Это было потрясающе интересно, хотя не всё очень понятно. Серёга сегодня был в ударе, он продолжал:
В мире людей есть иерархия: есть слесари-сантехники, есть инженеры, есть большие и маленькие начальники, есть самые главные, которых совсем немного, есть единственный, кто на самом верху. То же и в мире идей. Есть идеи частные, например, идея стола, есть общие идеи, например, идея гармонии всего сущего. Есть и главная идея, о назначении которой можно только догадываться. По мнению Платона, высокоорганизованная идея обладает разумом. В чём главное назначение разума? В том, чтобы понять, как всё сущее устроено. Значит, надо изучать.
Как это, идея, у которой нет ни рук, ни ног, может изучать? подал робкий голос Толя Осипенко.
Как изучают люди? отвечал Серёга. Когда рождается человеческий детёныш, он почти ничего не знает, только бессмысленно сучит ручками и ножками. Как только начинает ползать, хватается за всё, что попало и тащит в рот. Это и есть начало изучения. Сам процесс изучения сильно ускоряется, когда ребёнок начинает говорить. Теперь ему подавай игрушки, желательно, самые разные. А что есть игрушка? Это примитивная модель вещи. Для мальчика в машинке самое главное, чтобы крутились колёса. Если машинка умеет бибикать это уже совсем классная машинка. Для девочки игрушка начинается с пупсика, который лишь внешне напоминает человечка. Хорошая кукла, у которой ручки и ножки поворачиваются или сгибаются. Классная кукла умеет говорить «Ма-ма», на неё уже можно напяливать разные одежды. А какая игрушка самая полезная для изучения окружающего мира?
Все замолчали. Каждый вспоминал свою самую любимую игрушку детства, и у каждого эта игрушка была своя, отличная от игрушек других.
Самая полезная игрушка, продолжал Сергей, та, которую ты сделал сам, или с помощью которой ты можешь делать всё, что захочешь.
Ребята были озадачены. Никто не понимал, что же это такое может быть.
Это пластилин. Из него ребёнок может вылепить всё, что угодно. Есть даже такая песенка:
Я леплю из пластилина Пластилин нежней, чем глина Я леплю из пластилинаКукол, клоунов, собак.Если кукла выйдет плохо,Назову её Дурёха,Если клоун выйдет плохо,Назову его Дурак.Это ты к чему? недоумевающе протянул Мишка.
К тому, что Верховная идея, ответил Серёга, изучая возможности мира и свои собственные, сделала себе подходящую «глину», лепит из неё всё, что подсказывает ей фантазия. Поэтому весь наш мир вещей не что иное, как её игрушки. Мы сами тоже её игрушки, только живые, но ведь на то она и совершенная идея, что может слепить всё, что угодно ей.
Ну, ты хватил, заголосили дружно голоса из темноты, мы игрушки какой-то там задрипаной идеи, которую никто и в глаза не видел. Это же даже не сон, а бред какой-то.
Понимаю, задумчиво вздохнул Серёга, вам куда милее мысль о том, что человек венец Природы, венец творения. Любой человек, значит, и я тоже. Даже двоечник, алкоголик и бомж все венцы. Но если кто-то из вас подумает: «Может я не венец вовсе, а тот неудачно слепленный клоун, которому имя Дурак», то я не напрасно говорил тут перед вами. И знайте, почувствовавшие себя таким клоуном, что вы не тряпичный клоун, а живой. Значит у вас есть возможность стать не дураком, только для этого нужно будет много потрудиться. Тот же, кто продолжает считать себя венцом творения, в конце жизни, может, поймёт, что был дураком всю жизнь именно из-за спеси своей.
28 октября 2020 г.
