Ф. И. Тютчев также рассматривал польский вопрос в контексте цивилизационного противостояния России и «коллективного Запада», но при этом, в силу служебного положения, демонстрировал более «сдержанную» позицию:
Я конечно не принадлежу к тем, кто в своем мрачном патриотизме хотел бы обречь Россию на систематическое одиночество, обособить и уединить ее на веки. Я допускаю сближения, но с тем, чтобы они были лишь случайными, и чтобы, соглашаясь на них, ни на мгновение не забывалась та истина-догмат, что между Россией и Западом не может быть союза ни ради интересов, ни ради принципов, что не существует на Западе ни одного интереса, ни одного стремления, которые бы не злоумышляли против России[43].
Характерно, что Тютчев, давно писавший о ненависти Запада к России, приходил к выводу о наличии некоего антирусского заговора конспирология как когнитивное искажение связана с личными фобиями и порожденными ими навязчивыми идеями.
Патриотические эмоции привели к тому, что в 18631864 годах в российском обществе родилась военная тревога предчувствие большой европейской войны. В значительной степени сами патриоты своей риторикой разжигали в себе этот страх, который, в свою очередь, еще более усиливал враждебность и агрессию патриотов. Поэт А. А. Фет писал Л. Н. Толстому: «Самый мерзкий червяк, гложущий меня червяк, есть поляк. Готов хоть сию минуту тащить с гвоздя саблю и рубить ляха до поту лица»[44]. Игнорируя всякую логику заявлением, что Россия занималась делами мира, когда вооружалась, М. Н. Катков писал:
Мы не готовились ни к какой войне, мы исключительно занимались делами мира и внутреннего благоустройства; но козни наших врагов принуждают нас обнажить меч, они заставляют Россию призывать сотни тысяч людей к военному делу и издерживать на военные приготовления многие миллионы: пусть же знают они наперед, что это не обойдется им даром Пора двусмысленных заявлений и дипломатического лицемерия должна же миновать наконец. Не для того же мы вооружаемся, чтобы понапрасну разоряться и продолжать терпеть всякого рода оскорбления[45].
Министру иностранных дел А. М. Горчакову приходилось даже через Ф. И. Тютчева просить издателя «Московских ведомостей» сменить воинственный тон в отношении Запада на более сдержанный, дабы не усугублять международную напряженность[46]. Современники ругали издания и издателей, ответственных за военно-патриотическую истерию «Гнусный Русский Вестник! Гнусный Катков!» и гадали на страницах своих дневников: «Будет война или не будет? вот великий нынешний вопрос. Будет? Не будет?»[47]
Патриоты-консерваторы испытывали амбивалентные чувства. Так, Тютчев радовался твердому отпору Горчакова европейским странам, данному в депешах, которые «затронули национальные струны души», понимая при этом, что они приближают Россию к войне с Европой, в связи с чем впадал в панику и предвидел «нашу погибель». И. С. Аксаков, также почти смирившийся с мыслью о неизбежности войны, пытался связать с ней надежду на возрождение «народной Руси». Воинственно-патриотическая риторика становилась профилактикой страха перед войной, создавала ощущение национальной сплоченности, однако последнему мешали инакомыслящие. Народники распространяли листовки против политики правительства в Польше, в прокламации «Земли и воли» противопоставлялись империя и отечество и подчеркивалась общность интересов польских повстанцев и русских людей:
Мы с Польшей, потому что мы за Россию. Мы со стороны поляков, потому что мы русские. Мы хотим независимости Польши, потому что мы хотим свободы России. Мы с поляками, потому что одна цепь сковывает нас обоих Да, мы против империи, потому что мы за народ![48]
Тем самым имперство представлялось антинародным и антипатриотичным мировоззрением, так как провоцировало национальные проблемы.
