Никогда их не видел в таком количестве.
Это дурацкое замечание, недостойное ответа, слышать нам, к сожалению, время от времени приходится. Не тратя лишних слов, хозяин садится, неопределенным жестом указывая на другое кресло, и говорит, «я вас слушаю».
Вам уже известна цель моего визита?
Нет. То есть Он машинально оглядывается на телефон, смущенно и несколько потерянно улыбается и заключает: Могу себе представить, однако По правде сказать, нет. Я ждал звонка.
Звонить мне не поручали.
Так, значит, вы не за этим Или все же?
Молчание. Похоже, ни один из них нисколько не заинтересован в том, чтобы сделать первый шаг. Или оба хотят выждать время, чтобы собеседник решился первым. В конце концов новоприбывший располагается в кресле поудобнее, решив, что готов сколько угодно сидеть в тишине.
Это имеет какое-либо отношение к Стокгольму? в конце концов еле слышно спрашивает хозяин.
Нет. Насколько мне известно.
Что вы имеете в виду, насколько вам известно?
Жизнь чертовски непростая штука, так что очень может быть.
Хорошо, я вас слушаю.
Да нет, просто Одним словом, мне поручили только одно: я должен вас убить.
Он замолкает; в ответ ни звука. Тома на полках тоже притаились. Я чувствую, что моему соседу страшно. В комнате стоит тишина, потому что требуется порядочно времени, чтобы переварить подобное известие.
Сейчас?
Он не спросил ни «как», ни «почему», ни «кто», он не сказал «о нет», не закричал ничего такого, чего бы следовало ожидать, например «спасите», «помогите», «полиция». Он произнес «сейчас» с оттенком раздражения, словно самым важным в этой новости была не ее сущность, а момент поступления. Как будто ужасное известие его не страшило, а только раздражало. Должен признать, что этим хозяин меня приятно удивил.
Да, сейчас, отвечает человек, имени которого мы не знаем, предполагаемый убийца. Похоже, что такой реакции от владельца дома и библиотеки он не ожидал.
Хозяин ненадолго погружается в раздумье. Шутить он не расположен, но не может удержаться и не сказать, вы очень не вовремя, я жду важного звонка, и
Я вовсе не тороплюсь, замечает убийца.
Жертва встает. Душегуб не двигается с места, но вопрошающе поднимает бровь. Хозяин снимает домашний халат, как будто мысль умереть в гранатовом халате ему неприятна. Повесив его на спинку одного из пустующих кресел, он направляется к шкафчику, стоящему в углу. И достает оттуда не какой-нибудь пистолет, а бутылку коньяка и два огромных бокала.
Льда, извините, не припас, говорит он с язвительной насмешкой, на мой взгляд совершенно не замеченной новоприбывшим.
Я не люблю добавлять лед, признается душегуб, на всякий случай все еще не опустивший бровь.
Хозяин, уже без халата, ставит фужеры на столик, что пониже. Откупоривает бутылку и аккуратно разливает коньяк по бокалам. Потом берет один из них, протягивает убийце и поднимает другой бокал, обхватывая чашу ладонью и нежно перемешивая жидкость, вдыхая ее аромат.
Это арманьяк, неожиданно предупреждает он, словно пытаясь избежать ненужных споров, покуда они не начались.
Посторонний, уже без плаща, берет свой бокал с коньяком и повторяет движения за хозяином. И быть может, слишком поспешно осмеливается попробовать красноватый напиток.
Бесподобно, в восхищении провозглашает он. И молча наблюдает, как мой господин чиркает спичкой и нагревает жидкость через стекло. Об этом он не говорит ни слова скорее всего, из страха выставить себя невежей. И, согревая напиток рукой, принюхивается к краю бокала.
Вот снявший халат хозяин отпивает глоток арманьяка. Превосходно. По всему телу разливается приятное тепло. Тут в голову ему снова приходит мысль о телефоне. Это уже слишком, нельзя заниматься двумя вопросами одновременно. Он делает вид, что ничто его не тревожит, и замечает гостю, не глядя на него, что хотел бы знать, по какой причине тот должен его убить, а главное, кто его прислал, ведь врагов у него нет.
