Нет, Ольг, конечно, не зверь, и насиловать никого и никогда не будет, но ведьма женщина одинокая. Неужто не захочет мужского внимания да удовольствия? Морки все до любви телесной охочие, а ему еще ни одна не отказывала. Более того, женским вниманием он был обласкан всегда. Сначала за него едва не дрались девушки кохтэ, он был им диковинкой: светлоглазый и белокурый среди смуглых черноволосых степняков, а потом, когда он вернулся домой его очень быстро затащила в постель сенная девка княгини Вольской. А дальше стоило лишь улыбнуться и пальцем поманить. Так что он хорош собой и желанен, с чего бы какой-то ведьме лесной ему отказывать?
Не подозревающая даже о коварных мыслях своего подопечного, травница крепко спала. Шевельнулась, утыкаясь лбом в голое плечо княжича, вздохнула блаженно, обхватила руками. Ольга бросило в жар. Несмотря на ноющие раны, тело отреагировало быстро и однозначно. Ох, если бы не повязки на глазах, он бы поглядел!
Осторожно прикоснулся к ее плечу, притянул к себе, нос (едва высовывающимся из-под повязки) в ее растрепавшиеся волосы сунул. Провел рукой по узкой спине до самого изгиба поясницы и ниже, радуясь, что женщина так приятна на ощупь.
Ты сдурел, парень? вздрогнула всем телом Марика, мгновенно просыпаясь. А ну лапы свои убрал!
Не злись, красавица, я только потрогаю.
Если бы я тебя сама из-за грани не вытаскивала, сейчас бы руки повыдергала, холодно сообщила ведьма, отодвигаясь. Скажи спасибо беру, что я жадная и свои труды не хочу загубить.
Я что, совсем тебе не нравлюсь? обиженно спросил Ольг, ничуть не обескураженный отказом. Аль не красив? Аль жених у тебя имеется?
Отчего же, красив, хоть куда, усмехнулась Марика, пальцем проводя по крепкому белому плечу. Молод, полон сил, руки поправили повязку и спустились ниже, на опушенный золотыми волосками живот. Все при тебе. И мужика у меня нет, давно не было, твоя правда. Вдова я.
Тогда в чем дело?
А ты считаешь, что женщинам только это нужно? Молодое тело и то, что между ног?
А разве нет? Замуж, что ли, хочешь?
Она расхохоталась звонко, чуть с надломом. Ольг ждал ответа, чутко прислушиваясь к движениям ее пальцев, небрежно скользящих по завязкам его штанов.
Нет, замуж мне нельзя, наконец, снизошла травница до ответа. Да ты и не возьмешь.
Отчего же? Может, ты мне сына родишь? В терем тебя приведу, своей женщиной назову, а?
У тебя и терем есть? Кто же ты такой, Олег, беров побратим?
Княжич Бурый я.
О! Он не видел, как округлились губы женщины и широко раскрылись глаза. Что же ты, князь, в лесу забыл, да один, без охраны?
С бером братался, сама же видела. Теперь он мне брат старший раз не убил.
Каков молодец! восхитилась Марика. Смельчак! Что к беру, что к бабе, не спросившись, лезет, а потом удивляется, что ему не рады.
Да полно тебе кривляться, чай не девочка. Я тебе нравлюсь, чувствую же. Не нравился бы не трогала бы так нежно.
Марика, обнаружившая вдруг, что нежно оглаживает живот и бедра невыносимого этого мужчины, резко отдернула руку и залилась краской. Прав он: нравился и очень. Было на что посмотреть, было что потрогать. Вот только не дело это.
Много о себе возомнил ты, Олег, сухо сказала, поднимаясь. Раз уж поспать не дал, наточи хоть нож мне. Все руки не доходят.
Так нравлюсь? не отставал наглец, хватая за рукав и к себе снова притягивая. Ну признайся, ведьма. Скажи правду.
Да нравишься, нравишься, фыркнула женщина как лисица. Толку с того? Вместе нам не быть, а я в детские эти игры давно не играю.
Зря. Ни одна девица еще не жаловалась, все довольные оставались. Так почему бы тебе не позволить мне сделать приятно обоим?
Ох и баламошка ты, княжич, засмеялась снова Марика. Вставай уже, охальник. Дам тебе нож и точильный камень.