Под парусом
Воскресенье для нас с Толянычем день особый, несмотря на то, что в этот день каждый раз всё происходит по давно заведённому расписанию, в котором меняться могут только самые незначительные детали. Особенность его в том, что мы забываем напрочь о семье, друзьях, работе, срочных и неотложных делах и отправляемся на озеро. Озеро небольшое, но очень живописное. В принципе, таких мест в Калифорнии очень много, но это самое близкое к нам. Впрочем, озеро и не совсем маленькое. В центре его есть небольшой островок. Да, какой там небольшой просто крохотный. На ближнем к автостоянке берегу располагается уютный ресторанчик, а рядом пункт проката небольших яхт.
Начинается наше совместное воскресенье с того, что часам к десяти я подъезжаю к Толянычу, чтобы забрать его на озеро. Машина Толяныча просто хлам, который иногда заводится, но отказать может на любом светофоре. Именно такая машина и должна быть у спившегося художника из Питера. Я к своей машине отношусь без подобострастия, но вполне способен самостоятельно поменять масло, тормозные колодки, долить необходимые жидкости, поэтому моя старушка меня никогда не подводила, а на случаи выезда на природу у меня в багажнике стартовый аккумулятор, буксировочный трос, насос с электропитанием, провода для «прикуривания» и другие аварийные причиндалы. Ни о чём таком Толяныч даже не подозревает, и самостоятельно сменить спустившее колесо на дороге не способен. Зато он гордится тем, что настоящий художник должен парить над всей этой технической суетой, хотя свою последнюю картину он написал лет десять тому назад.
Меня часто спрашивают, что может объединять профессора с опустившимся алкоголиком? Такие вопросы обычно задают интеллигентные, чисто выбритые, но очень скучные и невыносимо правильные люди. Толяныч другое дело. Вся его жизнь это непрерывная цепь приключений, которые, будучи пересказаны мне на рыбалках, вылились в небольшую книгу с названием «Блики». Книгу эту я не решаюсь показывать знакомым дамам, слишком уж она насыщена эротикой. Лишь несколько наиболее приличных рассказов я опубликовал в сетевых журналах. На самом деле, книгу эту я написал для Толяныча, чтобы он с гордостью показывал её своим многочисленным случайным подружкам.
Итак, я забираю Толяныча, и через пятнадцать минут мы подъезжаем к озеру. Запарковав машину, выходим на бережок. Толяныч делает несколько снимков наиболее красочных видов, уверяя меня, что они нужны ему в качестве фрагментов его будущих картин. Сам Толяныч хронически беден, но фотоаппарат его стоит раз в десять дороже моего, который он называет «мыльницей». Аппарат мы подарили художнику на день рождения вскладчину, затем я дополнил это ценное приобретение ещё более дорогими аксессуарами, которые достались мне бесплатно.
Я живу в Силиконовой долине, где сконцентрирован почти весь американский хайтек. Кругом офисы таких гигантов, как Интел, Майкрософт, Оракл, Сан, но ещё больше мелких стартапных компаний. Около восьмидесяти процентов таких компаний разоряется через три-пять лет. Когда они закрывают свой бизнес, рядом с офисами вырастают горы всякого компьютерного хлама, который для меня представляет коллекционный интерес. Как-то раз, проезжая мимо такой кучи, я заметил несколько совершенно новых компьютеров и другое электронное барахло. Дома у меня в подвале уже возник небольшой музей, отражающий историю развития компьютеров и рабочих станций, но, как настоящий коллекционер, я был ненасытен. Остановив машину, я открыл багажник и подошёл к куче. Помимо компьютеров там были такие электронные новинки, о которых я только читал в специальных журналах. Конечно, я взял их, чтобы разобраться на досуге, что это такое и как с этим работать. Затем мой взгляд остановился на трёх кожаных футлярах, открыв которые я увидел короткофокусные телеобъективы фирм «Найкон» и «Кэнон» для съёмок мелких объектов типа муравьёв и букашек. Хотя фотограф из меня никакой, у понимал, что такие объективы стоят дороже самых высококлассных фотоаппаратов. Когда я подарил эти объективы Толянычу, он просто прыгал от восторга, поскольку при его бедности о таких объективах не было смысла даже мечтать. Я тоже был доволен, что доставил другу давно забытую детскую радость, не потратив ни цента.