Может, подразнить Надежду Константиновну? Дескать, я в дате своего рождения не уверен, все могло быть, но отчего-то стало обидно за незнакомую женщину, считавшуюся здесь моей матерью. Если бы речь шла о моей настоящей матери, я бы уже поднялся и ушел. А мужчине за такие вопросы, имеющие двойное толкование, следовало дать в морду. Но о своей «здешней» матери я знал только то, что ее звали Елизаветой Дмитриевной, вот и все. Но тут я начал догадываться, отчего Крупская задает дурацкие вопросы, мое раздражение рассосалось и стало смешно. Не думал, что сплетня о моем происхождении дойдет до Крупской и так ее заденет.
В нашей округе вообще на заработки не ездили. У нас зимой выплавкой железа да кузнечным делом занимались руда болотная скверная, зато своя, можно гвозди ковать, а потом продавать их лавочникам. А женщинам у нас вообще не полагалось куда-то ездить. Чай, раскольники мы, хотя и в храм единоверческий ходим. Тетка в Череповец переехала, потому что муж свою землю братьям уступил, а сам на завод нанялся, не захотел крестьянствовать.
Кажется, Крупская была удовлетворена моими ответами. Товарища Ленина отправили в ссылку в феврале девяносто седьмого года прошлого века, а я родился в девяносто восьмом. Не совпадает. Владимир Ильич с торжествующим видом поглядывал на супругу мол, я же тебе говорил, а ты не верила, а она даже изобразила смущение.
Надежда Константиновна, допив свой чай, ушла, и мы с Владимиром Ильичом остались вдвоем. Я решил, что Ленин сейчас пригласит меня в кабинет, чтобы поговорить о чем-то действительно важном о моем назначение Председателем ВЧК, или как нам реорганизовать Рабкрин. Но Владимир Ильич заговорил о другом.
Владимир Иванович, вы ведь давно не были в Череповце? спросил Председатель СНК. Не хотите туда съездить на недельку?
Получить метрику?
Товарищ Ленин поморщился, махнул рукой:
Не обращайте внимания на Наденьку. Как всякая женщина, она слишком болезненно относится к слухам и чересчур доверяет сплетням.
Эх, хорошо, что супруга Феликса Эдмундовича мне допрос с пристрастием не устраивала, вздохнул я.
А что, подозревали, что вы еще и сын Дзержинского? оживился Ленин.
Ага, кивнул я. Первоначально, когда был в Архангельске, меня считали сыном Дзержинского, а по переезду в Москву услышал, что я сын Ленина. Расту. Странно, что миновал стадию сына Троцкого
Да, так себе и представил, что вы, с вашей славянской физиономией, сын Троцкого
Владимир Ильич засмеялся. Смеялся он хорошо, заразительно. Отсмеявшись и став серьезным, спросил:
Вы когда планируете возвращаться в Париж?
Хотел встретиться с товарищем Дзержинским, решить некоторые вопросы по своей основной должности, а потом обратно. У меня там очень много дел.
Феликс Эдмундович сейчас занят, в Москву вернется не скоро, не раньше, чем через неделю. Он сейчас во Владимире, решает вопросы обеспечения рабочих жильем. Увидев мое удивление, Ленин сообщил. Товарищ Дзержинский назначен Председателем комиссии по улучшению труда и быта рабочих.
Ясно, кивнул я, осознавая, что зря жалуюсь на несколько собственных должностей. А каково товарищу Феликсу?
В общем, поезжайте в Череповец, заключил Ленин. В роли, скажем призадумался Владимир Ильич, специального уполномоченного Совнаркома. Я дам приказ, чтобы вам подготовили мандат. Побудьте в Череповце с недельку, проедьтесь по губернии, оцените ситуацию. Как крестьяне относятся к нэпу, каковы его достоинства, недостатки? Что вообще творится в нашей глубинке? Скоро состоится съезд партии, мне важно знать картину на местах. Не лакированную, как мне докладывают, а объективную.
На стопроцентную объективность я не могу претендовать, признался я.
Само собой, не стал спорить Ленин. Мне очень нужно, чтобы кто-то со стороны оценил обстановку. Вы человек честный, тем более, вы несколько месяцев провели во Франции, есть возможность сравнения.
Отказываться от поручения у меня не было оснований. Конечно, волновался как там Наташа, но с ней же ее родители, да и наши товарищи. Ленин сказал неделя, но реальность, как знаю, всегда иная. Но даже если по максимуму месяц, то ничего фатального с торгпредством не произойдет. Народу велено потихоньку покупать зерно, лекарства и отправлять их в Россию, а белогвардейцы тоже никуда не денутся.
