Как известно, 31 декабря 1917 года Финляндия приобрела самостоятельность. Это был не только справедливый международно-правовой акт. По мнению В. И. Ленина, в Финляндии тем самым складывались реальные возможности для начала восстания трудящихся. В самом начале революция столкнулась с неслыханным сопротивлением местной буржуазии, которая в дальнейшем, объединившись с немецкими империалистами, сумела, как писали тогда, потопить в крови выступление рабочего класса.
Вполне допустимо, что предвидение именно такого ожесточенного сопротивления буржуазии в этой стране и зародило у В. И. Ленина первую мысль о том, что наступившая революционная пора процесс более сложный и долговременный, чем ожидалось прежде.
13(26) января 1918 года, выступая с докладом Совета народных комиссаров, он впервые высказал предположение: «Может быть пройдет и не мало времени, мы не знаем, сколько времени пройдет для того, чтобы распустилась социалистическая революция и в других странах»[30]. Складывается впечатление, что в те дни Владимир Ильич еще не успел глубоко проанализировать перспективы той революции, внести умозаключения о ней в общий контекст мировых событий. Отсюда, возможно, и кажущаяся противоречивой мысль из того же доклада: «нет никакого сомнения в том, что в ближайшем будущем, может быть отдаленном, социалистическая революция становится на очередь дня во всех странах, так как гнету капитала пришел конец»[31].
Но более подробно анализировать ход революционных выступлений в Финляндии было невозможно, так как сама революция в этой стране только ожидалась «со дня на день»[32].
Поражение революции в Финляндии весной 1918 года, завершившееся переходом через границу на нашу сторону около 10 тысяч оставшихся в живых финских красногвардейцев, другие неожиданные события, произошедшие в европейских странах, потребовали от В. И. Ленина нового подхода к осмыслению реальной действительности.
29 апреля 1918 года, выступая с докладом об очередных задачах советской власти, он признал: «наше международное положение такое критическое, что мы должны напрягать все силы, чтобы продержаться как можно дольше, пока зреет западная революция, зреющая гораздо медленнее, чем мы того ждали и желали»[33].
Эти слова о просчетах в ожидании революции не были оговоркой (в докладе они прозвучали дважды), а стали честным признанием ошибочных взглядов и реального положения дел, но выводы доклада показали, как трезво и искусно В. И. Ленин выстраивал тактику действий, сообразуя ее с конкретной действительностью. Он говорил о том, что в сложившейся ситуации она должна стать тактикой лавирования, выжидания и отступления[34].
Не собираясь отказываться от своего стратегического замысла осуществления мировой революции, он быстро реагировал на изменения во внешнеполитической ситуации. Это было одним из главных его отличий от других руководителей государства и партии большевиков. Л. Д. Троцкий, Г. Е. Зиновьев, И. В. Сталин, Н. И. Бухарин не проявляли подобной гибкости, были убеждены в приближающейся поддержке пролетариата Запада.
Характерный случай вспоминал американский писатель А. Р. Вильямс. Когда 22 февраля 1918 года он прочитал в газете декрет-воззвание «Социалистическое отечество в опасности!», он пришел в Смольный и рассказал Н. И. Бухарину о своем желании вступить в создававшуюся в тот момент Красную армию. Николай Иванович тут же решил организовать встречу А. Р. Вильямса с В. И. Лениным, чтобы на примере американского журналиста и писателя показать «будто пролетариат всего мира спешит на выручку русскому пролетариату»[35], который первым вырвался на просторы социализма и над которым теперь нависла угроза. Американец отмечал ленинское отношение к этой мысли: «Ленин тоже рассчитывал на международную солидарность трудящихся, но она была еще где-то в перспективе, а немецкие войска рядом»[36].
Г. Е. Зиновьев в своей речи на VII съезде РКП(б) в марте 1918 года справедливо замечал, что В. И. Ленин в целом был согласен с тактической линией, проводимой Л. Д. Троцким и его делегацией в Бресте во время переговоров с делегацией Германии. Тактика его была нацелена на то, чтобы поднимать массы на Западе, обличать германский и австрийский империализм[37]. В то же время ни Л. Д. Троцкому, ни Г. Е. Зиновьеву, ни кому бы то ни было еще из окружения В. И. Ленина не удавалось быстро реагировать на малейшие изменения в политической ситуации как в Советской России, так и в мире. Поэтому первая ленинская мысль о необходимости отступления, лавирования не была услышана.
В 1918 году Владимир Ильич из месяца в месяц в своих выступлениях и статьях говорил и писал о приближающихся социалистических революциях в разных странах[38]. Случались и скоропалительные выводы. Например, о том, что германский империализм уже рухнул[39]. Вместе с тем, нельзя не видеть, насколько глубже он стал оценивать события в России, неразрывно связывая их с обстановкой в мире. Несомненную ценность представляли тогда его мысли о том, что большевизм стал мировой силой, а значит, с ним буржуазия начала считаться по-настоящему. Это означало, считал В. И. Ленин, что положение социалистической революции опасно как никогда, тем более в связи с тем, что в европейских странах не было поистине революционных партий, а это означало также величайшую беду и опасность[40]. Честным и своевременным был вывод о том, что советская власть оставалась слабее империализма, поэтому необходимо было до поры избегать боя с ним[41].
Среди более чем 30 работ, в которых в 1918 году В. И. Лениным ставились вопросы об интернациональном характере социалистической революции в России, наиболее фундаментальной является книга «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Анализируя ситуацию в стране, в Европе, в мире в целом, Владимир Ильич писал убежденно и азартно, что тактика большевиков, расчет на европейскую революцию были правильными, что это азбучная истина марксизма. Там же было доказано, что существовавшую революционную ситуацию в Европе подтверждали убедительные экономические и политические факты. Отмечалось, что участие немецкого пролетариата в подавлении революций в Финляндии, Латвии, Эстляндии и на Украине это предательство не забитой массы трудящихся Германии, а тех вождей, которые не исполняли своего долга революционной агитации, пропаганды, действовали лишь во вред революции.
В этой работе не только защищалась большевистская тактика, но и отмечались ее успехи; большевизм стал самым популярным мировым политическим течением, он уничтожил прогнивший II Интернационал, создал идейные и тактические основы III Интернационала, учитывавшего как завоевания мирной эпохи, так и опыт «начавшейся эпохи революций»[42].
Таким образом, подводя итоги первого года революционных событий, В. И. Ленин не сомневался в правильности избранной тактики и не видел в ней каких-либо существенных ошибок. Неудачи революционных выступлений в ряде стран он объяснял в основном предательством всякого рода Шейдеманов и Каутских, отсутствием по-настоящему революционных партий.
К концу 1918 года В. И. Ленин уже начал основательно задумываться о невозможности быстрого свершения намеченных радикальных социальных преобразований на Земле, а институты новой власти, идеологическая машина Советской России, запаздывали и, не замечая перемен в мире, только начинали предпринимать меры по формированию массового интернационального сознания советских людей. Возникало несоответствие между темпами развития мировой революции и усилением агитационно-пропагандистской, организаторской работы в стране.