Привет. Голос хрипит в пересохшем горле. Я попал в аварию. Опоздал в аэропорт.
Авария? На миг её дыхание перехватывает, и сквозь едва слышный всхлип просачивается тревога. Ты не пострадал?
Нет. Всё в порядке. Переживал только за тебя. Не мог дозвониться.
Я Тася теряется, натягивая полотенце выше. Я всё исправлю схватив телефон, быстро водит по экрану. Всё. Что означает, теперь она доступна для меня, как пять лет назад, когда имел возможность набрать знакомый номер в любое время и услышать её голос. Я сейчас.
Скрывается за дверью ванной и появляется через несколько минут в джинсах и футболке. Светлые локоны раскинулись по плечам, делая её ещё более воздушной и нежной. Перекладывает вещи, не поднимая головы, а я молча жду, когда же серебристый взгляд вновь будет обращён на меня. Но тянутся минуты, а Тася не произносит ни слова.
Тась? негромко зову её, а дождавшись реакции, произношу: Это я, Гриша.
Я знаю
Тогда в чём дело? Не спрашиваю, по какой причине ты отказывалась разговаривать со мной долгих пять лет, но сейчас я здесь, перед тобой.
Взгляд предательски мечется, останавливаясь на чём угодно, только не на мне. Приближаюсь и поднимаю пальцами её подбородок, чтобы утонуть в бесконечной тревоге и сомнениях. То, что я вижу, не поддаётся объяснениям, потому что Тася не желает открываться и сейчас бесконечна далека для меня. Нет больше того восторженного взгляда, который сопровождал меня долгие годы, сейчас на меня смотрит запуганный зверёк, не способный никому доверять.
Я не обижу. Ты ведь знаешь. Чего боишься?
Тебя, шепчет. Того, каким ты стал.
И каким?
Очень взрослым. Когда я была маленькой, мне казалось, что мы друзья, но с годами пришло осознание, что человек, который старше на двадцать лет, другом быть не может.
По этой причине прервала наше общение?
И по этой тоже, избавляется от моего прикосновения, отдаляясь вглубь комнаты и разбирая вещи. А ещё ты женился. Не хотела, чтобы у тебя были проблемы.
Ты проблемой никогда не была, переубеждаю её, словно могу вернуть потерянные пять лет, который провёл без задорной девочки, освещавшей мою мрачную жизнь одним лишь своим щебетанием. К тому же мой брак продлился недолго.
Почему? выпрямляется, сосредоточенно ожидает ответа, который я и сам до конца не сформулировал за два года.
Иногда бывает так, что люди изначально не подходят друг другу, но соединяются, чтобы доказать обратное в первую очередь себе. У нас не получилось. Ей не хватило мудрости, мне терпения. Да и особенности моей деятельности примет не каждая женщина.
Мама ведь приняла, пожимает плечиками, не поднимая головы.
А что ты знаешь о том, чем занимался Островский? интересуюсь, потому как Тася вряд ли посвящена в неблаговидные нюансы прошлого Парето.
Всё, отвечает уверенно, вскидывая взгляд и убеждая в своей осведомлённости.
Неужели Парето открылся ей, поведав грязные и самые мерзкие истории, в которых под раздачу пошёл не один человек? Просто пешки, которых Островский одним щелчком смахивал с доски, не уделяя внимания искалеченным судьбам, оставшимся после каждого хода.
Тась, скорее всего
Гриша, всё. Голос наполняется стальными нотками, вмиг напоминая Парето и показывая, кто её растил последние пятнадцать лет. Самое отвратительное и поганое. То, о чём даже одно упоминание вызывает тошноту. Мне известно даже то, что он не рассказал маме.
Зачем? Этот вопрос необходимо адресовать Островскому, который вылил на девочку всё дерьмо, которое сожрал за долгое время ведения дел.
Я просила. В тот момент это нужно было нам обоим. Ему необходимо было избавиться от тяжкого груза, ядовитого и уничтожающего, а мне понять, что в жизни есть куда большие потери, чем пьедестал и медаль на шее. Меня это спасло, папу, думаю, тоже.
