Стасику брату Володьки о ком в дальнейшем пойдёт речь (о Володьке), тоже было двенадцать лет. Ещё год тому назад он ходил на грядку капусты и недоумевал каким образом и в каком кочане отец с матерью нашли его. Но, слава Богу, он дружил с Санькой и тот всего за один год успел просветить Стасика и диаметрально противоположно опрокинуть Стасиково мировозрение. А для наглядности и прочей убедительности Санька приглашал в кульминационный момент на чердак сарая наблюдать за своей матерью и офицером. Таким способом, через лабораторную работу закреплял в Стасике весьма нужные для жизни знания.
Сейчас Стасик должен Саньке показать Володькин пистолет. Слава Богу, мать ушла в сарай к корове и можно было действовать. Под тюфяком, на общем деревянном настиле, где они спали с Володькой и Колькой пока Кольку не забрили на фронт после прихода наших. Потом из сельсовета принесли повестку, что через три дня после мобилизации в первые пять минут боя, он погиб смертью храбрых. Чему мать с отцом были «очень рады» за храбрость сына. Теперь под местом Кольки лежало это орудие, замотанное в тряпочку. Стасик вытащил дрожащими руками и с такой же дрожью развернул. На ребят глядело холодное воронённое железо причудливой и страшной формы.
Ух, ты! Да это же парабеллум! Я с такого стрелял сказал Санька Когда я нашему офицеру намекнул, что всё знаю и готов принять соответствующие меры для пресечения этой любовной акции, он мне разрешил пострелять из трофейного пистолета. Знаешь как здорово, только руку немного дёргает. Это делается вот так! И Санька выхватил пистолет, оттянул затвор и загнал патрон в ствол пистолета. Но тут послышались в сенях шаги и пришлось срочно находку водрузить на своё место.
В доме у Стасика и Володьки тоже какое-то время жил раненый старшина. У него, из-под вечно расстёгнутой гимнастёрки, выглядывала, почему то, матросская тельняшка. Хотя моря он, как сам говорил, в жизни не видел. А голова была всегда забинтована грязным бинтом. Это, по его утверждению, давало полнейшее право делать что угодно и ответственности он никакой нести не будет; так-как имеется справка, что он получил ранение и контузию головы.
Когда кто-то из официальных лиц деревни хотел увидеть эту справку, с ним тут же случался припадок, старшина падал, бился головой об землю и выкрикивал в бешенстве какие-то непонятные команды, но исключительно на военную тематику. На этом вся проверка и кончалась, тем более, что не принято было гражданским лицам проверять военных. Звали старшину Борис. Когда он улыбался лицо его от уголков глаз до скул превращалось в сплошные вертикальные складки, а рот, без каких-нибудь признаков губ, был прорезан до самых ушей. И с этой щели выглядывали очень редкие жёлтые зубы. Так выросли (зубы), пояснял он, зато не будет застревать в них мясо. В этом и есть преимущество редких зубов. Улыбался он одними губами, а глаза были неподвижны, прятались глубоко в глазницах и оттуда хищно буравили собеседника. Поэтому его улыбка была похожа на оскал.
Старшина с Володькой, старшим братом Стасика, нашли общий язык, несмотря на то, что по возрасту, характеру и внешности между ними была огромная разница. Не даром говорят, что соединение взаимопротивоположностей составляет одно целое.
Вначале Володька знакомил Бориса с незамужними чуть-чуть перезрелыми деревенскими дамами. Хотя в тот период все дамы деревни были незамужними. Война. Потом ходил с ним по этим дамам и носил его автомат Калашникова табельное оружие старшины. Старшина Борис считал, что каждый военный, причём, раненный военный, по званию чуть выше солдата должен иметь своего оруженосца. А Володька принимал это за честь. И на самом деде, он вырос в глазах односельчан. Его благосклонно встречали, особенно женщины, кому за тридцать, но ещё не сорок и не забывали спросить: «Ну как там Борис, выздоравливает? Будете проходить мимо, заглядывайте!»
