Спит он так в носках ночь-другую, потом вскакивает и произносит: «Женюсь и точка». Узнал он у знакомых Маринин телефон, дело-то не хитрое, потому что ее телефон половина мужского населения Москвы знает наизусть, и позвонил. «Выходи, говорит он по телефону, дорогая Марина, за меня завтра с утра замуж». И замер в ожидании, как студент-нарушитель во время оглашения приговора суда. А Марина Б. отвечает благосклонно, мол, согласная я, но при одном условии. Нужен ей, видите ли, позарез чайный сервиз на двенадцать персон. Да не простой сервиз, а подходящий по цвету к обоям в новой квартире. А в старой хибарке, где она ютится как сирота без прописки, Марина Б., извините покорно, никаких серьезных отношений с мужчинами иметь не желает. Ничего не попишешь, требование законное. Что она, девочка что ли? Как-никак поэтесса.
Григорий Михайлович расстроился, нацепил в спешке габардиновые штанишки наизнанку и выбежал как полоумный на улицу. Пробежал квартал в левую сторону до аптеки. Купил пузырек валерианы, потом промчался, распугивая бездомных собак, два квартала в правую сторону до той самой булочной, где повстречал Марину Б. Поплакал там в уголке, съел сайку с изюмом, развернулся и отмахал три квартала до хозяйственного. Приобрел задешево чайный сервиз ничего такой, с цветочками и жуками на боку, китайского фарфора. Вернулся домой, снял габардиновые штанишки, повесил их аккуратно на вешалку и погрузился в депрессию. Сидит и рыдает. Где взять квартиру Марине Б.? Да чтоб еще цвет обоев к купленному сервизу подошел. Квартиры нет, разве что свою подарить, но в ней лишние люди обитают. Мама пенсионерка, к примеру. Сердце подсказало Григорию Михайловичу, что брак его находится под угрозой. Напялил он снова штанишки, глотнул коньяку для храбрости, сунул сервиз под мышку и рванул к Марине Б. лично объясниться. Решил он раз и навсегда покончить с неопределённостью своего холостого положения. Надеялся разжалобить поэтессу и вступить с ней немедленно в самое серьезное сожительство.
Марина Б. умилилась речами влюбленного и не прогнала его, а уложив в постель, изобразила, как она была бы нежна, если бы имела надежное место, где жить. Наутро, впрочем, проведя пристрастную беседу с Григорием Михайловичем, Марина Б. постепенно остыла. Осознала она, что пролетает мимо квартиры как фанера над Парижем. Конечно, она обиделась. Первым делом расквасила китайский сервиз о стену. Потом всхлипнула и сказала, что она так и знала. Мужчины, дескать, все одинаковые. Только Григорий Михайлович среди других мужчин еще скучнее. С ним даже не всякая мышь в дому уживется, не окочурившись от тоски. «Ты, Гриша, говорит, вообще не человек, а перезревший гриб подосиновик. С виду красивый, большой, шляпка коричневая на солнышке светится. А внутри труха и червячки ползают». Что она имела в виду под шляпкой, понять было сложно. Но Григорий Михайлович оскорбился, как младенец от прививки. А Марина Б. засмеялась ему в лицо и говорит: «А замуж я вовсе и не спешу, у меня тайный супруг давно в Сочи проживает под другой фамилией». И добавила сгоряча, что знать она Гришу не хочет и катился бы он на три буквы прямо сейчас. Мужчины, мол, все врожденные идиоты, неспособные понять поэзию женской души.
На месте Григория Михайловича многие герои сиганули бы в Москву реку или отравились барбитуратами с водкой. Но он перенес стойко, без нытья. Вышел на улицу, забыв даже надеть свои габардиновые штаны. Идет и рыдает в три ручья. Первые два ручья это слезки из глаз, а третий сопелька из носа. А навстречу, к счастью, попалась ему давняя знакомая. Тут я, как рассказчик, немного сконфужен. Дело в том, что знакомую эту тоже завали Марина Б. Чтобы не спутать двух женщин, назовем вторую Марина Львовна (на самом деле она была, кажется, Геннадьевна, но Львовна ей как-то к лицу). Так вот, Марина Львовна, женщина в соку, бывалая и разбитная, как увидела Григория Михайловича без штанов в слезах, сразу сообразила что к чему.
