Чтобы попасть сюда нужно было нырнуть в заросли жимолости плотной стеной закрывавшие эту особую часть парка, и там, уже расцарапав пальцы, увидеть маленькая дорожку из серых плиток, скрывающуюся в непролазных зарослях дикого винограда.
Там, в зарослях, она ветвилась как маленький лабиринт, круто сворачивая то вправо, то влево. Иногда сюда забегали дети, но испугавшись зарослей, не заходили далеко и быстро возвращались к родителям громко крича и смеясь. как делают дети, когда не хотят показать своего страха.
По этой тропинке она проходила торопливо, почти не задевая колючие ветки шиповника. Ей каждый раз приходилось перепрыгивать лианы дикого винограда. Все ее детские страхи, словно затаились в этих кустарниках и цеплялись за вязаную кофту как колючки страшных снов. Неуемная фантазия заставляла чаще биться ее сердце и ускорять шаг. Солнце близилось к закату. Он ждал ее всегда, на закате, день за днем, уже целый год. В то самое время, когда на темном пути, становилось еще темнее.
Это был уговор. Их тайный странный и бессмысленный сговор. Во всяком случае ей он казался бессмысленным, но она приняла эту странную игру. Она ничего не спрашивала, а он ничего не объяснял.
Она должна была приходить только на закате. В любой сезон,, зимой, весной но всегда на закате. Она вела «дневник закатов» и неизменно следовала правилу, прийти в тот час, когда пора растапливать камин. Солнце садилось, камин разгорался, заменяя собой тепло уснувшего солнца.
Ее, маленькая фигурка выныривала из зарослей шиповника, а он уже стоял на старом крыльце. Неизменно босой и угрюмый. Даже зимой, он выходил встречать ее босиком. Он выходил на заснеженное крыльцо, в масляно желтом свете зимнего заката босым и когда она спрашивал не холодно ли ему он неизменно отвечал Было слишком много огня». Большие пальцы на ногах у него были изуродованы, будто расплющены, а на щиколотках, как кандалы застыли два уродливых ожога. Он был высок и по своему красив. Она знала, что он солдат или воин, какой то далекой и уже нереальной войны.
Она даже не могла отгадать сколько ему лет. Тридцать, пятьдесят? Двести пятьдесят? Его мощная, подтянутая фигура возвышалась на крыльце как готическая статуя на фронтоне собора,, но лицо испещренное мелкими шрамами и затянувшимися ранами от огня делали его старше, чем, он был на самом деле.
Его лицо не состарилось, его лицо было изуродовано. Длинные густые волосы были совершенно седыми. Он перевязывал их кожаным ремешком. Когда он сидел у камина и пламя освещало его лицо, то он казался ей изможденным старцем, усталым но когда он смотрел на нее с крыльца, то в его голубых глазах играли совсем озорные, молодые искорки.
Улыбался ли он ей когда нибудь? Она не могла вспомнить. Наверное нет. Если он рассказывал, что то или вообще говорил, она слушала, но не всегда улавливала смысл его слов. Порой, ей казалось, что он говорит на непонятном языке. Наверное на том странном языке, знаки, которого она разглядела в старой записной книжке, которую он всегда прятал, как только она входила в комнату.
Что она могла сказать о нем? Как рассказать о их странной встрече? Хотелось бы с замиранием сердца рассказывать скептическим подружкам, как героический солдат спас юную деву и они полюбили друг друга. Ведь это так естественно. Нет, все было совсем не так. Он должен был умереть, погибнуть, но именно она вытащила его из этой лодки, которая готова была отчалить.
Она нашла его. Она тащила его на себе под нескончаемым ливнем, тяжеленного, матерящегося и стонущего. Больше она ничем не могла ему помочь. Просто тащить, рыдать от бессилия, подскальзываясь в грязных лужах.