Хочешь сказать, если кого-то притащат с дыркой в теле, беспомощного и жалкого, ты не задумываясь будешь обрабатывать раны, слушать хрипы и помогать ходить в туалет?
Словно по щелчку, передо мной картинка трёхлетней давности, когда меня, еле живого и пускающего слюни, притащили домой и скинули на пороге, как куль. Но Мила лишь позвонила в скорую, чем подкинула множество проблем, и не прикоснулась ко мне до самого приезда врачей. Лишь через неделю, когда я стал адекватно воспринимать реальность, явилась в больницу под видом сочувствующей жены. В тот самый момент я поставил точку. Больше её не видел.
Если этот кто-то мне небезразличен да. Ответ Таси настолько уверенный, что на секунду подвергаю сомнению тот факт, что ей девятнадцать лет. Если ты о ситуации, когда мама выхаживала отца после огнестрельного ранения, то знай, я бы поступила так же.
Ты слишком самоуверенна. Рассказы и реальность штука разная. Иногда картинка настолько тошнотворна, что даже врачи отворачиваются. А ты ранимая маленькая девочка, улыбаюсь, чтобы скрасить наш разговор. Не с этого нужно было начинать, не об этом беседовать, не это вспоминать.
Но Тася выпрямляется, откидывает вещи на кровать и уверенно приближается, не отводя взгляда.
Я давно не маленькая, Гриш. Та смешная белокурая девочка, которую ты катал на шее, в прошлом. От неё ничего не осталось, кроме цвета глаз. Сейчас перед тобой человек, который вполне самостоятелен, наделён значительными способностями и готов строить свою жизнь так, как он того желает. Знаю, папа приказал за мной приглядывать, но давай договоримся: я делаю то, что считаю нужным, и ты с советами не лезешь. Только так я приму твоё нахождение рядом, только так у нас обоих не будет проблем.
Тася чеканит каждое слово, уверенно вскинув подбородок и расправив плечи, чтобы я не смог усомниться в правдивости каждого. Она больше не та, кто подчиняется чужому вздоху, беспрекословно исполняя указы. И сейчас мои представления последних пяти лет надломились и осыпаются мелкими осколками, потому что от Таси, запечатлённой во мне, ничего не осталось. И это плохо. В первую очередь для меня. Потому что после её слов передо мной больше не ребёнок женщина, знающая себе цену.
Вот так просто: один монолог и меня выкрутило в другую сторону. Иллюзии прошлого развеяны в тот момент, когда в голосе девочки Таси проскользнули стальные нотки, остудившие меня. И если я решил, что будет просто, то ошибся. Нихера не будет!
Я тебя услышал. Информацию к сведению принял. Просьба не блокировать меня и отвечать на звонки. Договорились? Протягиваю ладонь, чтобы скрепить договор.
Тася делает ответный жест, и тонкие пальцы тонут в моей руке. Неожиданно всхлипывает, и сквозь слетающую, словно шелуха, уверенность пробивается испуганный зверёк, сосредоточенный на простом касании. Замирает, не одёргивая руку и сжимая ладошку, а я не смею тревожить, жду, пока она сама решит, что достаточно. Несколько секунд и Тася, спохватившись, разрывает контакт, чтобы вернуться к чемодану.
Документы, протягивает увесистую папку, которую я ждал. Папа сказал, ты знаешь, что делать.
Ты их смотрела?
Зачем? пожимает плечами, равнодушно занимаясь раскладыванием вещей. В нашем доме есть правило: если папа сказал «передать», значит, никаких иных действий не требуется. Ему не нужно уточнять, что смотреть нельзя, это и так понятно.
Люди очень любопытны, усмехаюсь, вспоминая, что терпение и Тася в детстве были несовместимы. Особенно женщины.
Я умею придерживаться правил, если иное не оговорено. Несмотря на то, что я женщина. Просто помни об этом.
Запомню. Однозначно. Тем более после того, как Тася незаметно для меня самого отчитала, словно мальчика. Папаша постарался на славу Если у кого-то и были сомнения, что она не родная дочь Парето, то после пары таких замечаний и они рассеются.