Проводила она безутешного влюбленного под ручку домой. Заварили они чайку с чабрецом, побеседовали по душам, вспомнили старое, утерли друг дружке слезки и сопельки передником. И как-то так вышло, что Марина Львовна согласилась сочетаться законным браком с Григорием Михайловичем даже без квартиры. Но опять-таки при одном условии, чтобы жить каждый в своем доме раздельно с собственной мамой и прочими домочадцами. А у Марины Львовны было аж пятеро домочадцев в двух комнатах: два ребенка от второго брака, один, немного нервный юноша семнадцати лет, от первого, мама и мамина сестра-близняшка.
Григорий Михайлович на радостях, что попадет в такую дружную семью, поклялся служить двум тещам верой правдой. Уподобился он библейскому Иакову, проработавшему в рабстве у дяди четырнадцать лет ради любимой Рахили. Обещал Григорий Михайлович подвозить тещ куда следует на машине, гулять с детьми, доставлять продукты и произвести косметический ремонт. Только снова при условии, чтобы не маячить особо перед глазами в квартире и без него так тоскливо, что хоть вешайся. Марина Львовна улыбнулась любезному своему Грише очаровательно и сказала, что раз так все хорошо складывается, она сразу после регистрации брака поедет отдохнуть в Сочи с одним другом дома.
Так и получилось. Расписались молодые, выпили шампанского, а друг Марины Львовны уж торопит гудками из машины под окнами. Укатила она с ветерком. Григорий Михайлович же выполнял обещанное с огоньком в глазах. Детей он любил, даже тех, кому семнадцать лет, и кто ходит из угла в угол с перочинным ножичком, страдая от нервных болезней. Две тещи в нем души не чаяли до такой степени, что доверили Грише управлять семейными инвестициями. Дескать, вложи куда считаешь нужным, милок, но чтоб с пользой. А вернуть потом надо с процентами.
Задумался Григорий Михайлович об инвестициях. Все кругом инвестируют, а он что рыжий? Он, кстати, не рыжий, а скорее седой от вечных неприятностей. А средства, между прочим, были не так уж велики, чтоб попусту инвестировать. На биржу и в банки Григорий Михайлович не пошел, а присмотрел в рекламе бытовку на дачу. А реклама сейчас знаете, какая подлая? Пишут: «четыре бытовки по цене трех». Разве не заманчиво? Четыре Григорию Михайловичу и не нужно совсем, ему и три не нужно. Ему и одна не нужна, если честно. Но раз решил Взял тещины деньги и купил четыре по цене трех.
Поставил он бытовки по периметру дачного участка красота. Похоже на заброшенный поселок геологов, потому что в центре вышка стоит и на вышке бочка водонапорное устройство. Соседи подумали, что война миров началась, но нет, всего-навсего Гришина шестиметровая башня на трех ногах качается на ветру и руками-трубами со скрежетом размахивает. А могла бы ведь упасть, если бы с водой была Но на насосы денег не хватило.
Так вот, четвертая бытовка оказалась маленькой. Прямо как собачья конура. А что вы хотели забесплатно? Не верьте рекламе! Григорий Михайлович задумал в ней баню соорудить. Погреться если надо или пропотеть. А помыться в той бане пока нельзя воды в ней нет. Туалета, между прочим, тоже нет. Кому надо беги в лес за три версты. Такой своеобразный фитнес. Зато печка теплая из старых утюгов, обложенная речным камнем. Вот с этим камнем и вышла оказия.
Сидит как-то в июне Григорий Михайлович в бане и потеет, расслабляется. А две тещи на участке клубнику пропалывают. Хорошо жить в браке. Только вот в желудке бурчит и в голове чувствуется когнитивный диссонанс. Вроде бы от камней прет в воздух микроэлемент. Григорию Михайловичу от того микроэлемента, с одной стороны, прекрасно на душе, а с другой немного страшно. Захотелось даже померить параметры разные и состав воздуха определить, убедится в оптимальности выбранной брачной жизни. Протерся он от пота полотенчиком, надел габардиновые штанишки и рванул на радиорынок приборы покупать. Приобрел китайский дозиметр, анализатор воздуха и определитель магнитуды электрических полей с адской чувствительностью. Вернулся, замерил и обалдел почти все параметры отличаются от воображаемых им ранее. Особенно магнитуда полей подкачала ни в какие ворота не влезает.