рифлёную поверхность солончака. Иногда она походила на гигантские пчелиные соты, иногда на длинные линии, перечёркнутые перпендикулярными штрихами, кое-где приобретала пористую структуру, будто подтаявший под весенним солнцем снег. А в некоторых местах она превращалась в монолитную основу с хаотично раскиданными элементами, образованными выдавленным на поверхность жидким солевым раствором. Эти завораживающие пляски сменяющих друг друга текстур излучали силу и энергию, будто подстраиваясь под беззвучные ритмы, приводящие в трепет невидимые воздушные нити пространства. Но вот танец замедлился, пульсация ослабла, и, в конце концов, кружение кристаллов окончательно замерло.
Мы остановились около небольшого здания посреди белоснежной пустыни. Этот одноэтажный отель целиком состоял из блоков соли, отёсанных наподобие каменных глыб и скреплённых между собой соляным раствором. Внутри помещения находилась мебель, также сделанная из соли: стулья, столы, кровати, стеллажи. Только крыша была сложена из едва оструганных деревянных балок и покрыта пучками соломы, скреплёнными проволокой и нейлоновыми жгутами. Возле торцевой стены возвышался соляной холм диаметром в несколько метров. Его поверхность была усыпана флагами различных стран и организаций, словно здесь произошло покорение снежных вершин вулканов Анд или пиков Гималаев.
Я прошёлся по хрустящему, как сахарный песок, основанию, оставляя на хрустальной поверхности едва заметные следы. Под тонкой нежной коркой блестели капли воды, не успевшие раствориться в ярком голубом небе, кристаллы соли слепили глаза игрой разнообразных оттенков. А вглядевшись в белоснежную поверхность, можно было рассмотреть сотни замков, дворцов и небольших городов, соединённых друг с другом дорогами и мостами, перекинутыми через реки и ущелья. Передо мной представали тысячи нераскрытых миров, ведущих свою жизнь постоянных превращений под действием яркого солнца и кристально-чистого воздуха. Это были миллионы жемчужин и неогранённых алмазов, щедро разбросанных под моими ногами.