Из очевидных соображений я не могу сказать вам, кто мне платит.
Не столь очевидных, отвечает тот, все еще держа в руке бокал. Когда меня не будет в живых, я не смогу воспользоваться этими сведениями даже под страхом смерти. И улыбается, словно прося прощения за столь дешевый каламбур.
Молчание. И даже телефонный звонок не решается нарушить это затишье. Мужчины в тишине смакуют арманьяк. В конце концов, после продолжительного раздумья, тот, что без плаща, говорит, «меня прислал некто по имени Орест Пуйч».
Если предполагать ранее невообразимую возможность, будто кто-то желает от него избавиться, именно у Пуйча могли быть для того все основания. Однако это никогда не приходило в голову хозяину, снявшему домашний халат.
Он вам сказал, почему хочет моей смерти?
Конечно. Чтобы завладеть предприятием.
Глоток коньяка. Поставив бокал на стол, он кончиками пальцев осторожно прикоснулся к телефону, словно приглашая его зазвонить, а потом на несколько минут занялся трубкой. Он вытряхнул из нее пепел, постукивая об орудие убийства, и снова набил ее табаком из металлической коробочки, стоящей на столе возле пепельницы. Если бы дело было не в октябре, он бы, честное слово, испугался. Однако сейчас его голова занята совсем другим, и все остальное не так важно.
Курение сокращает жизнь, достаточно легкомысленно заявляет душегуб.
Шутка пришлась хозяину по вкусу, но вида он не подает. Спокойно набив трубку, закуривает. И на несколько мгновений растворяется в облаке аромата.
Заврался засранец, ворчит он себе под нос, снова поднимая бокал и поудобнее устраиваясь в кресле, в одной руке трубка, в другой арманьяк.
Простите, вы о чем?
Если Пуйч хочет моей смерти то это вовсе не из-за какого-то паршивого говенного предприятия. То есть извините, конечно, за выражение, но меня от этого просто наизнанку выворачивает.
А вы откуда знаете?
А оттуда, что нет у нас никакого предприятия. Ни у него, ни у меня. Он вас надул.
Как скажете.
Вот так и скажу. Тут он впервые улыбнулся. Обвел вас вокруг пальца, как мальчишку.
Однако заплатил звонкой монетой.
Одно другому не мешает.
Клиент имеет право не делиться со мной своим секретом.
Я сам вам расскажу его секрет.
Меня совершенно не интересует, в чем тут дело. Я делаю свое дело, и все тут.
Мне это безразлично, я ведь все равно вам расскажу, конечно, если вы меня сначала не убьете. И, отпив из бокала: Орест Пуйч мой лучший друг.
Ничего себе.
Да. Он смотрит прямо перед собой, на книги, невидящим взглядом, ведь в мыслях у него лишь Орест Пуйч. Он человек слабый, говорит он в заключение.
И до неприличия богатый.
Не скажите. И с нескрываемой иронией вопрошает: Он что, уже всю сумму внес?
Пока только часть. Все остальное, когда
Конечно, но предсказываю вам, что из того, что он вам должен, вы не получите ни шиша.
Убийца молча отпивает еще глоток.
Пусть только попробует.
Я в состоянии заплатить в два раза больше того, что он вам обещал. Хозяин глядит на него, улыбаясь опять. А я действительно богат и плачу наличными.
Мне кажется аморальным принять подобное предложение.
Не смешите меня.
Нет-нет, я правду говорю. Существует моральный кодекс
Вы циник. Тут он прервал его грубовато.
А вы бы помолчали, я вас не спрашивал, какое ваше мнение о моем клиенте.
Господин Орест Пуйч хочет убить меня из зависти.
А мне на это наплевать.
А мне вовсе нет. Раз он решил меня убить, то пусть признает, что всегда мной восхищался и чрезвычайно меня ценил. И так как вся моя жизнь складывалась благополучно
Вплоть до сегодняшнего дня, не так ли?
Пятьдесят семь лет мне везло, говорит хозяин, несколько поостыв.
Они молча смакуют коньяк. Хозяин поглядывает на телефон. Ах нет, это звоночек велосипеда с улицы послышался. Что и привлекло внимание человека без плаща: