Никита, Потылицын на месте? поинтересовался я у подремывавшего в углу Кузьменко. Если на месте, позови сюда, а сам можешь немножко отдохнуть.
Пока Никита ходил за бывшим поручиком и кавалером, я вспоминал его имя и отчество.
Потылицын не замедлил явиться. Порадовав меня уставным «Разрешите?», принял приглашение сесть.
Вадим Сергеевич, вы польским языком владеете? поинтересовался я.
Не очень, покачал головой экс-поручик. За малоросса из под Львова еще сумею себя выдать, а за чистопородного ляха нет.
Что ж, малоросс тоже неплохо. Тем более, что у меня нет задачи внедрять Потылицына куда-нибудь в штаб Пилсудского, или Смиглу.
Не помните, какой у Минска может быть герб? задал я новый вопрос.
Потылицын пожал плечами, потом сказал:
О том нужно Александра Петровича спросить. У него хобби собирает всякую мелочь, связанную с геральдикой портсигары, запонки, зажигалки, знаки. Сбегать?
Я лишь кивнул, и бывший поручик умчался выяснять что изображено на городском гербе столицы Белоруси. Ну, пока еще Белоруссии. Вернувшись через несколько минут, Вадим Сергеевич выпалил:
Вознесение Богородицы!
Что ж, так и должно быть. Где лучшее место для гнезда шпионов? Разумеется, в самом большом городе.
Вадим Сергеевич, не хотите немножко поиграть в разведчика?
Пожалуй, об этом можно было и не спрашивать. Услышав про настоящее дело, разведчик стал похож на охотничью собаку, увидевшую, как хозяин набивает патронташ.
Дело для вас не сложное. Нужно прибыть в Минск, взять под наблюдение дом четыре по улице Георгиевской.
Я протянул Потылицыну записку, потом перевел ее.
Как я понимаю, вас там знают в лицо, и мне на контакт выходить не стоит. Речь идет лишь о наблюдении за домом, установление хозяев, выявление связей?
Молодец, господин поручик, все сразу просек!
Именно так, кивнул я, а потом уточнил: Официальных полномочий у вас нет, возможно, что вообще не будет. И о вашей миссии буду знать лишь я. Попадетесь, «отмазывать» будет сложно, а в Минске вас могут «пасти» и польская разведка, и наше чека.
Отмазать это вроде как оправдать? деловито поинтересовался бывший поручик.
А я-то думал, что он начнет возмущаться.
Ну, это в порядке вещей, усмехнулся Потылицын. Ротмистр, когда меня в Норвегию посылал, вообще сказал, что если случиться скандал, он станет говорить, что знать меня не знает, ведать не ведает.
Нет, если смогу, то я своему человеку помогу, но не факт, что сумею. Особенно, если попадет в загребущие лапы моих коллег.
А как мы с вами свяжемся? спросил экс-поручик.
Скоро я буду в Минске, вы меня там отыщите, ответил я.
Владимир Иванович, если речь пойдет о скрытом наблюдении, то желательно бы мне еще человека с собой взять. И для связи, и для спокойствия. Один наблюдатель слишком мало. Желательно бы человек пять, чтобы глаза не успели мозолить.
Тут Вадим Сергеевич прав. Если наблюдает один человек, это сразу же привлечет внимание. Даже двоих мало. Но я не знаю, где мне человека найти. Семенцова отдать? Нет, на уголовника у меня другие планы, равно как и на Прибылова.
А вы со мной Холминова отправьте. Парень толковый, а делать ему сейчас все равно нечего.
Холминов у меня инженер-электрик и взят на всякий случай, для обслуживания дизеля. Неужели Артузов специалиста в Москве не найдет?
Забирай, махнул я рукой. Спросил со вздохом: Что еще нужно? Деньги, документы?
И зачем спрашивать очевидные вещи? Типа, с деньгами и документами и дурак справится, а ты без них попробуй?
В моем вещмешке еще оставались золотые червонцы. Целых пять штук, включая «заветный», обнаруженный в сундучке в первый день «попаданчества». Оставив себе пару штук, оставшиеся три отдал Прибылову. Отставной поручик скорчил кислую физиономию, но деньги взял. Зажав их в кулак, позвенел золотом.
На неделю хватит, а там видно будет.
А документы? поинтересовался я.
Потылицын открыл рот, чтобы ответить, но тут зазвонил телефон. В тайной надежде, что Наталья освободилась пораньше, я снял трубку.
Аксенов у аппарата.
