— Ты опоздала, — выговорила она. Оглядела секретаршу с ног до головы, заметила подкрашенные ресницы и добавила: — Девушка, которая хочет хорошо выглядеть, должна мало спать и много двигаться, а не раскрашивать лицо, как индеец. Учти на будущее.
Весь день Люся обреченно ждала вечера. Будь у нее выбор, она отказалась бы от участия в празднике вообще. Лучше зайти в кафе и полистать новую книгу, заедая ее порцией шоколадного мороженого. Но Белоярова велела себя сопровождать, объяснив это тем, что хочет подарить какому‑то Пеструхину из команды спонсоров фирменный календарь… а тот не помещается в вечернюю сумочку. Поэтому Люся должна носить календарь за ней, пока не представится случай от него избавиться.
Бабушка учила ее в каждом событии находить что‑то позитивное. Люся долго искала и наконец нашла. Обычно на больших мероприятиях ее одолевало смущение, и она не знала, куда деть руки. Сегодня вечером руки у нее будут заняты календарем. Нужно этому радоваться. Она честно пыталась радоваться, но не слишком преуспела.
Клебовников появился в приемной ровно в семь вечера. В распахнутой дубленке и ярком шарфе, благоухающий одеколоном и, разумеется, всклокоченный. Впрочем, ему это шло. Люся робела перед ним. Он казался слишком взрослым, слишком умным, слишком успешным… Трагедия, случившаяся в его жизни, внушала ей мистический ужас. Люся полагала, что человек, переживший подобное несчастье, заслуживает особого обращения, а она в таких делах совершенный профан. Кроме того, она слышала, что у него на прошлой неделе умерла мать. И эту смерть он очень тяжело переживал.
— Ну, что? Пора ехать, — сказал Клебовников бодрым тоном и посмотрел на нее глазами человека, похоронившего свою душу восемь лет назад. — Не забыли, что я обещал вас подвезти?
В тот момент, когда он выводил Люсю из приемной, придерживая ее за локоть, в коридоре появился Свиноедов, наряженный в свежую, криво застегнутую рубашку.
— Вы куда? — спросил он с мрачной подозрительностью мужа, встретившего на лестнице жену под ручку с почтальоном.
Люся на всякий случай робко улыбнулась, а Клебовников невозмутимо ответил:
— Полагаю, туда же, куда и ты.
— А я куда? — не унимался Свиноедов. — И главное — зачем? Что мне делать среди людей, которые немедленно напьются, — простите мою смешную аналогию, — как свиньи, и учинят какое‑нибудь безобразие?! Вероятно, я сошел с ума.
— По‑моему, с тобой все в порядке, — заметил Клебовников, проталкивая Люсю вперед. — Впрочем, не знаю. На сегодняшних переговорах ты выглядел странно. А бедную журналистку чуть не просверлил взглядом.
— Я просто пытался понять — то ли это она меня так сильно возбуждает, то л и я купил себе тесные трусы.
Клебовников засмеялся. Он всегда смеялся над шуточками Свиноедова, хотя Люся считала, что тот больше смахивает на трагика, чем на комика.
— Возьмите меня с собой, — потребовал между тем арт‑директор не терпящим возражений тоном. — Уверен, я вам зачем‑нибудь пригожусь.
— В смысле — если спустит колесо, сам справишься с домкратом?
— По крайней мере помогу советом.
Он сходил за своим пальто, и все трое спустились по лестнице на первый этаж, очутившись через минуту на улице. Клебовников немедленно застегнул дубленку, потому что ветер уже обшарил его ледяными руками и попытался утащить шарф. Потом он незаметно огляделся по сторонам, отыскивая типа в сером полушубке. Тип стоял все там же, возле киоска, и от холода притопывал ногами. Клебовников быстро отодвинулся от своих спутников. Если в него выстрелят, они не должны оказаться на линии огня. Потом велел им ждать у подъезда и отправился за машиной.
Люся не знала, о чем говорить со Свиноедовым, который стоял молча, засунув руки в карманы длинного пальто. Тогда она стала смотреть по сторонам, тихо радуясь наступившей зиме. Продолговатые леденцы фонарей застряли в небесном сите, через которое сыпалась вниз тонко смолотая мука. Автобусы шли медленно, увозя отяжелевших от усталости людей. Отваливаясь от остановок, они басисто вздыхали. Их глушители кашляли, оставляя в воздухе мохеровые клубки выхлопного газа.
— Люся, у вас есть ухажер? — неожиданно спросил Свиноедов, не поворачивая головы. Его густые кудри летели по ветру, напоминая щупальца горгоны Медузы. — Кавалер, кадр, жених, любовник?
Люся вздрогнула и посмотрела на него со священным ужасом.