Откинувшись на спинку кресла, штабс-капитан закрыл глаза Хотелось думать совсем не о золоте и способах его сокрытия в дремучей тайге, от посторонних глаз, и голодного зверья, снующего повсюду, способного изрыть окрестности, лишь почуяв манящие запахи присутствия человека. Сердце хранило и лелеяло мысль о Софье, оставленной им в опасном, переходящем из рук в руки Тобольске. У него уже не было уверенности в том, что разрозненные остатки Первой Сибирской армии способны будут удержать город от натиска Пятьдесят первой дивизии Блюхера. А если «красные» возьмут город, то страдать будут не только служители храмов и монастырей епархии, но и все мирное население. Чекисты наверняка станут дознаваться, искать свидетелей и само золото. Вероятно, поползут даже слухи, умело продуманные генерал-лейтенантом Анатолием Пепеляевым, о транспортировке ценностей на пароходе в Томск. Пустить противника по ложному следу это тоже план; что-то вроде отвлечения внимания. Если «красные» поверят в своего рода отвлекающий маневр, то его группе конвоя возможно даже придется отбиваться от идущих по следу партизан или разбойничавших повсюду банд, хотя разницы в них он не видел. О скрытности продвижения обоза нужно было позаботиться отдельно.
Невольно Киселев заметил, что мысли вновь вернули его к насущным делам, а так хотелось думать о недосягаемой, далекой любимой и представлять своего будущего ребенка родившимся в безопасном, мирном Петербурге, где жила единственная родственница Софьи. После гибели отца на фронте и скорой смерти матери, девушка осталась совсем одна. И лишь их случайное знакомство, после воскресной, церковной службы в Иоанно-Введенском женском монастыре, куда часто приходила Софья, вернули ее к жизни и оба радовались встрече. Николай верил; нелегкая доля останется позади. Придут дни, когда, глядя на свинцовые воды Невы, они непременно обретут безмятежность и счастье.
Глава вторая
Пристань
Облокотившись на деревянные, шаткие перила, Софья смотрела на Тобол. Место слияния двух рек, где они иногда прогуливались с Николаем, сегодня было малолюдным и тихим, что позволило ей пройтись по набережной, погрустить с надеждой глядя на серые волны мутной реки. Тобол словно живой, измученный то речными, то сухопутными боями, выглядел устало и суетно. Сейчас, когда городом должно быть уже окончательно овладели «красные», река стала еще более судоходной. С высокого берега, на котором возвышался белокаменный Софийско-Успенский собор Тобольского кремля, открывался простор прибрежных лесов, плотно прижатых к воде со стороны примыкавшего к Тоболу Иртыша. Софья любила свой родной город, знала его историю и самобытность. Издревле, будучи торговым центром, через который проходил Сибирский тракт, в Москву гужевым транспортом поставляли золото и серебро. Сам Царь Петр покровительствовал городу, желая придать ему «представительную внешность». В состав Тобольской Губернии с давних времен входили территории Сибири и Приуралья. Конечно же сейчас, после частых сражений и перехода города из рук в руки, он выглядел потрепанно и уныло. Белая армия с боями откатила к Транссибирскому тракту и отошла на восток. Читая «Тобольские губернские ведомости», Софья многое узнавала о событиях на фронтах. Она уже знала из газет, что с отступлением из Омска, разрозненные формирования Восточного фронта начали свой «Великий Сибирский Ледяной поход». Отход колчаковцев к Иркутску выглядел трагично и представлял собой порой страшную картину. Кутаясь в рваные шинели, ежась на морозных ветрах Сибири, понуро и обреченно, шли голодные бойцы Белой армии, сотнями замерзая вдоль дорог, оставаясь лежать в снежной степи. В тылу отступающих армий активно действовали партизанские отряды «красных», склоняющие население не подчиняться патриотическим приказам и воззваниям «белых».
Конечно же Софье мало было известно о тяготах военных лишений, выпавших на долю сражавшихся с одной и другой стороны в этой великой бойне, но ее возлюбленный был среди тех, кто отступал на восток, неся потери и навсегда лишая себя возможности вернуться к родным местам. Она не могла представить, как сложится судьба Николая в ледяных просторах заснеженной Сибири, в чужих и суровых краях. Но с надеждой в сердце, она беспрестанно молилась за любимого, веря, что милостью Господа дарована будет ему жизнь и придет время, они обязательно вновь будут вместе. Плача перед иконой Божьей матери, с дрожащей свечей в руках, она просила о спасении Сибирских воинов на чью долю выпала война. Молила о защите Отечества, пусть сломленного, повергнутого, но родного, скорбящего и праведного, с церковным звоном колоколов и безутешным прошением несчастных матерей, о пощаде их сынов.
Неспокойная обстановка в городе после прихода «красных», все больше тревожила Софью, и она всячески искала пути, любой ценой добраться до Тюмени или в крайнем случае до Омска, чтобы по железной дороге, поскорее уехать в Петербург к своей родственнице. Там ей будет лучше в ожидании малыша и под присмотром заботливой, тетки. Она никак не способна была представить себе жизнь кормящей матери в невыносимых условиях революционных, тревожных перемен. Враждебность населения, вызванная недоверием к новой власти, кишащие шпионами улицы и продолжавший страшное, смертельное шествие тиф, пугали беззащитную девушку.
Пройдя торговые лабазы на Базарной площади, где в прежние времена можно было купить, либо обменять все, что угодно; от керосина до икры, Софья направилась к пристани, чтобы узнать о возможности отплытия пароходом до Тюмени. Она даже не была осведомлена, пропустит ли ее военный конвой на пристань и разрешена ли перевозка гражданских лиц речным транспортом. Уверенности не было, но не хотелось упускать эту единственную возможность выехать из города, в котором то и дело арестовывали не ушедших с Белой армией служителей Тобольских монастырей, подозреваемых в сокрытии каких-то, видимо большей частью надуманных, секретов, тайн и сокровищ Царской семьи. Страдали даже монахини, служительницы женского Иоанно-Введенского монастыря. Слухи ходили разные и Софье становилось по-настоящему страшно за себя, и за судьбу будущего ребенка.
Тут же, у питейного заведения, минуя торговые ряды, поинтересовалась; есть ли среди торговцев хоть какие-то скупщики ценностей. Оставшиеся при Советской власти в обращении деньги «Думки» и «Керенки» теряли свою обычную стоимость. Денег Софья не имела, а продовольствия, полученного по карточке, едва хватало на жизнь и продать было нечего, да она этого раньше и не делала, не умела Оставалось одно; предложить что-нибудь из сбережений семьи и выручить деньги на предстоящую долгую дорогу. В глубоком кармане своего пальто Софья хранила оставшиеся от матери серьги и редкое кольцо бабушки. Они были дорогими, если продавать их знающим и разбирающимся в ценностях людям. Но где таких найти?.. Все богатеи и скупщики потянулись на восток, следом за отступающей Белой армией, а в суетном городе в основном остался базарный люд, да беднота, не имеющая понятия, куда метнуться, чтобы свести концы с концами и выжить. Главное попасть на пароход, полагала Софья, а там может и менять ничего не придется. За предложенные охране серьги или колечко, можно будет добраться до Тюмени, а если повезет, то на поезде и до Северной Столицы.
У пристани толчея; народ и военные скопились, ждут. На причале пароход с женским именем «Ольга». Что там на палубе, не разобрать: «Подойти бы ближе, подумала Софья, да вот только конвой жмет толпу, а у трапа и вовсе часовые и морячок усатый, руками на подводы кажет, что одна за одной, в рядок стоят: ждут должно быть указаний под погрузку».