Думая о ванне и других вещах, ожидающих меня, я спешила по узким переулкам и дорогам. Наконец я одолела крутой подъем на холм и увидела мост. Газовые фонари на Золотом мосту бросали маслянистый свет на деревья жакаранды, растущие вдоль берега. Прежде чем перейти реку, я вошла в один из множества темных переходов, соединяющих разные уголки Садового района.
Тяжелые вьющиеся побеги, усеянные фиолетовыми и белыми цветками душистого горошка, покрывали решетку беседки, тянулись от одной к другой, образуя длинные туннели, куда проникали лишь слабые проблески лунного света.
Я не позволила мыслям блуждать, чтобы не думать о тех лордах. Иначе пришлось бы вспомнить еще девятерых, которые были до них, а затем и о той ночи, когда я потерпела провал. А потом придется признать, что мне никогда не испытать такой близости, как у тех двоих на корабле, если узнают, кем я когда-то была и кем стала. Я позволила себе думать только, как смою с себя кровь и запах дыма. Украду немного времени, чтобы забыться и побыть кем-то другим.
Услышав пронзительный крик, я остановилась. Не знаю, как долго я шла, но этот крик нисколько не походил на те, что доносились с палубы корабля.
Развернувшись на звук, я нашла ближайший выход из плетеного туннеля и выскочила на тихую улицу. Осматриваясь, я увидела темные здания и освещенный каменный мост, соединяющий две стороны Садового района, и поняла, где нахожусь.
Люкс.
Узкая улочка была обязана своим названием не величественным особнякам, а заведениям, спрятанным в густых садах. Заведениям с черными дверями и закрытыми ставнями, которые обещали все виды наслаждений. Именно туда я и направлялась.
Я не ожидала, что на Люкс будет так тихо в это время ночи. Сады почти всегда полны людей. Моя кожа покрылась мурашками. Я двинулась по каменному тротуару, держась ближе к изгородям, окружающим сады.
Внезапно в нескольких футах впереди меня на дорожку выскочил человек. Я отшатнулась и в свете фонаря смогла разглядеть лишь светлые штаны и незаправленную белую рубашку. Мужчина проскочил мимо, похоже, даже не заметив меня. Я проследила, как он исчезает в темноте.
Крик повторился, на этот раз короче и отчаянней. Я медленно развернулась и, крадучись, пошла вперед, миновав дом, в окнах которого трепетали на теплом ветру занавески. Моя рука скользнула в разрез платья к кинжалу.
Сделай это, нарушил тишину сиплый голос. Я никогда не буду
Я добралась до угла дома, когда тротуар и пустую улицу залила вспышка яркого серебристого света. Что за?..
Говоря себе, что не нужно вмешиваться в чужие дела, я поступила противоположным образом и выглянула из-за угла здания.
Я приоткрыла губы, но не издала ни звука. Что было разумно. Но я пожалела, что не пошла своей дорогой.
Во дворе темного дома стоял на коленях человек, вытянув руки. Его тело согнулось назад под неестественным углом. Жилы на шее вздулись, а кожа была освещена изнутри. Беловатый свет наполнял вены на его лице, горло и сбегал в грудь и живот.
Перед ним стояла богиня. Ее бледно-голубое платье в лунном свете казалось прозрачным, напоминая мое свадебное. Платье с низким вырезом приоткрывало округлости груди, плотно облегало талию и бедра и растекалось мерцающей водой под ногами богини. На одном плече воздушную ткань скрепляла сверкающая сапфировая брошь. Гладкая кожа богини была цвета слоновой кости, а волосы блестящими и черными как смоль.
Увидеть в столице бога или богиню не редкость. Они часто посещают царство смертных как мне представляется, из-за страшной скуки или по делам Первозданных, которым служат. Последние же бывают здесь очень редко, если вообще бывают.
Меня учили, что иерархия в Илизиуме примерно такая же, как и в царстве смертных. Вместо королевства каждый Первозданный правит своим двором, а вместо знати у них боги, которые отвечают перед дворами. В Илизиуме десять дворов Первозданных. Десять Первозданных правят всем, что лежит между небесами и морями любовью, рождениями, войной и миром, жизнью и да, даже смертью.
