Но грязи не только в плане ухода за мебелью. Он мужчина. У него есть свои потребности, на этих словах я краснею и опускаю взгляд в чашку. Зачем она мне это говорит? Но менять женщин и пользоваться услугами тех, кто может предоставить свое тело он не любит. Этот человек должен быть уверен в своей партнерше. Именно поэтому он берет себе в прислуги девушку, которая сможет удовлетворять все его потребности, когда он возвращается домой. Постоянную, в которой можно быть уверенными на все сто процентов, потому что ей предоставляется полный медицинский пакет.
От удивления я едва не давлюсь кофе. Расширенными глазами смотрю на женщину, не в состоянии поверить в то, что она говорит. Это шутка такая? Разве такое вообще возможно?
Но Наталья Сергеевна выглядит довольно серьезно. Для нее это точно не шутка.
Подождите, пытаюсь прояснить я, Вы говорите, что я буду не только убирать, но и делить с ним постель?
Именно так.
Боже Он негодования меня подбрасывает. Я резко встаю со стула, едва не опрокинув его.
Нет, извините, но я не могу. Это неправильно.
Зато ты нигде так не заработаешь.
Своим телом?
Называй это так. Зато всё кристально. И партнер у тебя будет только один, а не несколько как у тех, кто действительно зарабатывает своим телом на улице.
Я вдруг чувствую себя грязной. По телу дрожь проходит.
Нет, простите. Я не смогу, мотаю головой, пятясь назад. Это не для меня.
Разворачиваюсь и едва ли не бегом выскакиваю на улицу. Как такое возможно, чтобы в двадцать первом веке официально предлагали работать чьей-то женщиной? Более грубо выразиться я даже в своей голове не могу.
Спешу по тропинке к воротам, обняв себя за плечи и уткнувшись глазами в плитку. Если они так спокойно говорят об этом, значит это нормально здесь. Сколько же девушек прошло через этого мужчину?
Впереди раздаются голоса, но я утонув в мыслях не замечаю их, пока резко не врезаюсь во что-то.
Ой.
Поднимаю голову и понимаю, что чем-то оказывается мужчина.
Первое, что я чувствую это аромат его туалетной воды. Резкий и довольно тяжелый. Он мгновенно заползает в нос и оседает в легких, подобно кокаину.
Пронзительно синие глаза ловят меня в фокус и удерживают каким-то невидимым магнитом. Я смотрю на него непозволительно долго, подмечая и резкие черты лица, и волевой подбородок, прямой нос. Тонкие губы плотно сжаты. Мужчине на вид лет тридцать восемь. Он черноволос, гладко выбрит, что позволяет рассмотреть острые широкие скулы. Он по-мужски невероятно красив, опасен. От него веет властью, мощной мужской энергией, сносящей всё на своем пути.
Я таких мужчин только по телевизору в сериалах видела. Обычно они играют жутко богатых злодеев, которые держат в страхе пол города. Строгий черный костюм только подтверждает мои догадки.
Извините, бормочу я, краснея.
Его взгляд слишком откровенен как для случайного прохожего. Так не позволяют себе смотреть простые люди на других. Взгляд синих глаз обводит мой рот, опускается по шее и ныряет в неглубокое декольте.
Я ежусь еще сильнее, крепче обхватывая себя руками. На меня так никогда не смотрели. Даже ухажер тетки, который иногда отвешивает сальные комплименты и пытается облапать глазами.
Этот мужчина смотрит так, словно он имеет полное право так на меня смотреть, словно я ему принадлежу, а это пугает. До дрожи в коленях.
Быстро обхожу его и ныряю в открытую дверь ворот. Нужно убираться отсюда поскорее.
Глава 2
Ася
Ну и? спрашивает тётя с порога.
Эта работа не для меня.
Сердце все ещё колотится, когда я заскакиваю в свою комнату и начинаю раздеваться. Хочется даже кожу снять после поездки в тот дом.
Это что ещё значит? следует тетя за мной, значит убирать чей-то дом для тебя унизительно? Ты оборзела?
Нет, но
Я даже признаться ей не могу в том, что на самом деле должна была делать.
Я завтра же найду работу. Обойду весь город, обещаю, но найду.
И с этими словами прячусь в ванне, слыша проклятия в свой адрес и нелицеприятные слова типа «иждивенки» и «нахлебницы».
Боже, помоги мне найти работу. Пожалуйста. Мне очень нужно помочь бабушке и сделать так, чтобы тётя от меня наконец отстала. А для этого нужны деньги. Много денег.
Сумма с несколькими нолями, нарисованными на листке Натальей Сергеевной всплывает в памяти. Я даже не знала, что девушкам за «связь» столько платят.
Но я найду более приличную работу. Такую, о которой говорить будет не стыдно!
Полная уверенности я выхожу на следующее утро из дома. Правда, чем больше я хожу по оставшимся рабочим местам, тем сильнее эта уверенность гаснет. Город у нас не очень большой, поэтому и выбора как такового нет. Раздавать листовки? Мне однозначно не хватит этих крох, чтобы оплатить бабушке лечение.
Купив в магазине кое-какие угощения, которые разрешены бабуле врачами, я еду к ней.
Привет, родная, здороваюсь, опускаясь на край ее кровати.
У нее из носа торчат трубки, на вид совсем слабая.
Бабушка переводит на меня взгляд и кажется, что первые секунды не узнают. Сердце кровью обливается. Она всегда была бодрой и энергичной, поэтому видеть ее такой ослабленной боль для меня.
Асенька, неузнаваемым голосом отвечает наконец бабушка.
Я льну к ней и обнимаю.
Я здесь. Принесла твое любимое печенье.
Больно кушать, дочка, она морщится от моих прикосновений, как будто я не аккуратно обнимаю ее и с силой бью.
Быстро отстраняюсь, оставляя только ее руку в своей.
Извини. Я сегодня работу искала. И вчера. И вообще всю неделю после окончания школы, начинаю говорить я, чтобы как-то ее отвлечь. Но пока безрезультатно.
Бабушка прикрывает глаза, а потом начинает кашлять. Приступ такой сильный, что у меня выступают на глазах слезы.
Как ты? спрашиваю, когда она немного успокаивается.
Больно. Везде больно, а они не хотят колоть мне обезболивающее.
Почему?
Бабуля не отвечает. Поворачивает голову к окну, и под солнечными светом я могу различить сколько боли в ее глазах.
Я потерплю, отвечает она, не долго осталось.
От этих слов мне хочется рыдать, но я заглушаю ком в горле, потому что плакать при бабушке кажется неправильно.
Иди, дочка. Не хочу, чтобы ты видела меня такой немощной.
Я люблю тебя, бабуля.
И я тебя. Попроси Инну заплатить этим медсестрам. Пусть хотя бы пару раз в день приходят, а то терпеть нет никаких сил.
Моя бабушка всегда была сильной. Даже если у нее что-то болело, она шла работать и никогда не лежала без дела. Поэтому если она говорит, что терпеть нет сил, значит так оно и есть.
Я киваю и мягко целую ее в щеку, вдыхая в себя родной запах. Уже когда выхожу в коридор могу позволить себе расплакаться.
Девушка, что у вас? проходя мимо, интересуется одна медсестра.
Я быстро смахиваю слезы.
Скажите, вы могли бы делать обезболивающие уколы пациентке из шестой палаты чаще? Ей же очень плохо.
Ее лицо становится кислым и недовольным.
Государство не имеет столько лекарства, чтобы ублажать каждого умирающего. Одного укола в день вполне достаточно.
Но ей плохо!
Другим тоже плохо. Здесь всем плохо.
Но к одним вы заглядываете чаще.
Оплачивайте лечение и к вашей будем заглядывать чаще, прямым текстом озвучивает медсестра.
Мне хочется на нее накричать, что нет у меня таких денег.
Кстати, вашу бабушку на днях переводят на другой аппарат. Нужно будет подписать бумаги и оплатить лекарства. Мы можем сделать это прямо сейчас.
Подписать я могу, а оплатить нет.
Она так посмотрела на меня, будто я прокаженная.
Значит, она пока так и останется на этом. У больницы нет таких средств, чтобы оплачивать лечение за пациентов.
Вот тебе и бесплатная медицина вздыхаю я.
Мимо нас проезжает другая медсестра с тележкой на которой находятся несколько блюд с едой, накрытых баранчиками. Я удивленно провожаю ее взглядом, когда она ввозит ее в соседнюю палату.