На той стороне провода оказалась совсем не Наташа. Мужской голос строго сказал:
Приемная председателя Совнаркома, Горбунов. Владимир Иванович, что у вас произошло сегодня с книжником?
С книжником? растерянно переспросил я. Интересно, а откуда в приемной Ленина знают о записке? Но Горбунов, оказывается, имел в виду совсем другого книжника.
Книжник наш выдающийся пролетарский поэт товарищ Придворов, пояснил секретарь товарища Ленина. Так вот, он написал на вас жалобу. Дескать, сотрудник ВЧК, фамилия неизвестна, но в мандате сказано, что особоуполномоченный, отобрал у него ценную книгу, обещал избить.
А почему вы решили, что это я? осторожно поинтересовался я.
Горбунов сдержанно хохотнул.
Я позвонил в канцелярию ВЧК, попросил, чтобы мне представили список особоуполномоченных ВЧК. Их, как вы знаете, не так уж и много, но в списке есть и фамилия Аксенова. Я и решил, что кроме вас, никто не станет связываться с таким сутяжником, вроде поэта Придворова и выяснил, что вы в Москве. Так это действительно вы?
Николай Петрович, это вам надо в чека работать, а не мне, перебил я будущего академика. Вы нам всех контрреволюционеров, и агентов мирового империализма отловите. А если серьезно, то конфликт у меня был. Но дело происходило немного не так.
Может, кому-то покажется, что я решил подольститься к личному секретарю Ленина, но, право слово, сказано было от души. Горбунов еще разок хохотнул.
Спасибо, конечно, но контрреволюционеров своих будете сами ловить, а меня и без них дел хватает. А еще дураков Скажите, в двух словах, что там у вас случилось? Избили вы пролетарского поэта, с него не убудет, а мне Владимиру Ильичу докладывать.
Я вздохнул, и вкратце пересказал секретарю Ленина инцидент с первоизданием Чулкова. Правда, название отчего-то постеснялся сказать.
Я так и думал, изрек Горбунов, и повесил трубку.
В свою очередь, я положил трубку на рычаг, перевел взгляд на сидевшего неподалеку подчиненного, не сразу сообразив о чем мы с ним говорили. Вспомнив, спросил:
Извините, Вадим Сергеевич, отвлекся. Мы с вами остановились на документах. Что вам потребуется?
Вы же нам с Холминовым мандаты выдали, что мы внештатные сотрудники ЧК. Такого документа по нынешним временам за глаза, и за уши хватит. Может, что-нибудь на месте раздобудем, на всякий случай. Я один червончик для такого случая припасу.
А удастся? засомневался я.
Владимир Иванович, заулыбался бывший поручик. Да я за золотой червончик в Норвегии документы сделал, а уж там и полиция строже, и чиновники не такие алчные, как у нас. Может, у меня еще и сдача останется.
Глава 5.Наш паровоз вперед летит
Москва начала надоедать, и я был рад, что мы наконец таки тронулись. Поезд увеличился до десяти вагонов пять моих, три Артузова, и еще два нам прицепили железнодорожники мол, доставите до Смоленска, а там отцепите. Я возражать не стал, Артур тоже, только Карбунка придирчиво проверил содержимое вагонов. Правильно, ему положено, как начальнику поезда. Но ничего крамольного в вагонах не было, а только самые обычные железнодорожные рельсы и костыли. Наверное, в Смоленске с ними дефицит. Теперь в хвостовом вагоне у нас появился специальный кондуктор с двухцветным фонариком. Красным он машет машинисту паровоза, а белым другим поездам. Нет, наоборот: белым светом сигнализирует своему машинисту, что все в порядке, вагон не отцепился, а красным чужим поездам мол, не наезжайте на нас, опасно.
Виктор Спешилов, в юности мечтавший о карьере помощника машиниста, немало порассказывал мне о тонкостях железнодорожной жизни. Например, почему он мечтал стать именно помощником, а не механиком (тоже узнал от Виктора, что изначально машинистов называли механиками). Оказывается, главная задача помощника следить за топкой. Кочегар только кидает уголь, а помощник, по цвету угля, оттенкам пламени и, даже по гудению, должен определить и расход угля, и скорость. При нашей угольной нищете (кто в мое время в это поверит?), за экономию топлива поездной бригаде полагалась внушительная премия, порой сопоставимая с месячным жалованьем, а иной раз и значительно его превышавшая. Спешилов поведал, что однажды, его поездная бригада отхватила тысячу рублей премии! Правда, ему досталось лишь сто, а остальные деньги поделили машинист с помощником, но для кочегара, получавшего двадцать рублей в месяц, сотня бешеные деньги.