Но меня поразило, что богиня держит руку на лбу мужчины. И от нее исходит белый свет, наполняющий вены.
Рот мужчины раскрылся, но из горла не вырвалось ни звука. Только серебристо-белый свет. Он лился из его рта и глаз, потрескивая, искрясь, и взлетал в небо, поднимаясь выше дома.
Боги милостивые, это же итер, сама сущность богов и Первозданных. Прежде я никогда не видела, чтобы его так использовали, и не думала, что может быть необходимость убивать смертного таким образом. В этом просто не было смысла.
Богиня опустила руку, и итер исчез. Двор опять накрыли тени и пятна лунного света. Мужчина рухнул вперед, не издав ни звука. Богиня отошла, позволив ему упасть на траву лицом вниз. Она посмотрела на свою руку и с отвращением скривила полные губы.
Я знала, что мужчина мертв. Знала, что причиной тому итер, хотя и не подозревала, что его можно так использовать. Под моей кожей собралось тепло, и мне понадобились все силы, чтобы подавить импульс.
Богиня повернулась к открытой двери дома. Оттуда вышел бог с кожей перламутрового оттенка, его волосы были почти такой же длины, что и у богини. Они спадали на его спину как жидкая ночь. Он что-то нес, спускаясь по ступенькам, что-то маленькое и бледное, безжизненное и
Я похолодела от ужаса, несмотря на летнюю карсодонскую жару. Бог нес нес за ноги спеленатого младенца. К моему горлу резко подступила тошнота.
Мне следовало уйти и заняться своими делами. Нельзя, чтобы богиня или бог меня заметили. Я не имела никакого отношения к происходящему здесь кошмару. Мне нельзя видеть больше, чем я уже увидела.
Бог швырнул ребенка, и тот упал рядом с мужчиной на край мерцающего платья богини.
Все это меня не касалось. Никто из смертных не мог вмешиваться в дела богов. Люди знали, что хотя боги могут быть милостивыми и щедрыми, они также могут быть жестокими и злобными, если их оскорбить. Каждый смертный усваивал это с рождения. Наверное, этот мужчина чем-то заслужил их гнев, но бог швырнул словно мусор младенца невинного.
Тем не менее последнее, что мне следовало сделать, это сжать рукоять кинжала из тенекамня, который вполне мог убить бога. Но ужас уступил место жгучей ярости. Я больше не была пустой. Темное бешенство заполнило меня, выплескиваясь через край. Вряд ли я смогу уложить обоих, но уверена, что убью бога прежде, чем опять встречусь лицом к лицу с Первозданным Смерти. Я не сомневалась, что сегодня ночью моя жизнь закончится.
И крохотная, глубоко спрятанная часть моей души, которая помнила тот момент, когда мама отвесила мне пощечину, прекратила волноваться, буду ли я жить или умру.
Я вышла из-за дома
Единственным предостережением было движение воздуха вокруг меня ветер, пахнущий чем-то чистым и цитрусовым.
Мне зажали рот, и меня пронзил разряд энергии в тот момент, когда меня обхватили, придавив руки к бокам. Потрясение от контакта разряд, последовавший за касанием, касанием чьей-то кожи к моей, стоило мне доли секунды, которая была нужна, чтобы разорвать хватку. Я дернулась назад и ударилась о жесткую, как стена, грудь.
На твоем месте я бы не издавал ни звука.
Глава 2
Предостережение, едва громче шепота, прозвучало в тот момент, когда напавший оторвал меня от земли. Я была потрясена. Он унес меня со двора поразительно легко, словно маленького ребенка. А меня нельзя было назвать маленькой ни ростом, ни весом. Мужчина к тому же оказался невероятно быстрым. В одно мгновение мы оказались в одном из увитых зеленью переходов.
Не знаю, что ты там задумала, снова заговорил он. Тревога прозвенела во мне громко, как колокола, звучащие каждое утро в Солнечном храме. Но, могу тебя заверить, это закончилось бы для тебя плохо.