На следующий день я уже пошла на собеседование «администратор в студию звукозаписи». Во-первых, я с шести лет как только дядя положил плеер под елочку любила слушать музыку. Правда, было только две кассеты: Битлз и Нирвана. Меняться в деревне было не с кем; чего дядя Петя привез, то и слушала. И я решила, что нужно быть ближе к тому, что нравится. Во-вторых, я страшно не хотела, чтобы бабушка оказалась права. «Смогу и буду счастлива», такая установка, ее и буду придерживаться.
Что до Москвы, то не сказать, что я прям в шоке. До семи лет я жила пусть и не в столице, но в миллионнике. Впечатления были сильные, но не сильно. Ладно, давайте так: я была счастлива на семьдесят процентов из ста, где сто это приз в миллион рублей, а 0 жизнь в Самокино.
Люди ходили в разной одежде, нарядные, деловые этого уже было достаточно, чтобы иметь хорошее настроение. Ориентироваться здесь после деревни, конечно, непросто. Но телефон был прилежным штурманом. Тринадцать станций без пересадок, отдавленные ноги, и я была на Соколе. Улица Шакирова, дом 28. Помещение в подвале.
Я кликнула звонок и невольно засмотрелась на небо, потому что оно было таким же, как и в деревне. Чистое голубое полотно, объединяющее весь мир под собой. На улице где-то плюс десять. Ветра почти нет, и я в своих лучших туфлях и в малахитовом платке.
Я позвонила еще. Через пару минут дверь открылась, но никто не вышел.
Здравствуйте! Катя! сказала я сама себе.
Ни ответа, ни привета. Тот, кто открыл дверь, сразу же ушел. Может, ошиблась? Табличек не было, только маркером на стене накалякано «Лаборатория» название из объявления. Неудивительно, что они ищут администратора.
Я задвинула щеколду в чужих замках и черт рога сломает и стала спускаться по лестнице, поглядывая на странные картины по бокам. Едва ли я смогу описать их; представьте что-нибудь безумное, а потом нарисуйте это с помощью кетчупа, майонеза и горчицы вот как-то так. Ближе к последним ступенькам я услышала тяжелую музыку, мне не очень.
В прихожей было пусто и слышны только басы, которые пронизывали белые стены. На самом заметном месте стоял большой холодильник с прозрачной дверью пустой. Слева от него вешалки с одеждой, справа кроссовки, ботинки и тапочки разных размеров. Интересно, чьи вон те? Коричневые кожаные туфли на кубинском каблуке, и нос потертый такой, мятый. Отпад.
На стенах висели фотографии старых заводов. Стояла пара кресел в черной коже. Все это, конечно, здорово, но что делать дальше? Бахметьев бы предложил побегать «Столько места! Погнали побегаем!» Я на работу пришла устраиваться! Что ты несешь, Бахметьев!
Так, есть длинный коридор налево и дверь справа. Куда идти? И что обо мне подумают, если начну хозяйничать с порога? Вообще-то неплохая идея. «О, а вы уже здесь освоились! Ну точно администратор! Приняты! Деньги в шкафу, соцпакет на столе!»
Хорошо бы, если так. Но нужно ли разуваться? И какие тапочки брать? А вдруг чужие возьму? А если увидят без тапочек, скажут, что хамка пришла. Дела.
Я закусила губу и стала тренькать ногтями «треньк, треньк», как вдруг дверь распахнулась. Люди повалили толпой. Они смеялись и обсуждали каждый свое. Не меньше десяти человек, и все как с обложки «молодые и дерзкие». Никто не обращал на меня внимания. Словно стадо лошадей, они без отклонений прошли из комнаты в коридор вместе с запахом жвачки и спирта.
К счастью, дверь осталась открытой. Я решила заглянуть внутрь, но тут же столкнулась о свитер крупной вязки, под которым, кажется, была груда камней. На две головы выше меня, с острыми кудрями и острым носом, он стоял и смотрел словно сквозь; его бледно голубые глаза, казалось, вот-вот подожгут меня линзы? За мужчиной прошли еще трое все они заметно отличались от тех, что вышли ранее. Накаченные, лет по сорок, с шикарными осанками и вещами типа Gucci, Prada и Louis Vuitton. Уж в логотипах я разбираюсь. Однако из всех остановился только вот этот кучерявый шатен. Не знаю, сколько мы смотрели друг на друга, но по мне прошла вечность.
