Я сразу понял, что вы люди приезжие, хоть и не могу себе представить откуда. Но это, в конце концов не моё дело. Главное, что вы не отравлены миазмами умирающей здесь человеческой культуры. Да-да! Именно умирающей, хоть почти никто вокруг этого не видит.
Наш собеседник на мгновение задумался, но тут же продолжил, рассказывая о том, как нарастающим темпом происходило в стране разрушение прежней системы культурных ценностей; как общество людей, объединённых раньше общей идеей светлого и прекрасного будущего, превращалось в совокупность торгующих всем и вся существ. Точными и короткими фразами удивительный искусствовед рисовал картину того, как высшую ценность, которой был сам народ, быстро сменила личная кубышка. Речь Тастемира лилась лёгким ручейком, но меня не покидало ощущение, что рассказ давался ему нелегко, особенно финальная часть о том, как пышным цветом расцвели в последнее время эгоизм, жадность и жестокость, поразившие к несчастью, прежде всего, детей.
Всё, что вы говорите, очень печально и вполне нам понятно. К тому же, к сожалению, достаточно хорошо знакомо. Но, говоря о глубочайшем культурном кризисе, вы не коснулись вопроса искусства, сферы, наиболее близкой вам.
Тяжело вздохнув, Тастемир развёл руками. Заговорил он словно через силу.
Человеческому обществу, если оно действительно есть, жизненно необходим художник, поскольку только он, благодаря своему таланту, способен воплотить в материале важнейший для всех ориентир развития. Живописное изображение или скульптура, действительно выражающие высшие человеческие ценности, становятся видимым и осязаемым центром притяжения для людей, прекрасным объединяющим их фактором. Такими были иконы в далёком прошлом, скульптуры героев А теперь художники обращаются не к разуму и душе человека, а к чувствам. Произведения их похожи на музыкальные инструменты, иногда даже очень хорошие. Они способны издавать приятные и ласкающие слух или, наоборот, раздражающие звуки, но не настоящую музыку. Нет!
Рассказчик сделал паузу, проглотив остатки остывшего кофе и посмотрев задумчиво на наши застывшие в ожидании физиономии. Решив, видимо, что нужно сказать что-нибудь ещё, Тастемир продолжил с тем же горестным выражением.
То же касается и архитектуры, хоть здесь отсутствие мысли и не так очевидно. Объекты больше не говорят о том, что перед вами, например, жилище. Дома не распахивают перед вами руки-крылья, не приглашают широким порталом, не склоняются перед вами соразмерными с человеком архитектурными элементами и деталями, не стекают навстречу входящему опускающимися перед ним платформами и, наконец, комфортными ступенями и перилами. Когда-то всё это вместе образовывало почтительное обращение к людям, увенчанное гербом, освещающим фамильным смыслом всё парадное пространство. А теперь осталась лишь утилитарная функция в дом можно проникнуть и ладно.
Тастемир продолжал говорить, а я с удивлением слушал рассуждения искусствоведа, пытаясь понять откуда это острое чувство самой природы архитектуры.
Покинув художественный центр, мы с Аей некоторое время шли молча, размышляя об этой важной для нас встрече. Новый знакомый очень серьёзно продвинул нас в понимании происходящего в этом мире, который обнаруживал всё больше пугающего сходства с нашим собственным.
Тяжелое, конечно, впечатление. Но ведь эта дегуманизация жизненной среды есть вполне закономерная составляющая общего процесса культурной деградации общества. У нас дома ситуация с искусством и архитектурой, мне кажется, не намного лучше. Главное же и самое печальное то, что и здесь и там, она устраивает современное поколение. Мне кажется, все люди на выставке, за исключением Тастемира, были вполне удовлетворены увиденным.
Не всем, конечно, это нравится. Да, кстати, ты поняла, что имел в виду Тастемир, когда сказал, что с нетерпением в этом году ждёт отпуска, чтобы побыть среди нормальных людей. Что это за люди и где они находятся?
Вопрос был риторическим, но ответ на него стоило найти.
Следующий день пребывания на Земие мы решили посвятить местной системе образования, для чего рано утром направились в школу, которую я называл своей. Старое здание неподалеку от Золотых ворот было на месте и даже мало, на мой взгляд, изменилось. Но это снаружи, а внутри всё оказалось чужим и непонятным.
Охранник так долго рассматривал наши документы, что я уже стал бояться, как бы этот громила с сонным взглядом не уснул окончательно. К счастью громкие детские крики, донесшиеся вдруг из глубины здания, вывели стража из сомнамбулического состояния и он почти сразу оторвал взгляд от наших паспортов. Молча бросив их на стойку перед нами он начал медленно вылезать из-за своего стола, словно демонстрируя полное отсутствие какого-либо интереса к нам. Путь, впрочем, был свободен и, пройдя через турникет, мы углубились в дебри помещений, наполненных бесконечным количеством мониторов и разных, незнакомых нам устройств. Техническое оснащение школы было едва ли не избыточным. Особенно бросилось в глаза практически полное отсутствие помещений, заполненных не техникой, а обычной школьной мебелью, где дети могут собраться для живого общения. Было время каникул, и в школе было почти пусто. Те же из детей, кто проводил здесь время, играли в компьютерные игры. Лишь несколько мальчиков и девочек, расположившихся поодиночке в библиотеке, что-то слушали через наушники либо читали. Почти все они делали пометки в электронных блокнотах, производя впечатление людей что-то изучающих.
В целом прекрасно технически оснащённое здание школы производило все же впечатление места заброшенного и необитаемого. И дело было вовсе не в каникулах и не в тишине, лишь изредка нарушаемой голосами. Пытаясь разобраться в своих чувствах, я уже собрался обратиться к Ае, тоже выглядевшей как-то подавлено, когда нас вдруг окликнул бодрый мужской голос. Молодой человек студенческой наружности вышел из кабинета и закрывал ключом дверь, когда увидел нас.
Добрый день! Вы что-то ищете? Может я смогу вам помочь?
Парень говорил весело и доброжелательно и сразу расположил нас к себе. Мягкие свободные брюки, которые так и хотелось назвать штанами, футболка, богато декорированная плодами творчества современных художников, и удивительная по замыслу стрижка не позволили нам предположить что это был директор школы. Но это оказался именно он.
Соломон! Руководитель этого учреждения. Решительно представился молодей человек, а вы, позвольте поинтересоваться?
Мы с Аей назвались туристами, а я добавил, что когда-то учился во вверенном Соломону учреждении.
Это здорово! Радостно отреагировал Соломон, вновь открывая дверь приёмной. Проходите в кабинет, там дверь открыта. Я сейчас чай сделаю.
Минут сорок, которые мы провели в обществе недавнего выпускника местного вуза, были не слишком увлекательны. Однако информация, полученная в ходе беседы, оказалась весьма полезной.
Школы в вашем понимании здесь давно нет. Она умерла. Прежде всего, потому, что не только дети не хотели её посещать, но и родители разочаровались в нынешней системе общего образования. Сохранилась лишь наиболее жизнеспособная её часть информационная база. Теперь всё это называется «библиотека», хотя возможностей получения информации и сам её объём здесь гораздо больше, чем в любой прежней библиотеке. И, представляете, дети стали с удовольствием посещать наше учреждение. Бывает даже, что у нас не хватает оборудованных рабочих мест для всех желающих.