Ты чего, малышка? спросила Настя у Наташки. До нас долетало каждое слово.
Мне с вами поговорить надо, ответила Наташка.
О чем? спросила Настя. Пожалуйста. А сама продолжала прихорашиваться перед зеркалом.
Вы слышали, от нас Боря уходит? произнесла Наташка, как будто это какое-то космическое событие.
Ну и что? спросила Настя.
А вы скажите ему, чтобы он не уходил, попросила Наташка.
Ты думаешь, он меня послушает?
Вы на него имеете влияние, сказала Наташка.
Почему? удивилась Настя и посмотрела в мою сторону.
Она говорила все время громко и играла в такую наивную-наивную девочку.
Вы красивая, сказала Наташка. А красивые на всех имеют влияние!
Последние слова Наташки, видно, понравились Насте, потому что она ответила:
Хорошо Я ему передам. Так что спи спокойно, малышка.
Спасибо, сказала Наташка и выбежала. Мы вышли из раздевалки.
Настя уже сидела в вестибюле, нога на ногу, в нетерпеливом ожидании.
Ну, пошли! сказала она, вставая.
Есть предложение поехать на Ленинские горы! заорал Сашка.
А я вдруг, сам не знаю почему, бросил портфель на стул и крикнул:
Подождите! Сейчас!
Стремительно взбежал я по лестнице, влетел в пустой первый «А», подошел к доске и написал:
ЗАВТРА ПОСЛЕ УРОКОВ ИДЕМ
ФОТОГРАФИРОВАТЬСЯ.
Борис
И повернулся, чтобы бежать вниз, к Нас-те и Сашке, но вместо этого прошелся между партами.
На полу валялась ленточка, какая-то девчонка обронила. Поднял эту ленточку. Постоял. Мне здесь было хорошо. И все нравилось: и маленькие парты, и неумелые рисунки на доске, и эта ленточка, которую я держал в руке.
Ну вот я и вернулся, тихо сказал я.
Подошел к парте, за которой «сидел» Толя.
Как сидишь! закричал я на него. Опять сгорбился? Нехорошо. И «стукнул» его по спине.
Тишина пустого класса не смущала меня. Я снова шагал между партами, пристально «вглядываясь» в лица ребят.
А ты чего плачешь? спросил я Зину Стрельцову. Кляксы посадила? Не страшно. Все мы с этого начинали.
Подскочил к Генке:
Срам! Ты же будущий космонавт, а в носу ковыряешь!
Тут я заметил Гогу Бунятова:
А ты! Не стыдно? Ты достоин презрения! Дразнить товарища за то, что он вместе с матерью подметает улицу! Ты что, не знаешь, что «мамы разные нужны, мамы всякие важны»? Да, по-моему, вы без меня пропадете. Сколько еще у вас недостатков! Решено, я остаюсь навсегда!..
Когда я спустился в вестибюль, Насти и Сашки не было. На стуле одиноко лежал мой портфель.
А на следующий день я снова прибежал в школу раньше всех, чтобы Нина не успела назначить к моим первоклассникам нового вожатого. Выхватил у нее обратно заявление и на радостях влетел в класс, размышляя о том, как поведу детей фотографироваться.
В классе в полном одиночестве сидела Настя. От неожиданности я замер. А она встала мне навстречу. Помню, я еще успел подумать: «Да, ревнивец Сашка, проспал ты свое счастье». И точно, она пригласила меня пойти после школы в кино. А я молчал и чувствовал, что бледнею, бледнею, как Сашка во время припадка ревности, потому что знал, что должен ей отказать.
Чего же ты молчишь? спросила она.
Я веду своих ребят фотографироваться.
Подумаешь! сказала она. В другой раз сводишь. Обещанного три года ждут.
Не могу, твердо ответил я и еще больше побледнел.
Ох, надоел ты мне со своим детским садом! сказала она.
Когда я выводил ребят из школы, то увидел Сашку и Настю, шагающих впереди нас. И они увидели нас и остановились. А ребята галдели, как десять тысяч воробьев, и не замечали ни Сашки, ни Насти.
Я сделал вид, что не вижу их, но Настя помахала мне:
Мы в кино.
Попутного ветра Гулливеро в сопровождении Лилипуто! крикнул самодовольный Сашка и захохотал.