Они и заглядывали. Но, сами незамужние дамы, на самом деле, уходили у Бориса на второй план. Чуть переступив порог, Борис всегда говорил одно и тоже «И как говорится в романах, зашёл он, низко опустив голову» Он полагал, что это придаёт ему особый шарм, и подчёркивает его интеллигентность. Уже после нескольких минут, и после нескольких фраз, например «Сегодня пасмурно, а вчера в это время была солнечная погода», или: «Я первый раз встречаю такое благодатное село, где в каждой хате пахнет свежеизготовленым самогоном» и, если незамужняя дама вела себя как-то непорядочно, особенно, после слова самогон, и не проявляла никакой суетливости, то на этот случай у него была своя, им же выработанная тактика. Он вынимал колоду карт, медленно клал их по одной на стол мастью вверх и приговаривал: «Выпьем не выпьем, выпьем не выпьем, красная выпьем, чёрная не выпьем» и так далее, пока не кончится колода. Причём, по мере убывания карт, он выговаривал это более медленно и более трагично, даже с дрожью в голосе. Если и после этого у хозяйки не проявлялась нужная реакция, то через минуту молчания он вставал и говорил: «Ну, Володя, нам пора, мы вчера пообещали зайти в гости к Елизавете Петровне, небось заждалась!». И он начинал очень медленно собирать карты, присматриваясь и примеряя их друг к другу. Такой ритуал у него занимал минут десять. И только после этого, если со стороны хозяйки не заметно было никаких сдвигов он говорил «Вот и воюй, вот и получай ранения, ну не поминайте лихом нас, хозяюшка, мы на досуге как-нибудь заглянем.» И они уходили.
Но были и такие незамужние дамы, которые выдерживали только до половины колоды карт. Они, почему-то краснея, схватывались, говорили: «Сейчас, сейчас, подождите!» и куда-то убегали. Борис торжествовал, и говорил Володьке, в отсутствие хозяйки: «Вот так нужно работать, учись военной стратегии пока я у вас живу. Чем я дольше у вас пробуду, тем больше ты от меня научишься. Ты об этом, время от времени, напоминай своим родителям!».
Случалось и так, что ни к какой военной хитрости прибегать не было надобности. Хозяйка с радостью и улыбкой, после короткого приветствия, усаживала гостей за стол, появлялась наполовину полная, а то и полная бутылка самогона и кой-какая снедь. Какая там снедь во время войны?! Картошка, да огурец, а если ещё хлеб с луком, то это уже пиршество. Борис тогда скупой рукой наливал Володьке чуть меньше чем пол рюмочки и говорил: «Ну, Володя, выпей и на сегодня получай временное увольнение. Благодарю за службу. Когда ты мне понадобишься я позову тебя дополнительной депешей!». Володька должен был ответить: «Служу Советскому Союзу!» и уйти. Тогда Борис у них дома появлялся на следующее утро, а то и через два дня. А иногда, даже, с поцарапанной мордой. Бывало что-то там не заладилось. То ли самогон кончился, то ли хозяйка не получала услуги соразмерной её угощению.
Вообще-то Борис от природы был не жмот. За верную службу он Володьке подарил трофейный пистолет «парабеллум» с одним патроном. А, учитывая его несовершеннолетний возраст наставлял «Смотри Володя, я дарю тебе этот пистолет с единственным к нему патроном. Патрон находится в магазине. Если загонишь патрон в ствол, то обязательно выстрели. Ни в коем случае не оставляй патрон в стволе неиспользованным, иначе он выстрелит без твоего ведома. Прицельно, ты этот пистолет сможешь использовать только один раз, с тем единственным патроном, потому что в тылу ты таких патронов не найдёшь. Ты сможешь стрелять и отечественными патронами от автомата Калашникова, или ТТ, но это будет лишь пугач для ворон. Дело в том, что у них разный калибр. Пуля от отечественного патрона меньше диаметром и при выстреле она пролетит не больше трёх метров не имея никакой убойной силы.