Я не удержалась и на прямом отрезке пути резко развернулась. Улица за мной была прямая, как стрела. Справа дорога, слева на триста метров тянется высокий забор. И, конечно, никого.
Около больницы провожатый отстал. Я выдохнула, но после трудового дня взгляд прилип снова. Идти пешком я не рискнула и, свернув за угол, присела на лавку под навесом остановки.
Трамвай задерживался. В некоторых местах пути проходят по проезжей части, и рогатые вагоны частенько стоят в пробке. А там их нагоняют следующие, и следующие. И вот так они стоят, пока затор не рассосётся.
Через сорок минут, грохоча и переваливаясь, к остановке подкатил красный облезлый трамвай. Он был заполнен дурно пахнущими и ругающимися людьми. Стоило дверям распахнуться, я поняла, что ни за какие пряники не полезу в эту душегубку.
Как я и ожидала, следующий трамвай пришел через две минуты. Увы, места в нём оказалось не больше, чем в предыдущем. Я сидела на остановке, трамваи шли переполненные, а таинственный наблюдатель продолжал смотреть. Во взгляде не ощущалось ни любопытства, ни смеха вообще ничего. Человек-невидимка просто смотрел: изучал, оценивал, эдак задумчиво, неспешно.
Наконец мне надоело ждать, и я заскочила в следующий трамвай. Он был чуть свободней предыдущих, но всё равно быстрее и комфортнее было бы дойти пешком, но мне очень не хотелось тащить хвост.
На следующей остановке в салон заползла невероятно воняющая потом бабка с огромными сумками, которые почти сразу оказались на моих туфлях.
Вы сумочки мне на ноги поставили, попыталась я привлечь внимание вонючей тётки, но она матерно велела мне не ставить свои ноги под её баулы.
Граждане! Вы ломаете дверь! заорала мощная кондукторша.
Чё ты так лаешь? завопила обладательница сумок прямо мне в ухо.
В двери лез с упорством не знаю кого молодой парень с огромным рюкзаком. Снимать с плеч сумку было уже поздно, да и ничего бы это не изменило. Ну, тыкал бы своей ношей всех в ноги, а сейчас шваркает по лицам. Какая в сущности разница?
Через десять минут мне было не до взгляда, а ещё через пять я предпочла бы провожатого «уютному» трамваю. Ну, это, конечно, бравада. Мне не хочется приводить маньяка к своему дому. Но и продолжать путешествие расплющенной по стеклу тоже не вариант.
На следующей остановке я попыталась выбраться наружу, но не тут-то было. Народ просто физически не мог раздвинуться, а ополоумевшие работяги пёрли внутрь, не давая выйти остальным.
Выпусти меня! заголосил кто-то. Сначала нужно выпустить, а уж потом залезать.
Прошу прощения, но мне уже некуда деться.
Оплачиваем проезд!
Слыш, мужик, ещё раз ударишь меня своим грязным рюкзаком!
За проезд!
Дайте сесть ребёнку!
А-а! Что это?!
Яйца.
Чьи?!!
За проезд или я иду сама!
Ваши яйца мне штаны испачкали!
Ну что ж теперь делать, милок, продукт-то хрупкий.
Ну, я предупреждал, ещё раз твоя сумка!
Что у вас за проезд?!
Так хрупкий же продукт, сыночек! Это я, пожилой человек, могу компенсацию за испорченный продукт потребовать.
Да выпустите меня! Идиоты!
Не ломайте двери! Платим за проезд!
Вот под такой аккомпанемент я докатила до конечки. Толпа с невероятными воплями рванулась на волю. Я вышла последней и едва не упала. Свежий воздух городского вокзала сшибал с ног. Даже вонь несанкционированной помойки казалась почти райской.
До родного дома я дошла без происшествий.
Бабуля! Я пришла! по обыкновению крикнула я из коридора.
Молодец, откликнулась бабушка из кухни. Переодевайся и иди есть.
Меня дважды не нужно просить. Через десять минут я сидела за столом и поглощала непередаваемого вкуса щи. После первого пришел черёд картошки, потом бутербродов с маслом и сыром. Бабуля с умилением наблюдала, как я уничтожаю вкусности.