Конечно, со стороны мы представляли довольно смешную картину: я долговязый, рост сто шестьдесят, а детишки мне по пояс. Но представьте, Сашкины слова меня нисколько не задели. Я привык, что он не разбирается в средствах борьбы. То он мне вылил за шиворот полграфина воды, то на истории нарочно подсказал неправильную дату.
А сегодня вообще где-то раздобыл старый ночной горшок и подставил мне. Я не заметил и сел. Все давились от смеха, а я обиделся на Сашку, чуть не заревел и, чтобы скрыть это, стал паясничать и напялил себе этот горшок на голову, за что был выгнан с урока.
Я благородный человек и не мстительный, я не обижаюсь на Сашку за то, что он все время пытается меня унизить. Я все равно люблю Сашку, он мой лучший друг. Может, и он когда-нибудь поймет это.
Зато малыши, когда увидели Сашку и Настю, поутихли и затаились. Догадливые. А Наташка спросила:
Боря, может быть, ты пойдешь в кино? Мы можем сфотографироваться завтра.
Я ей ничего не ответил, только весело подмигнул. А ее глаза сначала превратились в пятаки, потом в воздушные шары, а потом Нет, вы только представьте она тоже подмигнула мне! Ну и девчонка, соль с перцем!
А потом началось настоящее веселье. Действительно, автоматическая фотография великолепная вещь!
Генка, отчаянная голова, снялся с оскаленными зубами. Толя прилепил к подбородку обрывок газеты. Зина Стрельцова высунула язык.
Все хохотали и никак не могли остановиться.
Взрослые на нас оглядывались и, может быть, даже возмущались. Но я-то уж знаю: если смешно, тут ни за что не остановишься. Тогда нужно придумать что-нибудь особенное, и я сказал:
Сейчас пойдем есть мороженое. Из стаканчиков.
Ура! Ура! закричали все.
А мне мороженого нельзя, сказал Толя. Я болел ангиной.
Жаль, ответил я.
У Толи сразу испортилось настроение. Это было заметно.
Ну что ж, полная солидарность: мороженое есть не будем, купим пирожки с повидлом.
А что такое «полная солидарность»? спросил Гога.
Это когда один за всех и все за одного, сказал я.
Полная солидарность! обрадовался Толя.
И все малыши дружно закричали:
Полная солидарность, полная солидарность!
А когда стали покупать пирожки, я увидел, что Генка и еще несколько ребят отошли в сторону и стали внимательно рассматривать на витрине тульские самовары. Точно их с самого рождения интересовали только самовары и всякие там узоры на них.
Ясно: у них не было денег на пирожок. А у меня в кармане лежал остаток от известной десятки. И я принял единственно верное решение. Вытащил из кармана рубль, подошел к продавщице пирожков, купил десять штук и сказал ребятам, этим любителям самоваров:
А ну, налетайте!
Они отвернулись, как будто не поняли, такие гордые оказались.
Ребята! повторил я. Ну, чего же вы? Налетайте!
Сначала подошел Генка и вроде нехотя взял пирожок.
За ним потянулись остальные. Каждому ведь хотелось съесть пирожок. Последний я взял себе.
Вечером я расклеил фотографии малышей в тетрадь.
Она стала как живая. Интересно было ее перелистывать
Скандал получился неожиданный и грандиозный. Меня вдруг решили с треском снять с должности вожатого.
Как-то после уроков прибежала взволнованная Нина и сказала, чтобы я больше не смел ходить к первоклашкам. Она отошла к учительскому столу и крикнула мне оттуда:
Ты слышал, я тебе это категорически запрещаю!
А мы сегодня идем в цирк, сказал я.
Никаких цирков! сказала Нина и погрозила мне пальцем.
Недолго ты царствовал, сказал Сашка.
И действительно, недолго.
Все, конечно, заахали и заохали и стали ко мне приставать с расспросами, но, честное слово, я сам не знал ничего. Тогда они привязались к Нине, и она ответила, что сейчас они узнают и закачаются, какой я тип.
Нина рассказала про все мои дела, перечисляя их долго, подробно и противно. И добавила, что я влияю дурно на детей, сею между ними вражду и смуту.
Это потому, что я сказал одной девчонке, что нехорошо ябедничать, а она спросила меня, что это такое, а я ей объяснил, и теперь ее все дразнят ябедой.
Тут я не выдержал, прервал плавную речь Нины и крикнул:
Зато она больше не ябедничает. Успех достигнут!