Мое сердце сжалось, когда мой взгляд упал на седые волосы, все еще невероятно густые, и переместился к скрюченным, покрытым пятнами рукам, лежащим поверх одеяла слишком толстого для такого дня, когда в окно дует теплый ветер, шевеля лопасти потолочного вентилятора. Я поправила край одеяла.
Узнав, что Первозданный не забрал меня, Одетта посмотрела на меня слезящимися глазами и сказала: «Смерть не хочет иметь ничего общего с жизнью. Нечему тут удивляться».
Я тогда не вполне поняла, что она имела в виду. До сих пор это было неясно. Но ее ответ не удивлял. Одетта никогда меня не баловала. Никогда не проявляла особой любви, но была мне матерью в большей степени, чем настоящая. И скоро ее не станет. Даже теперь она была так неподвижна.
Слишком неподвижна.
Я смотрела на ее впалую грудь, и у меня перехватило дыхание. Я не замечала никакого движения. Мое сердце заколотилось. Кожа старушки была бледной, но вряд ли это восковой налет смерти.
Одетта? Мой голос прозвучал резко.
Ответа не последовало. Я встала и повторила ее имя. Во мне разгоралась паника. Неужели она умерла?
Я не готова.
Я потянулась к ее руке, но остановилась прежде, чем коснулась ее. Прерывисто вдохнула. Я не готова к тому, чтобы она ушла. Не сегодня. Не завтра. К моей руке прилил жар, а пальцы зависли в нескольких дюймах от ее
Нет, прохрипела Одетта. Не смей.
Я перевела взгляд на ее лицо. Глаза были слегка приоткрыты, и я заметила, как потускнела их когда-то яркая голубизна.
Я ничего не делала.
Может, я стою одной ногой в Долине, но еще не выжила из ума. Она дышала слабо. И не ослепла.
Я взглянула на свою руку, которая зависла в нескольких дюймах от ее кожи, и отдернула, прижав к сердцу, продолжающему гулко биться.
Одетта, наверное, тебе померещилось.
С ее губ сорвался сухой, надтреснутый смех.
Серафена, сказала она, и я вздрогнула. Полным именем меня называла только она. Посмотри на меня.
Зажав руки между коленями, я взглянула на нее. Я не застала времена, когда на ее лице не было глубоких морщин.
Что?
Не прикидывайся простушкой, девочка. Я знаю, что ты собиралась сделать, просипела она. Я хотела отрицать, но она меня остановила. Что я тебе говорила? Все эти годы? Ты разве забыла? Что я тебе говорила?
Чувствуя себя маленьким ребенком, я неловко поерзала на краю табуретки.
Больше никогда этого не делать.
И как ты думаешь, что случится, если ты это сделаешь? Когда ты была ребенком, тебе повезло. Но больше такого не будет. Ты навлечешь на себя гнев Первозданного.
Я кивнула, хотя мне везло не раз с тех пор, когда в детстве я воскресила Баттерса. Ни разу мой дар не привлек внимания Первозданного Смерти. И я
Не знала, что собиралась сделать.
Дрожа, подняла руки и посмотрела на них. Сейчас они казались нормальными. Как и всё во мне. Я прерывисто выдохнула.
Я думала, что ты умерла
И умру, Серафена. Скоро.
Я посмотрела ей в глаза. Это игра моего воображения или она кажется под одеялом еще меньше? Более исхудавшей?
Я прожила достаточно долго. Я готова.
Я прикусила задрожавшую губу и кивнула.
Пусть эти глаза потускнели, но в них все еще есть сила удерживать мой взгляд.
Знаю. Я сцепила руки и крепко прижала к коленям.
Она пристально смотрела на меня, полуприкрыв глаза.
Ты пришла еще зачем-то, кроме как потревожить меня?
Хотела тебя проведать.
Это была правда, но существовала еще одна причина. Вопрос, который некоторое время не давал мне покоя.
И я хотела кое о чем спросить, если ты не против.
Мне нечем заняться, кроме как лежать и ждать, когда ты уйдешь, проворчала она.
Я слегка улыбнулась, но улыбка быстро померкла, а внутри у меня все напряглось.
Когда-то давно ты кое-что сказала, и я хочу знать, что ты имела в виду. Я взволнованно вдохнула. Ты сказала, что меня осенили смерть и жизнь. Что это значит? Быть осененной и тем и другим?