Уже на выходе из Спасских ворот вспомнил, что подарок для Ильича так и остался лежать в кармане. А ведь я ему приготовил отличную автоматическую ручку, с золотым пером. Ладно, вру, с позолоченным, но она обошлась в двадцать франков, стоимость двух обедов. Будь я французом, удавился бы от жадности.
Еще подумал, что поручение съездить в Череповец Ленин мог бы отдать и в официальной обстановке. Спрашивается, зачем вождь меня приглашал? За суп с фрикадельками и кашу отдельное спасибо, но все равно непонятно. Неужели Ленин хотел реабилитировать себя в глазах жены? Странно, вроде бы, для великого человека обращать внимания на такую мелочь, как сплетня. А Крупская, прожив столько лет с любимым (надеюсь!) человеком, до сих пор не научилась доверять собственному мужу? Хотя, они, хоть и великие, а все-таки люди, а значит, ничто человеческое им не чуждо.
Глава пятая. В белом венчике из роз
Не сказать, что я соскучился по «исторической родине» и вполне мог бы обойтись без поездки в Череповец, но приказ руководства следует выполнять. Выспавшись, выпив чаю с баранкой в буфете Дома Советов за пять тысяч (тоже веяние нэпа, раньше не было), отправился в свой кабинет на Лубянке, сел на телефон, благо, он у меня ни с кем не спаренный, кроме нашего коммутатора, и можно говорить вдоволь.
Доложив по инстанциям, что убываю в командировку по приказу товарища Ленина, получил ответное распоряжение (у нас от Ксенофонтова, в иностранных делах, от секретаря Чичерина) о том, что меня услышали, но по возвращению должен предъявить копии командировочного удостоверения и тут, и там. Дескать, порядок превыше всего. Но опять таки, коли меня посылает СНК, то командировочные средства (термин «суточные» здесь еще не в ходу) должен платить Совнарком.
Позвонил в канцелярию Совета народных комиссаров, выяснил, что приказ они получили, а мандат изладят часам к двенадцати, не раньше, командировочное удостоверение мне не надо, потому что полномочия указаны в мандате, а командировочные, или хотя бы сухой паек, я должен получать либо в ВЧК, либо в НКИД, по месту основной службы. Мол, коли вы, товарищ Аксенов, не числитесь в штате СНК, то отчитаться за траты на вас они не смогут.
Нет, деньги-то у меня есть валюту обменяю, и все дела, но все-таки, это называется свинством. По мне коли учреждение отправляет человека в командировку, так оно и расходы должно нести на его содержание. А ведь формально, все кругом правы! Бюрократия, в корягу ее и об пень, посильнее страха перед Чрезвычайно Комиссией. Матернувшись, позвонил напрямую в приемную Владимира Ильича и высказал Фотиевой все, что я думаю о канцелярии Совета народных комиссаров, и об их закидонах. Лидия Александровна только хмыкнула, попросила не беспокоиться и положила трубку.
То, что личный секретарь Ленина, для некоторых структур, значит больше, нежели начальник отдела ВЧК, убедился довольно скоро. Через две минуты, не больше, мне позвонили из канцелярии СНК, и сообщили, что я их неправильно понял, и что я им не так сказал, а они здесь совсем не при чем и почему я сразу же стал звонить и жаловаться, хотя можно было решить все вопросы без Фотиевой? Они прекрасно могут войти в положение, и все понимают. А командировочные средства мне непременно выделят и, даже не в том объеме, который дают начальнику отдела в аппарате СНК, а в размере, положенному заместителю наркома, но не более ста тысяч на день. Но получить их можно будет через неделю, не раньше. А еще лучше, если я вначале съезжу в командировку за свой счет, а они потом все оплатят. Мол на этот месяц командировочный лимит все равно исчерпан, денег взять негде, зато в следующем месяце, они обязательно все сделают. И вообще, поездки ответственных работников планируются загодя, и бухгалтерия закладывает на расходы строго определенную сумму. Вот, они и мою командировку проведут соответствующим приказом по учреждению, чтобы в случае ревизии никто не подкопался, а иначе получится нецелевое расходование средств. Мол, у них все строго, и ревизии проходят, да и Рабкрин свирепствует. Так что, с коммунистическим приветом.