_____
В тот вечер она мчалась на своем велике под нескончаемым дождем проклиная все на свете и думая, «Ну почему я не посмотрела прогноз? Ну почему я опять так ступила? Ее тонкое платье промокло и облепило худенькое тело как мокрая простыня. Дорога была скользкая и казалось, что ночь навалилась раньше времени. Редкие машины обдавали ее дополнительной порцией грязи и воды, но она сжав зубы крутила педали, чувствуя как рюкзак на спине становится все тяжелее. Свет фар ослепил ее. Она резко затормозила и почти упала, наткнувшись на что то большое и мягкое.
Сначала она решила, что он мертв. С детства она боялась мертвецов и истошно заорала перекрикивая дождь, но он поднял на нее глаза полнее покорной мольбы. Такие глаза, наверное бывают у раненых или умирающих животных. Помутневшие от боли и страдания они действительно казались глазами животного, темными и влажными в темноте грозовой ночи. Она была совсем недалеко от дома и ей стоило остановить машину, кричать, звать на помощь, но в тот миг, с той самой минуты, когда он ледяной мокрой рукой схватил ее за запястье, и еле разжав губы властно приказал «Не ори»., Она больше ни о чем не спрашивала и только делала как он говорил. Да и не одна машина больше не блеснула фарами на мокром лесной шоссе.
Она низко наклонилась над ним пытаясь расслышать, что он шепчет, но сначала слышала только стон. Потом он еле еле прошептал просьбу., отвести его домой. Она подумала, что он рехнулся. Она закричала на него, но он схватил ее за шею и прижал к себе. Ему так было легче говорить.
И она потащила его. Это огромное, неподъемное тело, гору каких то мышц укутанных в грубую солдатскую одежду. Она волокла его шаг за шагом, все дальше в чащу, темную, непроглядную, грязную. Она ничего не видела, она только слышала его слова. Она кричала, у нее не было сил, а он даже не пытался встать и помочь ей хоть как то. Он только направлял. Иногда он стонал, иногда матерился. Он был груб, он был невыносим, он вонял и она тащила его через лес туда, где как он утверждал, был его дом.
На крыльцо он заполз сам, тяжело подтягиваясь на руках. Его руки дрожали и не слушались, когда он вытаскивал ключ из мокрых штанин. Маленький, обычный ключик на длинной капроновой ленте, он очень был похож на ее ключ, на ключ от ее квартиры,,до которой она сегодня так и не доехала.. Она замерзла и она плакала. Она не знала откуда взялись силы, но сейчас все что она чувствовала это была боль, холод и отчаяние. Она открыла дверь его ключом. Она с трудом попала в замочную скважину в полной темноте грозовой ночи и когда она распахнула дверь он с дичайшим криком перевалился через порог. Как большой раненый зверь он прополз вперед и замер.
В глубине комнаты, как темную тень, она увидела камин отделанный грубым кирпичом и большие поленницы дров вдоль стен. Она вошла вслед за ним. Присела на корточки и посмотрела ему в лицо. В полумраке лицо выглядело грязным, израненным, разорванным мелкими порезами но оно показалось ей почти красивым. Блестящие от дождя впалые щеки были покрыты мелкими порезами и шрамами. ей даже показалось, что раны кровоточат и порезы совсем свежие.
Он лежал с закрытыми глазами и почти не дышал. Она молча сидела рядом пока он, наконец стяжело дыша не произнес :
Крайд, меня зовут Крайд. Будем дружить.
Здесь холодно- ответила она, можно растопить камин?
Конечно. Теперь ты всегда будешь разжигать для меня этот камин. прошептал он
Почему?
Потому, что она так написала.
********
Сейчас же уже была поздняя осень, Пахло прелой листвой, сырой и безжизненной. Дожди заставляли падаль гнить и она подскальзывалась на мокрых пятнах опавшей листвы.
Только, что прошел дождь и пока она пробралась по тропинке вымокла насквозь задевая за тяжелые мокрые ветки. Они поливали ее гнусным дождем, вонючим и блеклым как этот день. Тошнотворный запах потушенных дождем костров заставлял ее мелко покашливать. Ее светлые волосы, ничем не прикрытые, поблекли в сером свете дождливого заката. «Самая скучная пора» -подумалось ей и тут она снова увидела его.