Одетта издала хриплый смешок.
Спустя столько лет ты пришла спросить?
Я кивнула.
Есть причина, почему ты сейчас спрашиваешь?
Вообще-то нет. Я пожала плечами. Просто я всегда над этим размышляла.
И решила спросить, пока я не сыграла в ящик?
Я нахмурилась.
Нет
Ее белые кустистые брови поползли на лоб. Я вздохнула.
Ладно. Наверное.
Она рассмеялась хрипло, но ее глаза ярко вспыхнули.
Не люблю тебя разочаровывать, дитя, но я не могу ответить на этот вопрос. Это провозгласили Судьбы при твоем рождении. Только Судьбы могут сказать тебе, что это значит.
Глава 5
На следующее утро, подавляя зевоту, я вошла в освещенную свечами комнату, воспользовавшись дверью для слуг. Вяло переставляя ноги, пересекла тихую гостиную королевы. Я плохо спала ночью до утра мучаясь из-за досадной головной боли и попыток разобраться в туманном ответе Одетты.
Я не знала, почему так стараюсь понять, что имела в виду моя няня. Не впервые она говорила загадками. И, если честно, мне казалось, что она все приукрашивает. Например, что Судьбы Арей провозгласили, будто меня при рождении осенили жизнь и смерть. Откуда Одетте об этом знать? Именно, неоткуда.
Качая головой, я прошла мимо плюшевых кушеток цвета слоновой кости. Толстый ковер заглушал звук моих шагов. Я добралась до конца длинной узкой комнаты на втором этаже, где горели два канделябра. Не припомню, чтобы когда-нибудь в них не зажигали свечи.
В этой тихой, наполненной ароматами роз комнате висел портрет короля Ламонта Миреля. Я подняла голову и принялась неторопливо рассматривать изображение, зная, что у мамы сейчас второй завтрак и я могу спокойно здесь находиться.
Мой отец.
Сердце в груди сжалось. Возможно, от горя, хотя я не была уверена, что могу горевать по человеку, которого никогда не видела.
Он погиб вскоре после моего рождения бросился с восточной башни замка Вэйфейр. Никто никогда не говорил почему. Об этом вообще не говорили. Но я часто думала, не мое ли рождение напоминание, что сделал его предок, подтолкнуло его к такому шагу.
Я сглотнула, вглядываясь в портрет, написанный так искусно, что казалось, словно отец стоит передо мной в белых со сливовым одеждах, с короной из золотых листьев на волосах цвета насыщенного красного вина.
Его волосы падали на плечи свободными волнами, тогда как мои это масса небрежных кудрей и спутанных прядей, доходивших до бедер. У нас одинаковая форма бровей, выгнутых так, что придавали мне вопросительный или осуждающий вид. У нас похожий изгиб губ, но на портрете уголки его рта приподняты в легкой улыбке, тогда как я, если верить неоднократным замечаниям королевы, выгляжу хмурой. У него несколько веснушек на переносице, а у меня все лицо в крошечных крапинках, словно кто-то опустил кисть в коричневую краску и махнул ею на меня. Глаза у отца такие же травянисто-зеленые, что и мои, но меня всегда поражало, как они нарисованы.
В его глазах не было ни света, ни блеска жизни или веселья, которое бы соответствовало изгибу рта. В них таился страх человека, которого преследуют. Я не представляла, как художнику удалось выразить эти эмоции, но они ясно читались.
Смотреть в глаза отца было тяжело.
Трудно было вообще смотреть на него. У него более мужские и жесткие черты, чем у меня, но между нами так много сходства, что задолго до своего провала я гадала, не было ли это одной из причин, почему мама не могла долго смотреть на меня. Я знала, что она его любила. И по-прежнему любит, хотя нашла место в своем сердце и для нежных чувств к королю Эрнальду. Вот почему свечи никогда не гасили. Вот почему король Эрнальд никогда не заходил в эту гостиную, а мама, когда ее настигали жестокие головные боли, скрывалась здесь, а не в покоях, которые делила с мужем. Вот почему она проводила долгие часы наедине с портретом Ламонта.
Я часто думала, были ли они сердечной парой если вообще существуют такие отношения, о которых пишут стихи и слагают песни. Две половинки целого. Говорят, что прикосновения таких людей полны энергии и их души узнаю́т друг друга. Говорят, что они даже могут являться друг другу во снах, и утрата одного становится для другого непоправимой.