Вдруг его пальцы щелкнули над ухом и указали на меня, будто на какой-нибудь старый подсвечник.
Сань, найди другое, ляпнул он и пошел за остальными.
Это он меня даже женским родом не удосужился обозначить, не лучшее начало для собеседования.
В смысле? мужчина в татуировках побежал следом.
Не подходит, послышалось издалека.
Сердце стучало на перебой музыке, что громыхала в комнате. Я ничего не поняла. У меня на лице написано, что из деревни? А даже если и так, то что с того? Меня словно облили помоями, а потом попросили выбросить, чтобы не воняла. И этот взгляд? Я пришла устраиваться к вам на работу, проехала почти час рядом с полным ведром рыбы и, соответственно, рыбаком, ее наловившей. Можно хотя бы поздороваться? Тапочки предложить? Чаю, может, даже что-то какого-то.
Ты чего натворила? посыльный вернулся. Руки, шея и часть нижней челюсти были покрыты татуировками не спрашивайте какими, я сама не поняла.
Я помотала головой, не сумев родить даже крохотного слова.
Беда, блядь. Чо делать-то?
По голосу я поняла, что именно с ним разговаривала по телефону. У него были длинные волосы сливочного цвета с черными корнями, худощавые руки и куртка как у американских рокеров из восьмидесятых. Не знаю почему, но он располагал к себе, хоть и выглядел диковато и матерился через каждое слово.
Скажи уже что-то, ну, он пялился на мою грудь.
Мы то-только я обнаружила у себя способность заикаться. Мы то-только столкнулись, и он Я не-не знаю, я ничего не-не делала.
Ладно, спокуха, ебать, он достал из поясной сумки принадлежности и стал сооружать на весу самокрутку. Работать у нас хочешь?
Тут в прихожую залетает на спущенных бровях тот же мужчина, в которого врезалась. Меня тупо парализовало. Самоуничтожение через 3 2
Кто опять закрыл дверь на щеколду? голос был таким резким и низким, что я словила аритмию. Это ж я и закрыла.
Мужчина галопом пронесся мимо нас на лестницу и мельком посмотрел тем же злобным взглядом на меня. Странно, что только посмотрел. Я была готова получать по щам после такой встречи.
Интересно, что на этот раз пахло не жвачкой, а жженным ДВП или вроде. Они что, костер там жгут, что ли?
Да не парься так, сказал крашеный. Почему хочешь к нам? Эй.
Му музыку люблю.
Это заебись, тут все любят, он постучал самокруткой о ладонь, чтобы плотнее забить табак. Так работать нужно каждый день, короче, кроме воскресенья. А, ебать! Кофе, любишь, кстати?
Не знаю, на автомате сказала я. А денег сколько платите?
Мысли были совсем уже не о работе. Почему тот мужчина так смотрел? Что я сделала? Я не могла взять в толк, что кто-то вообще может так злобно смотреть на человека, которого видит впервые. Тем более на меня, я же милая как котенок. Не понимаю! Не понимаю!
Бля, ну пятьдесят штук в месяц платим, он вставил самокрутку в зубы, но не подкурил. Если поладим, то будет больше, ебать.
А как же я замолчала, когда услышала шаги с лестницы.
Мужчина вернулся в компании двух молодых людей. Они, не здороваясь и не разуваясь, ушли по коридору.
Что?
Ну я покрутила пальцем по кругу и посмотрела вслед кудрявому мужчине.
Ты про Бразильца? он продолжил. Бля, да нет времени капризничать. Срочно кто-то нужен, сама видишь. Сегодня Лёши нет, он посмотрел в комнату, откуда все вышли, завтра познакомишься. Или послезавтра. Хуй знает, в общем.
А Лёша это
Лёша это директор студии, ебать, но общаться по работе можешь со мной.
Завтра выходить? спросила я.
Конечно же, я врала о своем намерении. Я мечтала поскорее убраться. И уже знала, что не буду там работать, но сказать это прямо смелости не было.
Приходи к двенадцати, короче. Ключи потом сделаем, нахуй. Документы тоже потом. Студия новая, ебать. Клиенты уже есть, а сервиса ноль, бля. Надо работать. Я Саня, кстати, он показал кривенькие зубы. Многие Пенивайзом зовут.