Вот ведь обаятельный змей! Вроде гадостей наговорил ей, а Марике смешно. И не отказалась бы от ласки мужской, верно он угадал. Никогда не отказывалась, охоча до этого дела была. И замужем ей нравилось очень, жаль, недолго счастье длилось. Ничего не скажешь, мужчина под боком навевал на грешные мысли. Только не стоит забывать про проклятье старого волхва. Вот теперь-то она и ощутила его в полной мере.
Злясь на себя, на Ольга, на Зимогора, она бросила на стол чугунок и проворчала:
Ишь, гость дорогой, сразу видно, что княжеских кровей. Вон, похлебку долакал, а посуду мыть челядь будет.
Знала, что не права, что он с повязкой на лице и ослабший после ран и не смог бы, да и не должен, хозяйская это обязанность, но все равно высказала.
Грязной работы я не чураюсь, лениво, медленно отозвался мор. Покажи, где мыть, вымою. И вообще, говори, чем помочь, не стесняйся. Нож наточу и другое сделаю, все, что скажешь, хозяйка.
А ручки белые, княжеские, не заболят?
А ты думаешь, что коль я с серебряной ложкой во рту родился, так и жил всю жизнь с мамками и няньками? Ха!
А что, нет? покосилась на него ведьма, ловко чистя овощи.
Нет. Мне лет шесть было, когда няньку мою убили, отца при смерти бросили, а меня иштырцы к себе уволокли.
Расскажешь? Или тайна это?
А тебе интересно разве? Да и знают все эту историю.
Так я в лесу живу, родимый. Я знаю только, когда рогачи дерутся, когда волчата рождаются, когда бер спать ложится. А что в Бергороде происходит для меня как в тумане.
А ты расскажешь? Отчего в лесу живешь, от кого прячешься?
Много будешь знать, плохо будешь спать, голос Марики мгновенно заледенел, как будто иней на стены избушки опустился.
Ладно, не злись ведьма. Не хочешь говорить не говори, твое право. Значит так, мальцом я был слабым, болезненным. Батя меня в деревню с нянькой отправил, матушка к тому времени родами вторыми померла, ну я ее не помню совсем, мне рассказывали потом.
Глава 4. Разговоры
Ольг был отменным рассказчиком, и голос у него был такой бархатный, густой, словно пиво хмельное сладкий. Рассказывать всякие истории и сказки он любил и умел. В сказители бы ему озолотился бы. Впрочем, вряд ли княжич в золоте нуждался, сам же говорил: терем у него. Да и одежда богатая была. Остались-то сапоги да портки, остальное разве что сжечь теперь.
Невольно Марика заслушалась, до того интересная была история.
И рос я при шатре иштырского кагана, вроде бы как сын его приемный, а вроде и чужак приблудный. Не сильно били, не много обижали, рабом не звали, но и своим я так и не стал. Иных детишек матери целуют, ласкают, кусок им лучший со стола тянут, а у меня всего и друзей, что шавки брехливые. А у иштырцев в стане собачонки мелкие, противные. При стаде, там большие, пушистые, умные, а тут разве что объедки подбирать горазды. Был у меня дружок и среди этой мелюзги, да недолго. Кагану как-то мой взгляд не понравился, крепко он меня отлупил, а собачку придушил чтобы неповадно мне было на старших с превосходством смотреть. А я их всех и вправду ненавидел, наверное, в ответ, что меня не любили.
Ты же ребенком был. Как можно дитя не любить?
Иштырские бабы рожают легко и много, постоянно брюхатые ходят. Дети у них в грязи растут, часто голодные. Самые сильные выживают только. Дерутся постоянно за кусок мяса, это считается хорошо и правильно. А еще иштырцы не моются совсем. Живут они в самой засушливой части степи. Воды мало, колодцы копать они не умеют, дожди не каждый даже и месяц идут. Вода для них священна, ее пьют только. Одежду не стирают, отбивают камнями да над костром проносят. Может, поэтому и дети часто болеют и умирают. А самых слабых и вовсе в степи оставить могут на съедение шакалам. Но все равно выживает много, недостатка в рабочих руках там нет.
Не было, поправила Марика чуть смущенно. Даже я в глуши моей слышала, что Великий хан Баяр иштырцев поклялся всех до единого вырезать. А человек он страшный, слово свое держит.
Страшный? удивился Ольг, проверяя пальцем остроту наточенного ножа. Не знаю. Это разве что к врагам. А так он очень добрый, наверное.