Добравшись до заветного сто сорок восьмого номера на двери, я повернул ключ. Замок щёлкнул, в ночной тиши прогремев как раскат грома посреди погожего майского денька. Помедлив, я перешагнул порог, вслепую нашарив на стене переключатель.
Надо признать, эта квартира была явно лучше той, в которой мне приходилось жить до этого. Маленькая однушка на окраине, доставшаяся от приёмных родителей, моё скромное наследство, у меня так и не дошли руки даже до поклейки новых обоев. Лофт, выверенный дизайнером до последней мелочи и её поворота в правильном направлении, радовал глаз и дороговизной вещей, и простором, но на душе почему-то стало ещё поганее. Кинув связку ключей на комод, рядом с ароматическими палочками, от которых, кажется, даже стены пропитались запахом лаванды, я прошёл вперёд. Прихожая здесь плавно перетекала в комнату, а та в свою очередь в кухню. Классическая студия. Я провёл рукой по барной стойке, затем коснулся подвешенных над ней бокалов, словно без этих прикосновений не мог поверить в реальность всего происходящего. Прагматичная часть моего мозга холодно подмечала факты: «ремонт дорогой, но такой стиль был моден ещё лет пять назад, если не больше. Тем не менее ни царапин, ни сколов здесь никто не жил или бывал тут крайне редко, но за чистотой исправно следят». Сколько же ещё квартир у Венди? Да и вообще, сначала дорогущий костюм Харона, в котором он так запросто блуждает по лесу, теперь эта Персидская Кошка, так смело раздающая квартиры, словно сказочный эльф рождественские пряники Откуда у них столько денег?
Покончив с изучением содержимого шкафчиков, в которых ничего не оказалось, и осмотром пары постеров в стиле поп-арт, я переключил своё внимание на книжную полку. Как и всё остальное в этой квартире, новенькие обложки всем свои видом показывали, что оказывались в руках не более двух раз: когда их выкладывали на витрину в магазине и когда выставляли здесь.
Стянув с ног кроссовки и погасив свет, я улёгся на кровать прямо поверх покрывала. На ум тут же пришло воспоминание о старой квартире. Я всё собирался купить новые ночные шторы, но всякий раз вспоминал об этом в тот момент, когда ложился спать и морщился от света фонарей. Помню, как отворачивался к стене и засыпал под тихий шорох колёс по асфальту и то, как ровные полосы света от их фар торопливо пробегали по стене. Всё то, что когда-то раздражало меня до зубовного скрежета, теперь оказалось подёрнуто нежной дымкой ностальгии. Мне не хватало этих полос света и шороха колёс. Но вместо этого была только тишина.
Когда я распахнул глаза, солнечный свет уже залил дом, добравшись до моего письменного стола. Подняв голову и убрав приклеившийся к щеке лист бумаги, я огляделся по сторонам. В воздухе витала влага, видно, совсем недавно прошёл дождь. Сколько же я так проспал?
Убрав в сторону перьевую ручку, с которой уже успели упасть прямо на столешницу несколько чернильных капель, благополучно засохнув и намертво въевшись в древесину, я взял в руки свою записную книжку.
«20 октября, первые впечатления уже не соответствуют той версии, что рисовали в наших головах все эти годы. По дороге сюда я воображал, что окажусь среди дикарей, живущих в домах из веток и шкур. Картина того, как я буду просвещать племя, орудующее самодельными копьями из камней, была такой натуральной, что мне потребовалось немало времени, чтобы перестроиться. Начнём с того, что их дома схожи в нашими, пусть и лишены архитектурной изысканности форм. Глинобитные, приземистые, но достаточно надёжные, чтобы укрыть от непогоды и согреть в холода. Сами жители в большинстве своём немногословные и хмурые, но это скорее связано с их недоверием к чужеземцам. Одним словом, здесь огромный простор для моей статьи, так что»
Отодвинувшись от стола, я потянулся, стряхивая остатки сна. Видно, на этих строчках меня и сморило. Совсем ничего не помню. Надо бы размяться. Прихватив с собой записную книжку и карандаш, я отправился на сбор новых интересных фактов.
Прежде всего меня здесь интересовали тотемы. Особенно смущало их неумеренное количество и то, как хаотично они разбросаны по всему городу, словно их не возводили, а они сами прорезались из-под земли. Работа журналиста заносила меня в самые разные уголки нашего многогранного мира, но везде неизменно находились общие точки соприкосновения, доказывающие как цикличность истории, так и загадочную ментальную связь между народами в отношении быта.
Я замер напротив одного из тотемов. Того, что располагался прямо на перекрестье четырёх дорог. Запрокинув голову, я козырьком приставил руку ко лбу, силясь разглядеть верхушку деревянного истукана. Как правило, такие тотемы носят исключительно религиозный характер и часто располагаются в каком-то одном месте, где проводят обряды и читают молитвы. Странный город.
Прошу прощения, остановив наугад одного из местных, так неосторожно оказавшегося поблизости, я растянул губы в дежурной улыбке, вы можете рассказать мне о назначении этого тотема? Его названии?
Мужчина окинул меня таким взглядом, словно пытался прикинуть, заслуживаю ли я ответ. Такая реакция меня даже насмешила, хотя я и попытался это всячески скрыть.
Спросите лучше Мираклу, он махнул рукой куда-то вправо, она должна быть у реки.
Я хотел расспросить его поподробнее о загадочной Миракле, но местный, словно уловив мой настрой, поспешил ретироваться. Что ни говори, но в отношении к чужеземцам они всё-таки настоящие дикари!..
Проходя по безымянным улицам, я с неприкрытым интересом вертел головой по сторонам. Теперь, идя без той нервной спешки, в которой я шёл тут в первый день приезда, я обнаружил, что дома индейцев далеко не так однолики, как показалось вначале. Были здесь и совсем крошечные постройки, и большие дома в два этажа, однако жители и тех, и других не забывали о том, чтобы украсить своё жилище. Словно гонфалоны на замковых стенах, с подоконников тут и там свешивались плетёные полотна, каждое со своим уникальным орнаментом. Наметив себе на будущее обязательно сделать хоть несколько набросков в качестве иллюстраций для статьи, я едва не прошёл мимо местной речушки.
Поначалу я решил, что здесь никого нет и хотел даже разворачиваться назад, но вовремя приметил девушку, собирающую камушки у самой кромки воды. В отличие от остальных, она была одета в точности так, как я представлял себе одежду индейцев: сшитое из шкур платье-куб с прорезями для рук и уже знакомым орнаментом по подолу, да несколько перьев, прикреплённые на концах кос. Пока я гадал, как окликнуть её, девушка сама повернула голову в мою сторону. Затем, всё также не проронив ни слова, она поднялась с колен, держа перед собой горстку собранных камешков.
Вы искали меня.
Я согласно кивнул, только после этого сообразив, что это и не было вопросом вовсе. Скорее констатацией факта. Почему-то в тот момент в моей голове стало совсем пусто, но в своё оправдание могу сказать, что её необычная внешность завладела бы вниманием совершенно любого человека. Прежде всего, меня удивила её кожа, гораздо менее смуглая, чем у прочих, словно кофе, разбавленное молоком. Иссиня-чёрные, густые волосы, собранные в две тугие косы, оттеняли её глаза: тёмно-карий и серый, который вначале я даже принял за незрячий.
Спохватившись, что пауза слишком уж затянулась, я поспешил представиться:
Вы, должно быть, Миракла. Моё имя
Мне известно ваше имя.
Как и во всех местных, в ней читалась та же настороженность: во взгляде исподлобья, в плотно сомкнутых тонких губах, налитых багрянцем.