Однако фильм только начался, и тут зазвонил мобильный телефон Сильвестра. Тот вышел из комнаты, нажав на кнопку «пауза», и Майя догадалась, что босс ведет разговор о чем‑то важном. Она не слышала слов, зато уловила его взволнованный тон. Когда он вернулся, по лицу стало понятно, что просмотр подошел к концу.
— Придется сделать перерыв. Сейчас заедет Белоярова.
— Зачем это? — удивилась Майя.
Прежде руководство «Блеска», впрочем, как и других печатных изданий, в которых Сильвестр вел колонки или рубрики, не удостаивало его личным посещением.
— Ни фига себе вопрос, — возмутился тот. — Когда за тобой заезжают всякие Акакии, я же не спрашиваю, зачем ты подводишь глаза и отправляешься с ними гулять под ручку?
— Ах, это… — растерялась Майя.
Она всегда подозревала, что Алла Белоярова относится к ее боссу чересчур тепло. Но что он тоже к ней неровно дышит — такое ей и в голову не приходило.
— Пойду, посмотрю, что у нас там, на кухне, — небрежно бросил Сильвестр. — Кажется, мы чашки не вымыли.
Он испарился, а Майя подошла к телевизору и легонько щелкнула замершую в неподвижности Кейт Уинслет по носу.
— Вот так‑то, — сказала она. — Жизнь идет своим чередом. А нам остается только моргать и улыбаться.
Белоярова домчалась очень быстро. Сильвестр к ее приезду сменил футболку на любимую спортивную рубашку и поставил на журнальный столик лучшие чашки. Две штуки.
— Ты не обидишься? — спросил он Майю.
— Разумеется, нет. Дама с вами приедет общаться. Я‑то ей зачем?
Не очень ей нравилась Белоярова, честно говоря. Слишком холодная, на ее взгляд. Хотя мужчины в большинстве своем бывали очарованы. Босса скорее всего пленило сочетание яркой внешности и острого ума. Впрочем, не факт.
Белоярова всего‑то дошла от машины до подъезда, но разрумянилась так, будто бегала на лыжах. Из‑под лохматой лисьей шапки выглядывали два глаза в стрельчатых ресницах, которые с удовольствием примерила бы любая женщина. Майя вежливо поухаживала за гостьей и отправилась на кухню читать книгу, передав эстафету боссу.
— Чай или кофе? — спросил тот, предложив Алле самой выбирать, куда садиться.
Она устроилась на диване и попросила сладкого черного чая. Сильвестр, не представлявший, как можно класть в чай сахар, бестрепетной рукой взял щипчики и набросал в ее чашку столько кусков, сколько она одобрила кивком головы. Четыре!
— Послушайте, тут такое дело, — начала Белоярова, имитируя неуверенность. Именно имитируя, потому что ее тело было окружено невидимой, но плотной и оттого хорошо ощутимой аурой силы. — Помните, вы рассказывали, что в вашем подъезде убили человека? И еще как‑то вскользь упомянули, будто помогали оперативнику, собиравшему информацию.
— Ну… да, — неохотно кивнул Сильвестр, лихорадочно соображая, когда и с какой стати он так расхвастался. — Вас что‑то беспокоит?
Он был проницателен, это Алла поняла с самого начала. Не стоило ходить вокруг да около. Нужно было пользоваться его проницательностью. Несмотря на взаимную симпатию, оба понимали, что она останется всего лишь легким привкусом деловых отношений. Они жили в разных измерениях. Ее система координат исключала болезни и неустроенность, его — жестокую погоню за деньгами.
— Мы получили одно письмо, — решительно сказала Алла и достала из сумочки большой конверт. — Вернее, фотографию со стихами.
— Мы — это кто? — немедленно уточнил Сильвестр, разглядывая конверт издали.
Конверт был белым, с марками и почтовым штемпелем, на лицевой стороне крупными округлыми буквами написан адрес.
— Письмо пришло в редакцию только вчера, но адресовано оно Ире Аршанской. Я даже не знаю, что с ним делать. Не хочется мне звонить следователю и разбираться. Может быть, вы как‑нибудь сами с этим… справитесь?
Алла сидела на диване, скрестив ноги в точности так, как это делают телеведущие — просто и изящно.
Сильвестр протянул руку, взял конверт, оглядел со всех сторон, после чего извлек из него цветную фотографию. На ней был изображен мужчина средних лет с лицом настолько невыразительным, что хотелось немедленно его отретушировать. Странный, как будто оплывший нос, мягкие контуры лица, дряблые уши…
На обратной стороне снимка тем же округлым почерком мелко, но весьма разборчиво были написаны три четверостишия:
— Листом кленовым… — вслух повторил Сильвестр. — Интересно… Мне кажется, лист все объясняет. Вы правильно сделали, что принесли эту штуку мне, — он помахал фотографией в воздухе. — Обещаю, я найду ей достойное применение.