Опасаясь войны и понимая значение народного ополчения, консерваторы начали готовить крестьян к мысли о возможном очередном вооруженном конфликте с зарубежными странами. Летом 1863 года вышла анонимная книжка «О русской правде и польской кривде», в которой слогом народного сказа сообщалось, что поляки задумали захватить Киев и вернуть крепостное право в России, истязают и убивают православных священников, давались характеристики национальных черт поляков как людей хвастливых, подлых и склонных к воровству, рассказывалось, что поляки вступили в антирусский сговор с европейскими державами, которым «очень хочется унизить Россию», а помогают им в этом «русские воры», сидящие в Лондоне (намек на А. И. Герцена). Текст заканчивался призывом к крестьянам идти добровольцами (охотниками) на войну, если она начнется по вине поляков и западных стран: «Да ведь нашим молодым ребятам Царь не отчим, а матушка Русь не мачеха пойдут многие охотой, это уж верно». На эту брошюру рецензией откликнулся М. Е. Салтыков-Щедрин, который с раздражением писал о проводившейся ее автором навязчивой пропаганде любви к Родине:
Человек и без того уже склонен воспитывать в себе чувство национальности более, нежели всякое другое, следовательно, разжигать в нем это чувство выше той меры, которую он признает добровольно, будучи предоставлен самому себе, значит уже действовать не на патриотизм его, а на темное чувство исключительности и особничества.
Леволиберальная интеллигенция кулуарно выражала сочувствие польским патриотам. Хозяйка популярного в Петербурге литературного салона Е. А. Штакеншнейдер, остро ощущавшая фальшь официозной военно-патриотической пропаганды, с одной стороны, а с другой переживавшая из-за разговоров об усилившейся в Европе русофобии в связи с польскими событиями, записала в дневнике в мае 1863 года:
Россия, Россия, родная, до чего доигрались с тобой! Какого тяжелого драматизма полно положение всякого мыслящего русского! Я бы хотела теперь быть полячкой и с чистой совестью от всего сердца биться за родную землю
Примечания
1
Записки Степана Петровича Жихарева. М., 1890. С. 101.
2
Там же. С. 164.
3
Там же. С. 269.
4
Сочинения Растопчина (графа Федора Васильевича). СПб., 1855. С. 910.
5
Шишков А. С. Рассуждение о любви к Отечеству // Чтение в Беседе любителей русского слова. Книжка пятая. СПб., 1812.
6
Пыпин А. Н. Общественное движение при Александре I. СПб., 1871. С. 288.
7
Там же. С. 286287.
8
См.: Андреев Н. И. Воспоминания офицера 50-го егерского полка // Русский Архив. 1879. Т. 3. С. 174202.
9
Пущин П. С. Дневник 18121814 годов. Чичерин А. В. Дневник 18121813 годов. М., 2012. С. 226.
10
Сочинения Растопчина С. 166167.
11
Вяземский П. А. Сергей Николаевич Глинка // Глинка С. Н. Записки. М., 2004. С. 438.
12
Восстание декабристов. Материалы. Т. 1. М.; Л., 1925. С. 23.
13
День. 1864. 17 октября.
14
Пыпин А. Н. Общественное движение С. 392393.
15
Восстание декабристов С. 174.
16
Восстание декабристов С. 22.
17
Тютчев Ф. И. Россия и Германия // Тютчев Ф. И. Полное собрание сочинений. СПб., 1911. С. 442.
18
Вульф А. Н. Дневник 18271842 гг. М., 2016. С. 165.
19
Герцен А. И. Собрание сочинений. Т. 12. М., 1957. С. 92.
20
Вяземский П. А. Записные книжки (18131848). М., 1963. С. 212213.
21
Пыпин А. Н. Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов: Исторические очерки. СПб., 1906. С. 486.
22
Вяземский П. А. Записные книжки С. 275276.
23
Никитенко А. В. Записки и дневник (18261877). Т. 1. СПб., 1893. С. 500.
24
Пыпин А. Н. Характеристики литературных мнений С. 492.
25
«Права или нет, но это наша страна» (англ.).
26
Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч.: в 15 т. Т. 1: Дневники. Из автобиографии. Воспоминания. М., 1939. С. 297.
27
Дельвиг А. И. Мои воспоминания // Русины Австрийской империи в дневниках и воспоминаниях русских офицеров участников Венгерского похода 1849 года. М., 2020. С. 85.