Как в больнице дела? приступила буля к расспросам.
Отлично, заверила её я, откусывая от бутерброда.
Потекла плавная беседа о том, о сём. Потом мы с бабушкой отправились на её замечательный огород. Бабушка что-то рыхлить и сажать, а я, как любительница ягод, отправилась искать ранние созревшие плоды.
Вечером я намыла посуду, попила чай и отправилась в постель, но не спать, а читать новый детективный роман. Вместо одного-другого десятка страниц я прочитала половину книги и опомнилась, когда заметила полоску рассвета. Спать осталось совсем мало, всего каких-то полтора часа.
Я легла на кровать и мысленно дала себе установку на крепкий сон на грани отключки и ровно на девяносто минут и мгновенно отрубилась, чтобы в следующий момент открыть глаза и обнаружить, что прошло полтора часа.
Вот ещё странная способность в комплект к чутью неприятностей. Я могу задать себе сон. Ну, например: хочу увидеть во сне птичку. И с вероятностью в девяносто процентов я её увижу. Или мне нужно проснуться в три утра, и проснусь почти на сто процентов. Только нужно чётко задать параметр. Один раз произошла накладка. Возвращаясь с учёбы, я сказала себе:
Нужно лечь спать в девять вечера и не позже.
Где-то в двадцать тридцать я пошла мыть посуду и через половину часа мирно задремала, примостившись на краешке табурета у раковины.
Вот такие мысли и сопровождали меня во время спешного завтрака и пути на работу.
Сегодня взгляд не преследовал меня. Слишком поздно я осознала, что мой вчерашний провожатый, всего скорее, видел, как я выходила со своего двора, а если нет абсолютно ничего не мешает ему подкараулить меня на том же месте и проводить до дома вечером. Так что зря я вчера умчалась в трамвае.
В отделении как обычно утром стояли все на голове. Общей суеты прибавил отказ одной особы забрать свою очень пожилую родственницу. И куда теперь девать старушку?
Вечером незнакомец привязался ко мне почти перед калиткой. И снова я никого не обнаружила. Человек изучал и как бы примеривался, на что я сгожусь.
Через неделю я привыкла и почти не обращала внимания. Появлялся таинственный смотрящий без всякой системы, в здания за мной почти не заходил, а у дома сразу отставал. Правда, дважды я замечала его в отделении, и это напрягало больше всего.
Первым порывом было рассказать о преследовании бабуле, но пока я подбирала слова, чтобы не перепугать её до того, что она решит запереть внучку дома от греха, у меня сложилось чувство, что она знает всё и даже лучше моего. Так что поговорить определённо стоит. Тем более она обещала рассказать, откуда она знает, как нужно гадать.
Но в этот же день пообщаться не удалось. К нам забрела тётя Нина. Сначала дамы пили чай, потом пошли смотреть наш огород, затем тёти Нины направились к одинокому соседу напротив, который выращивал бабушкину мечту невероятно большие и сладкие дыни.
Следующее утро тоже не представило возможности. После плотного завтрака булик собралась на выставку садовода вместе с соседом.
Там будет всё для сада, расскажут, как вырастить настоящую экзотику в нашей широте, радовалась булик как ребёнок, и я не стала портить ей настроение.
В конце концов сегодня суббота, пусть бабушка погуляет, а вечером перед ночным дежурством я всё спрошу.
Но мои планы потерпели крах. С рыночной площади бабушка пришла в расстроенных чувствах.
Что случилось? спросила я, когда буля прошла на кухню и плюхнулась едва ли не мимо стула.
Марина вспомнила, что у неё есть мать, устало сказала буля.
Мама?
Да, дорогая, твоя неподражаемая мама.
И чего?
Муж её очень расстроился, что она не привезла тебя и меня заодно. Теперь не даёт ей вольно жить, а она так к этому стремилась. В общем, что-то она вытворила в порыве чувств, и дорогой Базиль Перье собирается выставить Маринку вон. Как по мне, так пусть бы отправил ненасытную супругу куда подальше, но она, похоже, серьёзно заболела, а бывшей жене француз не собирается давать деньги на лечение.